Видео
В мире
Родом Мокей ЖЕЛТОВ — из крепостных крестьян Ярославской губернии, в Ригу попал еще мальчишкой: «На выучку к дяде, занимавшемуся мелочными банкирскими делами» — то есть разменом денег. Вернулся назад, откупился и в 1823–м открыл в Риге собственную меняльную лавку.
Эта меняльная лавка находилась, как тогда говорили, «под ресурсом» — в нижнем этаже немецкого клуба Ressourse, на месте нынешнего Музея оккупации.
Как писал современник, лавка «была любимым сходбищем таких русских людей, которые любили потолковать не то чтоб об одних коммерческих оборотах, но больше о делах общественных, о положении русских рижан, и составляла нечто вроде русского клуба для мыслящих и неравнодушных к интересам русского общества русских рижан».
А положение русских рижан было незавидным. Тем, у кого была коммерческая жилка, балтийские немцы не давали ходу. Торгуй только на окраинах, а что–то изменить — нельзя. В управляющих структурах – гильдиях и цехах – сплошь немцы.
Современник писал:
«Строгие времена были для нашего брата, купца. Торговать – так не угодно ли в Гостином дворе, да и в год мы имеем продать товару столько–то, а больше ни–ни, убирайся вон и с торговлею, вот тебе и весь сказ, — и то доплати подать. Попробовал бы ремесленник заниматься своим делом, не записавшись в цех, лучше и не пробуй, коли не хочешь разоренья вконец. Русский хлебник попробуй–ка испечь к Пасхе кулич на продажу – сейчас тебе штраф, а кулич в Двину…»
Хозяин «русского клуба» гимназий и университетов не кончал и, как писал современник, «выучен был грамоте так себе, чуть не на медный грош». Тем не менее многого добился за счет самообразования.
«Знания он пополнял чтением книг… История Карамзина, разумеется, была ему известна, «Северная Пчела» выписывалась им постоянно, а из немецких газет старался получать переводные отрывки. Следя за ходом мировых событий, он преимущественно любил следить за развитием любезного Отечества. Особенно горячо принимал к сердцу гражданское положение русских рижан и был одним из сильных поборников мысли за полную равноправность с немцами…»
Русские жители Риги (овощеводы) в 1840–е годы. Гравюра Теодора РИКМАНА.
Строительство богадельни Фирса Мироновича САДОВНИКОВА в Риге – со школой и храмом в немалой степени обязано и Мокею Желтову. По делам он часто приезжал в Санкт–Петербург и был знаком с Фирсом Мироновичем. Он и убедил купца 1–й гильдии пожертвовать деньги на благое дело.
Сын владельца меняльной лавки — Иван Мокеевич ЖЕЛТОВ — стал продолжателем дела отца на духовной ниве: преподавал русскую словесность в рижской Александровской гимназии, сотрудничал с крупнейшей газетой края «Рижский вестник». Он – автор первой повести, написанной русским рижанином, – «Удильщик на Двине».
Это рассказ о быте и нравах русской Риги далеких лет, о рижских островах и об одном из предместий города – Красной Двине, о рыбном промысле, которым тогда занимались многие русские рижане.
Пишет автор и об отношении русских к латышам. И оно лишено излишней восторженности, которым часто награждали коренное население заезжие русские писатели и публицисты. Среди героев повести (точнее, антигероев) – латыш, мясник Индрик ПРИТЦ, решивший стать немцем.
«Это был прежде всего онемечившейся латыш, как и самая его фамилия показывает. Латыши вообще народ, достойный уважения, но только в деревне. Там латыш, лютеранин ли, православный ли, очень хороший человек, он вежлив, услужлив, вынослив, по–своему гостеприимен, набожен и в высшей степени честен. Сколько раз я проезжал и проходил латыщиной и нигде и никогда не был обворовываем, обсчитываем и везде охраняем, как родной… Но зато латыши городские далеко не подходят под этот тип. Растлевающая жизнь большого города, обильного всеми родами соблазнов, решительно уничтожала их скромные, в высшей степени уважительные добродетели сельского характера… Особенно нехороши те латыши, которые ломятся в немцы, которые немцами не могут быть ни по воспитанию, ни по чувствам, ни по уму, но стыдятся своего происхождения, как будто в нем есть что–то нехорошее…»
Дом, где располагался клуб Ressourse и где была меняльная лавка Мокея Михайловича ЖЕЛТОВА.
А вот – о праздновании Лиго в то далекое время:
«Праздник Лиго в Риге начинается 22 июня на Двинском плавучем мосту и на городском берегу… На мосту гремит полковая музыка, корабли и лодки украшены венками, цветами, флагами; народу видимо–невидимо… На реке, на притоках ее, на Красной Двине, на рукавах ее около Заячьего острова тоже движение, даже более живое, свободное, чем в городе… Тут вы встретите люд, торжествующий нараспашку…»
Однако, как отмечает автор, «безобразия почти не бывает».
Антипод Притца — старовер, рыбак дядя Ерема. На жизнь он зарабатывает рыбным промыслом:
«Как никто другой, он знал весь лабиринт заливов, проливов, проток, озер, каналов, островов, болот, который заключается в пространстве между Ригою и устьями Двины...»
В теплое время года у дяди Еремы даже квартиры не было — все время проводил в лодке и только зимой «имел постоянную конурку по 50 копеек в месяц». Чем–то этот человек предвосхищает типы «босяков» — Челкашей из романов Максима ГОРЬКОГО.
Автор далек от идеализации героя. Тот «не считает за грех натаскать дров из плотов на Двине», «имеет контрабандную двустволку, которой охотится на дичь» и в то же время «до того строго держит посты, что скорее бы с голоду помер, чем оскоромился в пост». Товарищи его уважают, а враги боятся — за независимость и чувство справедливости.
Одна из тем книги – борьба с браконьерством в рыбной ловле. Желтов — среди первых рижан, который говорит об этом. Не только в книге, но и в многочисленных газетных публикациях:
«…следует немедленно и строжайше воспретить ставить сети, мережи весною, когда рыба икру мечет, когда она, как одурелая, как окормленная, так и лезет к берегу в погибель. А у нас–то именно в это–то время рыбаки, пользуясь ее одурелостью, и ставят свои убийственные западни...»
Предлагает он и брать деньги за право ловить, а отдавать их на содержание приютов для бедных:
«…обложите их хоть пятью рублями, хотя бы в пользу богоугодных заведений… Бог даст, поможет нам дождаться того счастливого времени, когда и рыбка будет крупнее, и сделается подешевле. О том–то мы и хлопочем, чтобы мелкой рыбы не ловить, чтобы одну крупную развести… сделать ее для всех классов населения доступною и желательною…»
А проходя по улице Фирса Садовникова, названной в честь купца–мецената, пожертвовавшего деньги на благое дело, русским рижанам стоит помнить и имя того, кто убедил его в этом и кто среди первых русских рижан выступал «за полную равноправность» всех его жителей – бывшего крепостного Мокея Михайловича Желтова...
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото – из архива
