Видео
В мире
Честный ответ: «Дешево и совково». Рад, что съездил, но больше по своей воле – никогда. Но зато вдоволь навспоминался СССР. В Софии, например, еще сохранился тот советский дух, которого уже почти не осталось в России. «Сталинские» министерские дома, а в минуте – разруха и нищета, плюс особый неулыбчивый сервис, когда всем на тебя наплевать. Как-то уж забыл, что такое было когда-то и в Москве.
Тогда мы в студентах частенько заскакивали в пивнушку на Страстном бульваре. Туалета в пивной не было, и по нужде бегали за угол в бывший монастырь. Там стояли деревянные бараки, перед бараками были водяные колонки, в бараках жили люди, на табуретках перед бараками стояли тазы, в тазах стирали белье. 1986 год. До Кремля оттуда было 10 минут, до конца советской власти - целая пятилетка.
Я вспоминаю об этом, поскольку уже выросли пара поколений, никогда не живших в СССР, но испытывающих к СССР симпатию, доходящую до страстной любви. Потому что их родители, не слишком преуспевшие при нынешнем кумовском капитализме, про СССР вспоминали только хорошее. Причем этот феномен – тоска по СССР со стороны там не живших – перестал быть локальным явлением. Такие настроения популярны, например, и в Германии, куда после падения Берлинской стены переселилось миллионы советских евреев и немцев. Та же схема: родители-переселенцы не слишком преуспели, но зато когда-то «они жили в великой стране».
А как проверишь это величие?.. Правда, в Берлине это испытать можно, пережив лично, эмоционально и чуть не тактильно жизнь при социализме. Потому что в Берлине есть совершенно потрясающий музей ГДР. Там входишь в лифт, кнопки которого подпалены спичками (как часто бывало при советской власти). Лифт дергается, свет под потолком гаснет, вспыхивает, гаснет, вспыхивает (о да! было!..)
Из лифта ты выходишь в типичную гэдээрошную квартиру. Мерцает телевизор. Ведущий с угрюмым взглядом рассказывает о выступлении на партсъезде товарища Хонеккера…
Впрочем, чтобы понять эстетику советской жизни, можно зайти в Берлине и просто в Русский дом на Фридрихштрассе. Это уже не музей, а действующая культурная витрина современной России. Но часы там остановились где-то при Андропове. Пахнет гнилыми тряпками; угрюмые охранники досматривают на входе; бюст Пушкина окружен бархатными шнурами, чтобы никто не приблизился; реклама обещает «Русские сезоны» с хорами в кокошниках… Унылая пора, знакомая до слез, до прожилок, до детских припухших желез.
Проблема, однако, в том, что в современной России нет и таких мест для переживания ушедшей жизни. Витринные экспозиции предметов советского быта в Москве на ВДНХ и в Петербурге на канале Грибоедова –совсем не то.
Нужно, чтобы была возможность забежать в коммунальную уборную, где по стенам висят стульчаки (у каждого семейства – свой), а в фанерный ящик засунута газета вместо туалетной бумаги. А затем чтобы можно было пройти в крашеную в подло-зеленый цвет кухню, где тетка в бумазейном халате и в папильотках кипятит в баке безразмерные рейтузы.
И чтобы в комнате на стене ковер (непременно красный), и под ковром раскладной продавленный диван, а под потолком – пародия на хрусталь: пластмассовая люстра «каскад».
Идеально было бы вообще сделать тематический парк «День в СССР», чтобы очереди начинались с кассы, чтобы без очереди вообще никуда, чтобы выбрасывали дефицит, чтобы пиво пилось из стеклянных банок за неимением кружек, чтобы в столовке в супе сепарировали гущу от жижи, чтобы из кнопочных кухонных репродукторов неслось «Это время гудит – БАМ!», чтобы портрет Ленина маслом среди гортензий, и чтобы Брежнев и политбюро, и чтобы за 14 копеек тот самый пломбир единственного сорта с намокшими вафлями. А можно, если нет денег на парк воспоминаний, ограничиться скромным бюджетом, и не сносить очередную пятиэтажную «хрущевку», а убрать только внешние стены, превратив квартиры в витрины советского быта.
Очень скоро сделать такое будет очень трудно: уйдут те, кто жил в СССР, выкинут на помойку осиротевшие советские вещи. Останется тогда только ездить в Берлин да смотреть идеально сделанный американский сериал «Чернобыль», - поскольку Болгария к тому времени, надеюсь, тоже изменится.
Дмитрий Губин, "Деловой Петербург".
