Видео
В мире
Грулев родился в 1857 году в многодетной еврейской семье. Все помыслы родителей были направлены на заботу о куске хлеба. После окончания школы в 1869 году в родном городке Михаила принимают в уездное реальное училище в Себеже. Училище позади, что делать дальше? Юноша решает посвятить себя военному делу.
Подает документы для поступления вольноопределяющимся в Царицынский полк, но получает от ворот поворот как лицо иудейского вероисповедания. И хотя в 1878 году Михаила зачислили в Красноярский полк, где он проявляет такую смекалку и рвение, что скоро получает унтер–офицерский чин, все его попытки поступить на учебу неизменно терпят крах по той же самой причине. Наконец, держит экзамены в Варшавское юнкерское училище и, наученный горьким опытом, пытается вероисповедание скрыть.
Поначалу все было вроде бы гладко: перед вступительной комиссией предстал исполнительный, дисциплинированный унтер, к тому же прекрасно аттестованный ротным командиром. Экзамены он выдержал превосходно, но когда пришла пора зачисления, тут–то "каинова печать" снова выплыла наружу. И Грулеву было предложено: или (в который уже раз!) забрать документы и идти восвояси, или креститься. После долгих раздумий и колебаний он склонился к последнему…
В 1882 году Грулев был выпущен из училища прапорщиком в Красноярский полк. Условия жизни в сырой казарме отнюдь не вдохновляли, однако настроение было радужным и приподнятым. "Что все эти невзгоды по сравнению с занявшейся зарей новой жизни, со всеми ее заманчивыми перспективами! — восклицал он.
— Да есть ли предел фантастическим грезам, куда юного прапорщика уносит его душевное ликование в первые дни, когда он наденет офицерские эполеты? Что по сравнению с весенним трепетом души все эти преходящие неудобства житейские!" И прапорщик Грулев по собственному почину занимается обучением нижних чинов грамоте, но вскоре полковой командир сие нещадно пресекает.
А все потому, что в годы наступившей тогда реакции на грамотность в войсках начальство смотрело чуть ли не как на родоначальницу вольнодумства. "Поощрялись только праздность, безделье, даже пьянство, — сетовал Михаил, — а всякая наклонность к серьезному отношению к жизни и службе в лучшем случае высмеивалась товарищами, а в худшем — привлекала подозрительность начальства".
Через три года строевой службы Грулев поступил в Академию генерального штаба. После окончания направляется штаб–офицером в Забайкалье. Здесь помимо военных он демонстрирует и свои научные способности — в 1892 году выходят две его книги "Забайкалье. Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом" и "Аму–Дарья. Очерки Бухары и Туркмении", а в 1895 году — "Описание реки Сунгари" и "Сунгарийская речная экспедиция 1895 года", не утратившие своей ценности и сегодня.
Его направляют в командировки вокруг Азии, в Индию, Китай, Японию, Америку, Аравию и Западную Европу; он руководит научной экспедицией в Маньчжурию и указывает место для строительства города Харбина, ставшего впоследствии центром русской эмиграции.
Михаил Грулев был российским патриотом. Но его любовь к Отечеству не имела ничего общего с тем миражом внешнего и внутреннего благополучия, который окутал российское общество. Он всегда выступал против тупого шовинизма, преувеличения своих сил и умаления сил противника.
Между прочим, именно мнение Грулева было принято Николаем II при определении позиции России в связи с Англо–бурской войной (дело в том, что Германия в это время активно подталкивала Россию к военному вторжению в английские владения на Востоке — Афганистан и Индию).
Грулев тогда детально проанализировал возможные последствия этой операции для России и региона в целом и выступил со своими рекомендациями на заседании Генерального штаба. А его капитальный труд "Соперничество России и Англии в Средней Азии" (1909) получил международное признание и был переведен на английский и немецкий языки.
Еще в 1895 году, будучи российским военным агентом в Японии, он представил подробную записку о боевом духе и вооруженных силах этой страны, выводы коей носили откровенно предостерегающий характер. Начальство, однако, не придумало ничего лучшего, как обвинить его в непатриотичности и самооплевывании, а ангажированные военным министерством лекторы гастролировали по Руси и с лягушачьим бахвальством грозились "взять этих макак–японцев со стола и поставить их под стол".
По этому поводу язвительный генерал М. Драгомиров сострил: "Они–то макаки, да мы–то кое–каки". Время, между тем, показало, что эти "ретивые партизаны самосмакования", кичившиеся своим патриотизмом, нанесли державе неисчислимый вред, а подлинными радетелями России были именно такие, как Грулев, что они доказали и на поле брани.
Во время Русско–японской войны Михаил Владимирович командовал 11–м пехотным полком, затем целой дивизией и в конце войны был увенчан орденами Св. Владимира 2–й и 4–й степеней, получил наградное оружие "За храбрость" и чин генерал–майора. На этой войне Грулев был тяжело контужен.
После заключения мира с Японией Грулев работает над историей этой войны в военно–исторической комиссии Генштаба. К этому времени он перевел и издал труды ряда иностранных авторов о Русско–японской войне, опубликовал свой двухтомник "В штабах и на полях Дальнего Востока".
Расширилась и его журналистская деятельность. Он признавался: "Я усиленно боролся в печати против преследования всяких инородцев, так как, по моему убеждению, это губило Россию больше, чем какое бы то ни было другое зло". Даже оппоненты генерала из консервативного лагеря вынуждены были признать "огромную долю гражданского мужества со стороны автора".
Грулев не побоялся выступить и против проекта военного министра Сухомлинова, возжелавшего упразднить крепости на западной границе России. При этом генерал повел такое наступление в печати на проект Сухомлинова, что склонил на свою сторону и премьера Столыпина, и самого царя. И взбешенный военный министр, словно в издевку, назначил Михаила Владимировича комендантом самой отдаленной крепости на западном рубеже империи — Брест–Литовской, бросив напоследок едкую фразу: "Вот Вы все совали мне палки в колеса по крепостному вопросу. Поезжайте теперь туда, чтобы поближе изучить это на практике!"
Прибыв на место назначения, генерал обнаружил множество вопиющих пробелов: не было гаубичной артиллерии, минимального комплекта боевых припасов; многие форты требовали постоянного ремонта; даже гарнизон крепости не был полностью сформирован.
"Но о таких пустяках мало думали придворные подхалимы в Петербурге, занятые лишь мыслью угождать высшим сферам", — с горечью писал Грулев.
В июне 1911 года он получает от министра предупреждение: если направление ваших статей не изменится, последует увольнение в отставку в дисциплинарном порядке. Не дожидаясь сего, Грулев сам подает прошение об отставке "по болезни". В 1912 году он покидает Россию и выезжает на постоянное жительство в Ниццу.
О жизни его на чужбине известно немного. Михаил Владимирович какое–то время сотрудничает с газетой "Русская речь" и другими эмигрантскими изданиями.
Он скончался весной 1943 года. Франция была тогда оккупирована фашистами. Он был еще жив, когда под Сталинградом русский солдат, которым он так гордился, разбил в пух и прах хваленую армию фельдмаршала Паулюса. А это означало, что жизнь Михаила Грулева была прожита не зря.
Прихожанин собора Св. Николая, Грулев похоронен на русском православном кладбище Кокад на западной окраине Ниццы, где нашли упокоение многие выдающиеся сыны России — генерал Николай Юденич, поэт и критик Георгий Адамович, писатель Владимир Жемчужников, художник Филипп Малявин.
Илья ДИМЕНШТЕЙН
