Видео
В мире
Всякий раз, когда отмечается очередная годовщина распада Советского Союза, обсуждающая это событие публика делится примерно поровну — и начинает защищать две, и всегда одни и те же, точки зрения.
И обе они — чем дальше, тем менее убедительны.
Мнение ненавистников СССР хорошо известно — и до сих пор упорно воспроизводится либеральной прессой.
Как, мол, хорошо, что погибла империя зла, и если бы нам, прогрессивным людям, представилась возможность повторить свое торжество над миром отсутствия колбасы и наличия ГУЛАГа, мы бы с радостью снова отправились на баррикаду и проч.
Кажется, единственное, о чем сожалеют эти люди, — это о том, что не смогли в эпоху революции проявить нужный уровень жестокости, кого-нибудь осудить, люстрировать, запретить, пересажать…
Что им ответить?
Эта пародийная ненависть к собственной стране не нуждается в опровержениях
Достаточно лишь заметить, что на примере Китая и Вьетнама (коммунистические державы), Испании, Португалии и Чили (правоконсервативные державы), да и еще много кого еще — мы можем видеть, что избавление общества от наиболее тягостных форм тирании, несправедливости или репрессий может происходить и без разрушения государства подчистую, без праздника на руинах, а — медленно и аккуратно.
Впрочем, им ничего не докажешь.
Со встречной позицией — чуть сложнее.
Наши официальные патриоты и советские ностальгисты, вечно оппонирующие певцам распада, люстраций и Гаагского трибунала, — в данном случае ссылаются не на одну пустую ненависть.
Они козыряют заводами, дивизиями, ракетами, военными победами, именами инженеров-конструкторов, генералов и космонавтов.
Им, как они вполне обоснованно говорят, есть чем гордиться.
Но как только в их адрес следует вопрос — а какой ценой все это было достигнуто? какова была оборотная сторона этих выдающихся мероприятий? — тут же встает глухая стена
Да, уничтожили миллион человек, но зато построили завод.
Да, лишили несколько поколений возможности увидеть мир, но зато построили завод.
Да, остались без элементарных товаров в магазине, но зато построили завод.
И, слушая эту бравую аргументацию, хочется спросить: простите, а никаким другим способом этот завод нельзя было построить?
Все ж таки десятки стран в мире успешно делали примерно то же самое — но вовсе не той ценой.
Впрочем, им тоже ничего не докажешь.
Но возможна ли какая-то третья, не такая шаблонная точка зрения?
Несомненно.
И начать стоит с того, что тот Советский Союз, который, собственно, и был распущен в декабре 1991-го, — это вовсе не та страна образца 1984 года, которую одни нахваливают, а другие проклинают
Это было активно меняющееся, демократическое государство, ушедшее очень далеко от того исторического трафарета, о котором ведется спор.
Но в ту ли сторону оно менялось?
И можно ли было менять его как-то иначе, раз уж известный нам путь привел в никуда?
У падения СССР было много причин — перечислим некоторые из них, наиболее очевидные.
Быстрые политические реформы, устроенные с большим опережением изменений в экономике.
Острая нехватка потребительских товаров, связанная с обрушением нефтяных цен и общим неумением советского хозяйства вовремя закрывать дефицит.
Национальная политика, в центре которой стояли территориальные права этнических меньшинств СССР; сообразно капризам которой были проведены причудливые границы; по законам которой «русский вопрос» не то что не решался, а вообще не мог быть поднят.
Нерешительная, слабая, переменчивая политика московского руководства.
Были и другие причины, но и этих четырех — достаточно для того, чтобы понять, каким мог бы быть альтернативный сценарий.
Для начала политические реформы должны были не опережать, а сильно отставать от экономических, быть их слабым эхом
Советские люди должны были сначала научиться быть собственниками, торговцами, субъектами рыночных отношений, и уже только потом, много позже — стать субъектами политики, освоившись в новой жизни.
Далее, отказ СССР от военного присутствия в Восточной Европе, отказ от «соцлагеря», и особенно его согласие на объединение Германии — должно было быть дорого продано. На эти средства возможно было бы накормить страну.
Далее, следовало провести ревизию ленинской нацполитики — и аккуратно, в условиях жесткого полицейского контроля, отменить все наиболее безумные инициативы Советской власти по части этнотерриториального разделения, привести внутренние советские границы в соответствие с реальной картиной преобладающего на той или иной территории большинства. И, главное, перенести «точку опоры», «эпицентр» бюджетных и гуманитарных вложений с поддержки центром окраин — на укрепление главной несущей стены государства, русского народа.
Ну и наконец, московское руководство.
И в этот момент, когда речь заходит о руководстве, — становится ясно, почему никакие разумные решения во внешней, экономической или национальной политике СССР были невозможны, и почему невозможно было спасти страну
Спасать ее было некому.
В Москве в то время — если говорить о серьезном начальстве — просто не было людей, которые были бы способны хоть что-то предвидеть, и — что-то предотвратить.
Последние советские начальники были политически инфантильными, самоубийственно доверчивыми и абсолютно неприспособленными к новой эпохе людьми — и потому все проекты по части спасения родины, как тогдашние, еще реальные, так и нынешние, умозрительно-фантастические — некому было бы адресовать.
СССР можно любить или ненавидеть — это, в конце концов, дело вкуса и личного выбора.
Но исправить, улучшить его было нельзя.
И ничего, кроме глубокого сожаления, этот факт не вызывает.
Дмитрий Ольшанский, Ум+
