В конце XIX века в Российской империи активно развивались различные формы кооперативных объединений. Наибольшие успехи были достигнуты в области кредитной и потребительской кооперации. Немного сложнее обстояли дела в сфере производства, отмечается в книге главного научного сотрудника Института российской истории РАН Авенира Корелина «Кооперация и кооперативное движение в России. 1860 – 1917 гг.». Простейшей формой производственного кооперативного объединения была артель.
Известный юрист XIX – начала XX веков Семен Пахман давал ей следующее определение: «Под артелью вообще можно подразумевать такой юридический союз, в котором несколько лиц соединяют свои личные, а иногда и имущественные средства с целью извлечения из данного предприятия общей прибыли».
Широкое применение коллективных форм организации труда, уходящих корнями в глубокую древность, питало убеждение об особом коллективистском духе русского народа.
На самом деле основными факторами, инициирующими коллективизм, были суровые естественные условия жизни и хозяйствования, гигантские просторы страны, консервирующие традиционные общественные формы организации быта и трудового процесса.
«Представители демократических течений общественной мысли прославляли артельные начинания, искали в артели исконный крестьянский коллективизм, видели в ней решение экономических проблем беднейших слоев населения, пророчили артели успешное будущее. Первые производственные артели возникли на волне общественного подъема 1860-х годов. Организованные силами отдельных энтузиастов, они активно поддерживались земскими органами самоуправления. Первые артели, созданные при содействии земства, занимались сыроварением», — конкретизирует историк Степан Пьянков в своей статье «Ссуда на коллективизм: организация земледельческих артелей на Урале в конце XIX в.».
Первые земледельческие артели появились в Херсонской и Пермской губерниях: в последнем случае это было связано с катастрофическим неурожаем 1891 года, нанесшим крестьянскому хозяйству сильнейший удар.
Основное имущество артелей составляли лошади, приобретенные на земский кредит и средства благотворителей.
Артель отвечала за своих членов и за всех нанятых лиц всем своим имуществом. Все недополученное при распределении с одного или нескольких членов могло быть разверстано между остальными. Отношения внутри артели регламентировались уставами. В них указывались наименование, цели, место деятельности артели, условия принятия членов, учеников, пределы применения наемного труда, форма и размер ответственности членов, порядок образования и расходования артельного капитала, внесение членских взносов и т. д.
Согласно Пьянкову, новые способы организации труда, привнесенные извне, чуждые крестьянскому миру, не укладывались в рамки привычных хозяйственных практик, а потому воспринимались как чрезвычайные и временные. Ставка на социальную общность крестьянства не оправдала себя. Свойственный крестьянству коллективизм отнюдь не означал полного слияния экономических интересов отдельно взятых домохозяйств. Крестьянская семья, удовлетворяя базовые потребности, связанные с обеспечением физического существования, во многом являлась в хозяйственной жизни самодостаточной структурой.
Видный российский и советский экономист Александр Чаянов считал возможной организацию сельскохозяйственных артелей как формы кооперации, хотя и указывал, что они уступают капиталистическим предприятиям в производительности труда. Недостатки артелей могут быть устранены тем, что ряд отраслей крестьянского хозяйства остаются в индивидуальном пользовании, а остальные обобществляются, указывал он. Необходимо оплачивать работу в артели по труду, а произведенные продукты распределять частью между артельщиками, частью направлять в общественный фонд.
После революции 1917 года помимо артелей начали создаваться трудовые коммуны. Со временем хозяйства переводились на самообеспечение и больше не получали дотаций из государственного бюджета. В социальном плане создание коммун и артелей было нацелено на поглощение маргинальных элементов, порожденных распадом промышленности и войной. В коммуны рекомендовалось привлекать, в первую очередь, вернувшихся с фронта красноармейцев.
В 1918-1919 годах коммуны и артели в большинстве случаев создавались бедняками, за редким исключением в них участвовали середняки.
Деятельность сельскохозяйственных артелей не стала универсальным решением экономических проблем беднейшей части населения. Чаще всего в артелях подобного рода стремление членов к индивидуальному пользованию подрывало коллективный способ ведения хозяйства, «новый быт» не укладывался в жизненные реалии, скудность средств сворачивала культурные преобразования.
Так, например, в статье Ирины Гончаровой «Коллективные хозяйства Центрального Черноземья в 1920-е гг.» приводится пример Оптушанской коммуны Орловского уезда: «В коммуне общий стол и общее пользование продуктами. Было заведено правильное счетоводство и отчетность, была устроена школа для детей и летний театр, но теперь за недостатком сил все это временно сокращается». Другие рассыпались и возвращались к «трехполке и бездоходному крестьянскому хозяйству» или же реорганизовывались в товарищества.
29 сентября 1920 года Наркомат земледелия РСФСР принял новый примерный устав земледельческой артели, по которому в общее пользование переходило все — от коровы до подушки и ложки.
На основе артелей и коммун появлялись первые колхозы, которые должны были стать средством политического и культурного влияния на крестьянское мировоззрение. Первоначально под словом «колхоз» подразумевалась одна из трех форм хозяйства: коммуна, артель и товарищество по совместной обработке земли (ТОЗ). Первые колхозы в годы Гражданской войны развивались в очень трудных условиях. Их материальная база была слаба. Не хватало опыта организации коллективного труда, преобладала уравниловка в распределении продукции, слабо использовалось материальное стимулирование.
Члены колхозов не уклонялись от мобилизации в РККА, а нередко уходили добровольцами, что приводило к нехватке рабочей силы в хозяйствах. Колхозы тоже сдавали произведенную продукцию по продразверстке, причем, в отличие от крестьян, не скрывали по идейным причинам от продорганов собранного урожая.
К концу 1920-х земледельческие артели составляли 33,6% всех колхозов в СССР, ТОЗы — 60,2%, коммуны — 6,2%.
В одном из более поздних примерных уставов цели и задачи были сформулированы следующим образом: «Трудящиеся крестьяне села добровольно объединяются в сельскохозяйственную артель, чтобы общими средствами производства и общим организационным трудом построить коллективное, то есть общественное хозяйство, обеспечить полную победу над кулаком, над всеми эксплуататорами и врагами трудящихся, обеспечить полную победу над нуждой и темнотой, над отсталостью мелкого единоличного хозяйства, создать высокую производительность труда и обеспечить таким образом лучшую жизнь колхозников».
Также уточнялось, что «колхозный путь, путь социализма, есть единственно правильный путь для трудящихся крестьян». Согласно уставу, члены артели обязывались укреплять свою артель, трудиться честно, делить колхозные доходы по труду, охранять общественную собственность, беречь колхозное добро, тракторы и машины, установить хороший уход за конем, выполнять задания государства и таким образом «сделать свой колхоз большевистским, а всех колхозников зажиточными».
Название «сельскохозяйственная артель» потеряло свое значение в 1930-х, когда в документах осталось только наименование «колхоз».
Газета.ру