Видео
В мире
В тот день — все случилось 11 марта 2017 года — муж 39-летней Галины Каторовой Максим получил зарплату и уже с обеда праздновал. Он купил несколько бутылок пива и пригласил в их небольшую съемную квартиру в Находке соседа Пашу, с которым вместе работал на железной дороге. Мужчины сидели на кухне, а Галя весь день занималась домашними делами: готовила обед, потом ужин, присматривала за двухлетней дочкой Викой. За стол к Максиму и Павлу Галя села только после того, как уложила дочь, — уже поздно вечером. Компания играла в карты, пока у Максима не зазвонил телефон и он не вышел на балкон, чтобы ответить.
На вопрос Галины «Кто звонил?» уже хорошо подвыпивший Каторов — в этот вечер он также курил «химку» — грубо осек супругу: «Какое твое дело?» «С теми, кто тебе звонит, так разговаривай!» — сказала ему Галя и в ответ получила очередную грубость: «Пидораска!» — кричал на нее муж. «Если у тебя жена такая, то кто тогда ты?» — не сдавалась женщина. После этих слов Максим рассвирепел: он схватил Галину за волосы, повалил на пол, начал наносить ей удары ногами, пинать, а потом схватил за горло и начал душить: «В том числе используя веревку от крестика, который висел на шее Гали, — рассказывает „Медузе“ адвокат Каторовой Елена Соловьева. — Факт удушающего воздействия подтвердит и экспертиза — среди множественных ран на теле Галины на ее шее была обнаружена гематома удлиненной формы, причиненная продолговатым предметом с ограниченной поверхностью».
Сосед попытался оттащить Максима от Галины, Каторов грубо попросил его не вмешиваться в их семейные дела, но бить жену перестал. Когда Павел засобирался домой, Галина упросила его еще ненадолго остаться: «Он же меня здесь убьет», — взмолилась Галя. Сосед взял обещание с Каторова, что он больше не будет ее бить, и вышел на балкон покурить. В эту же минуту он услышал грохот — будто на пол упал комод — и увидел, что Максим держит Галю за горло и опять наносит ей удары. Что делала в этот момент женщина, Павел не видел — а сама Галина до сих пор не может полностью восстановить у себя в памяти события того вечера. Но уже через несколько мгновений Каторов стал оседать. Когда сосед вновь вошел на кухню, то увидел, как Галина наносит мужу удары ножом. Павел выбил нож из ее рук и побежал вызывать скорую.
На шум в квартиру Каторовых пришла соседка снизу, она увидела в дверном проеме маленькую Вику и сказала Гале: «Разбирайтесь здесь сами — я хочу, чтобы ребенок нормально поспал». Галя машинально пошла за ней, в квартире соседки она попросила женщину закрыть дверь на замок — боялась, что муж придет и туда и снова будет ее бить.
Через некоторое время женщины поднялись в квартиру Каторовых. Увидев лежащего на животе мужа — следов крови на кухне не было, — Галя сказала: «Спит, наверное» — и пошла укладывать ребенка.
Когда врачи скорой помощи констатировали смерть Максима, у Гали случилась истерика. «По словам полицейских, которые приехали вместе со скорой, Галя начала метаться, умолять, чтобы ее мужу помогли, не давала накрыть его тело, целовала его и гладила. Им даже пришлось убрать от нее подальше все острые предметы — боялись, что она может с собой что-то сделать», — рассказывает адвокат Елена Соловьева.
Галину сразу взяли под стражу. Она признала, что сама нанесла мужу удары ножом, но ее честность расценили как признание в умышленном убийстве. По словам Соловьевой, следователи не учли ни наличие у ее клиентки маленького ребенка — Вика даже в садик еще не ходила, ни ее положительные характеристики с места работы. «В их глазах эта история сразу превратилась в пьяную поножовщину двух дебоширов», — говорит Соловьева. 12 марта Галину Каторову обвинили в умышленном убийстве — статья 105 УК, от 6 до 15 лет лишения свободы.
«Если есть труп, кто-то должен за него ответить»
Адвокат, соавтор проекта федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия» Алексей Паршин — один из немногих в России защитников, специализирующихся на теме домашнего насилия, — считает, что к подобным делам суды изначально относятся предвзято и руководствуются стереотипным подходом к их рассмотрению. Суд интересует только то, как женщина нанесла удар, — никто не думает, почему она это сделала, что этому могли предшествовать многолетние побои и издевательства. «В нашем обществе слишком терпимо относятся к домашним насильникам и часто осуждают жертву, считают, что она сама виновата, что сама спровоцировала такое отношение к себе», — поясняет Паршин в беседе с «Медузой».
По словам адвоката, подход к таким делам всегда имеет обвинительный уклон: если есть труп, то кто-то должен за него ответить — в большинстве случаев, подобных делу Галины Каторовой, преступление квалифицируется правоохранительными органами как убийство и женщины получают семь или восемь лет тюрьмы. «Для следователя направление дела в суд по особо тяжкой статье — это лишняя „палка“, лишняя звездочка или премия, — говорит Паршин и добавляет: — Само расследование ведется таким образом, чтобы человек в итоге оказался на скамье подсудимых».
С Паршиным согласна и адвокат Мари Давтян — она тоже соавтор проекта федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия». По словам Давтян, в таких делах очень важны первые показания — суд считает их более достоверными, чем последующие: «Без адвоката лучше с органами следствия не общаться: в первые часы с их стороны может быть много манипуляций. Часто они уговаривают женщину дать признательные показания: мол, глупо же отрицать, что убила. Но в юридическом смысле есть огромная разница между словами „убила“ и „причинила смерть“. В первом случае это подразумевает мотив, умысел и тюремный срок от шести до пятнадцати лет».
Как поясняет Мари Давтян, по логике следствия женщина должна защищаться другими способами: «Обычно они так говорят: „Он тебя только головой о стенку бил, а ты его ножом порезала“ или „характер посягательства не свидетельствовал о том, что он желает лишить ее жизни“. То есть в тот момент, когда тебя бьют башкой о стену, ты должна еще думать, о чем свидетельствует характер посягательств».
По словам адвокатов, чтобы избежать реального срока, нужно добиться признания действий необходимой обороной или на крайний случай переквалификации статьи на менее тяжкую — на превышение пределов необходимой обороны или на убийство, совершенное в состоянии аффекта.
Сделать это получается в редких случаях. Как объясняет Паршин, чтобы доказать состав «превышения пределов необходимой обороны», нужно сначала обосновать необходимость обороны (в нашем случае — это защита от фактов домашнего насилия), а затем смотреть, имелось ли превышение ее пределов. «Зачастую такие преступления совершаются, когда женщине уже нечего терять и она, доведенная до крайней степени отчаяния, начинает обороняться подручными предметами — ножом, сковородкой, утюгом», — рассказывает адвокат и добавляет, что нередко следствие и суд пытаются найти в ее действиях какую-то подоплеку, например имущественную.
По мнению Давтян, переквалификации даже при наличии всех доказательств можно добиться только «с шумом» в СМИ. Паршин так это объясняет: «Переломить взгляд следователей и судей на дело можно только с помощью общественного резонанса. В этих случаях в процесс, как правило, вмешивается вышестоящая инстанция, которая более объективна, — под их давлением и приходится искать истину».
Несмотря на широкое освещение темы домашнего насилия в прессе, процент обвинительных приговоров по подобным делам остается очень высоким. «По моим ощущениям, около 80% осужденных практически любой женской колонии сидят за убийство мужа-агрессора или причинение ему тяжкого вреда», — говорит Алексей Паршин. Адвокат уточняет, что официальной статистики преступлений, связанных с домашним насилием, просто не существует — поэтому и приходится ссылаться либо на чей-то личный опыт, либо на неполные данные.
По данным Росстата, в 2016 году от насилия в семье пострадали 49 765 женщин. И эти цифры с каждым годом растут: в 2015 году речь шла о 36 493 женщинах, в 2014-м — о 31 358, в 2013-м — 27 993. При этом нужно понимать, что в статистику попадают только те случаи, по которым были возбуждены уголовные дела и начато расследование. По статистике, которую приводит центр «Анна», до судебного разбирательства доходят только три процента случаев домашнего насилия — они и отражаются в статистике.
«Количество преступлений против женщин в семье — или же количество обращений по этому поводу в полицию — растет с каждым годом на 5–8 тысяч. Можно предположить, что и количество убийств, совершенных в процессе самообороны, увеличивается. Декриминализовав побои, государство признало, что защита собственной жизни — это личное дело самой женщины», — говорит Давтян.
Девочка из хорошей семьи и хулиган
Мама Галины Каторовой, 63-летняя Нина Бекежанова, о случившемся узнала уже утром 12 марта. Ей позвонила старшая дочь Татьяна и сказала, что у Гали случилось несчастье. «Первая мысль у меня была, что это он ее [убил]», —рассказывает Нина Петровна «Медузе». На мой вопрос, почувствовала ли она облегчение, когда узнала, что дочь жива, она ответила: «Да какое там… Ребенок сиротой остался. Галя такой грех на душу взяла».
C Ниной Петровной мы созвонились, когда во Владивостоке был уже вечер. Бекежанова только вернулась со смены — она работает санитаркой — и занималась внучкой. Вика с марта живет с бабушкой и дедушкой (они оформили временную опеку), на вопрос, где мама и папа, девочка всегда получает один и тот же ответ: «На работе» — и с надеждой смотрит на бабушку при каждом телефонном звонке. За те полчаса, которые мы говорили с Ниной Петровной, Вика несколько раз спросила у нее: «Это мама?»
Нина Петровна с мужем Анатолием Николаевичем и двумя дочерями-погодками Таней и Галей приехали во Владивосток из Казахстана в 1996 году — у Бекежанова на Дальнем Востоке жил родной брат, поэтому они и решили ехать в Россию. После школы Галя поступила на заочное отделение Дальневосточного федерального университета — училась на бухгалтера и работала завскладом в детдоме, потом продавцом-кассиром и начальником отдела в супермаркете.
С Максимом они познакомились в 2009 году — в гостях у общих друзей. В то время Галя встречалась с другим парнем, но, встретив Каторова, будто голову потеряла. «Ни о чем не думала, с тех пор как на вулкане жила. Он не работал, жил у друга на квартире, и она бегала с ним по этим квартирам», — вспоминает мать Галины. Своего будущего мужа Галя познакомила с родителями всего за месяц до свадьбы. И, как рассказывает Нина Петровна, им с отцом он сразу не понравился: «Слишком много говорил и все нахваливал себя».
Накануне дня свадьбы Максим сильно избил Галину, и бракосочетание тогда не состоялось. Спустя несколько недель Нина Петровна узнала, что Галя опять начала с ним встречаться. «Побьет — убежит, потом звонит и говорит, что жить без нее не может, грозит, что что-то с собой сделает. Я ей сколько раз говорила, что если раз ударил, то будет и дальше драться, а она мне: „Люблю его, и все“», — говорит мама Гали и вспоминает, как дочь избегала ее, чтобы не слушать уговоры больше не общаться с Максимом.
Спустя несколько месяцев Каторов снова избил Галину, она написала заявление в полицию, съездила в больницу и зафиксировала побои, а во время очной ставки опять с ним помирилась — то ее заявление так и не было зарегистрировано. Они поженились в 2013 году, когда Галя забеременела. В ЗАГС Максим Каторов поехал с электронным браслетом — незадолго до дня свадьбы он избил бывшего Галиного ухажера, за что и получил ограничение свободы.
После рождения Вики в 2014 году Максим с Галиной уехали в Находку — знакомый предложил там Каторову работу. «Я говорила Гале: „Не надо ехать туда. Выходи на работу, я буду с Викой сидеть“. Она боялась, что если он один уедет, то Вику забудет», — рассказала мама Галины.
По словам адвоката Елены Соловьевой, Галина была даже рада переезду: после рождения дочери муж стал ей изменять и не скрывал своих измен, Галя надеялась, что в другом городе он станет семейным человеком.
В Находке Максим работал грузчиком, потом устроился на железную дорогу, Галя занималась дочкой. За год до случившегося на кухне Максим снова сильно ее избил. Галина позвонила родителям и сказала, что хочет от него уйти, но уже через неделю передумала. «Пока внучки не было, я пыталась их развести, а потом поняла, что она от него никогда не уйдет, несмотря на то что он ее и материл, и изменял ей. Она повторяла, что любит его и жалеет, что в детстве мама плохо за ним смотрела. Наверное, он ей как мужчина нравился. Больше никаких достоинств я в нем не видела», — делится Нина Петровна.
А Елена Соловьева так характеризует их связь: «Девочка из хорошей семьи и хулиган. В материалах дела есть „послужной список“ Каторова: несколько судимостей, две из которых за совершение преступлений против личности. А Галина училась, работала в детском доме, помогала в поисках спонсоров, организовывала праздники и мероприятия для детей».
С марта Нина Петровна видела дочь лишь однажды — на свидании в следственном изоляторе: «Галя плакала, прощения просила, что не слушала нас. И его жалела». На этих словах нас снова прерывает маленькая Вика (ей сейчас уже три): «Все, хватит уже», — говорит она бабушке, и Нина Петровна добавляет в конце: «Она очень скучает по маме. Говорит: „Помочь надо маме, чтобы она быстрее приехала“».
«Я просто хотела, чтобы он перестал меня бить»
Психолог центра «Анна», координатор всероссийского телефона доверия для женщин, пострадавших от домашнего насилия, Ирина Матвиенко говорит, что есть несколько причин, по которым женщина не уходит от мужа-агрессора. По словам психолога, вырваться из цикла насилия самостоятельно практически невозможно: «Очень часто после того, как агрессор избил свою жертву, у них начинается так называемый медовый месяц — муж вдруг опять становится очень ласковым, дарит подарки, и у женщины появляется надежда, что все наладится».
У пострадавшей проявляется «синдром приобретенной беспомощности». С одной стороны, она хочет сохранить полноценную семью, чтобы у детей был отец, с другой — очень часто обидчик запрещает ей общаться с другими людьми, и женщина полностью растворяется в муже. «Фаза медового месяца постепенно сокращается и в итоге исчезает вовсе, тогда в семье остается только напряжение и проявления насилия. На этом этапе женщины осознают реальную опасность и обращаются за помощью», — поясняет Матвиенко.
Еще один важный фактор, удерживающий женщин в браке с агрессором, — воспитание. Ирина Матвиенко, психолог центра «Анна», объясняет это так: «У нас есть разные пословицы-поговорки: „стерпится — слюбится“, „бьет — значит любит“. Мифы, связанные с проблемой домашнего насилия, влияют на поведение женщин».
По словам Матвиенко, они живут в постоянном страхе, что муж их ударит или оскорбит, поэтому начинают подстраиваться под него — лишь бы его не рассердить: «Более того, когда он ее бьет или применяет сексуальное насилие, она молчит, потому что боится испугать детей».
Адвокат Елена Соловьева — едва ли не единственный во Владивостоке защитник, специализирующийся на оказании помощи пострадавшим от домашнего насилия. В 2014–2015 годах она прошла обучение в Международной юридической школе по защите прав женщин, организованной Национальным центром противодействия домашнего насилия «Анна». С тех пор, по словам самой Соловьевой, она старается рассказывать о своей деятельности при любом удобном случае — даже на дружеских посиделках. На одной из них она познакомилась с сестрой Каторовой — Татьяной, которая и рассказала ей о деле Галины: «Татьяна сказала тогда, что следователи и суд не хотят видеть в ее сестре жертву или потерпевшую — все делают из нее алкоголичку и маргиналку».
Соловьева вступила в дело Каторовой спустя месяц после его возбуждения. Ее клиентке уже было предъявлено обвинение в умышленном убийстве — в деле имелась подписанная Галиной явка с повинной. «Версию необходимой обороны или хотя бы превышения ее пределов никто и не рассматривал. А зачем им вдаваться в детали произошедшего, если у них есть труп, нож и признание человека — все для того, чтобы в два счета раскрыть тяжкое преступление», — возмущается Соловьева.
По словам адвоката, еще до ее вступления в дело, сразу после задержания Каторовой, была проведена психолого-психиатрическая экспертиза, результаты которой впоследствии исключили из действий Галины аффект, то есть лишили защиту важного аргумента для переквалификации ее статьи на менее тяжкую. По мнению Соловьевой, эта экспертиза не была проведена должным образом — Галине никто не объяснил, как нужно себя вести в таких случаях: «Например, ей задали вопрос: „Спали ли вы после того, что произошло?“ Галя действительно уснула — у нее включились компенсаторные механизмы, но сказать об этом она побоялась, подумала, что так ее сочтут хладнокровной убийцей, поэтому ответила, что не спала. Ей даже врач сказал: „Кто вас научил так врать“, — а ей просто не с кем было посоветоваться».
На результаты экспертизы повлияли и показания полицейских — они утверждали, что Галина была пьяна: им слышался запах спиртного, а наличие в крови алкоголя исключает наступление аффекта. При этом другие свидетели — сосед Павел — говорят, что никакого запаха не было, а Галина сделала лишь пару глотков пива. Наркологическая экспертиза проведена не была.
Эксперты также указали на то, что обычно аффект развивается стремительно, а Галина схватилась за нож не сразу, после небольшой паузы — уже после того, как сосед их разнял и вышел на балкон покурить. «Когда я спросила Галину о том, почему, на ее взгляд, это произошло, она ответила: „Я не знаю, я просто хотела, чтобы он перестал меня бить“», — рассказывает адвокат.
К экспертам тогда не попала и характеристика личности Каторова: он был несколько раз судим за причинение вреда здоровью и угрозу убийством — сразу несколько свидетелей подтвердят впоследствии, что он часто употреблял алкоголь и становился от этого агрессивным и вспыльчивым.
Но главное, в своем заключении психологи написали, что ситуация, в которой оказалась Каторова, не являлась для нее исключительной или экстремальной: она давно терпела домашнее насилие и побои мужа, поэтому ее действия можно трактовать не как самозащиту, а как запланированное, хладнокровное убийство, вызванное чувством ревности.
Слова «ревность» и «хладнокровие» регулярно звучат в суде и из уст обвинения. Их главные аргументы в пользу убийства на почве ревности — это одиннадцать ударов ножом, один из которых — в область сердца — стал смертельным. «По словам следователя и прокурора, сила ударов, глубина раневого канала и их локализация — область сердца — говорят о том, что убийство было умышленным. Якобы обида копилась в Галине, она подогрелась алкоголем и зарезала мужа. Побои, которые терпела моя подзащитная, они называют несоизмеримыми с ее реакцией», — поясняет адвокат.
По словам Соловьевой, обвинению непонятно, почему Галина не покинула квартиру во время той самой паузы, если чувствовала, что ее жизни грозит опасность. «И никто не хочет обращать внимание на то, что Галине было просто некуда идти в чужом городе, а сбежать, оставив своего ребенка с нетрезвым отцом, она не могла», — говорит защитник.
Профилактика домашнего насилия
«В регионах огромная проблема с адвокатами, специализирующимися на теме домашнего насилия. Поэтому когда мы узнаем о том, что где-то нужна такая помощь, то начинаем искать подходящего защитника и собирать деньги на оплату его работы», — рассказывает «Медузе» соосновательница «Проекта W», сети взаимопомощи для женщин, соавтор законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия Алена Попова.
Услуги адвоката Елены Соловьевой были частично оплачены центром юридической помощи жертвам домашнего насилия, руководит которым адвокат Мари Давтян, а сбором средств на его деятельность занимается в том числе и «Проект W». По словам Поповой, едва ли не каждая четвертая женщина, которая обращается за помощью в их организацию, обвиняется в убийстве мужа-агрессора или в причинении вреда его здоровью; в день Попова получает более десяти обращений. «Если Госдума примет закон, за который мы боремся, то эта статистика станет более точной и полной, потому что наконец появится легальный термин — домашнее насилие», — объясняет Алена Попова.
В поддержку законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия» было собрано более 260 тысяч подписей. Но чтобы его рассмотрели депутаты, законопроект должны сначала внести на чтение в комитет по вопросам семьи, женщин и детей. «Депутат от „Единой России“ Оксана Пушкина хочет стать субъектом законодательной инициативы для этого закона, также нас поддерживают депутаты других фракций и сенатор от „Справедливой России“ Антон Беляков», — говорит Попова.
Самым важным пунктом законопроекта Попова называет охранный ордер — документ, запрещающий насильнику или агрессору приближаться к жертве, действие которого может длиться от 48 часов — если его выдает полицейский — до 12 месяцев, если это предписание суда. По словам Поповой, охранный ордер — это самый эффективный инструмент по предотвращению убийств в ситуации домашнего насилия: «Это та самая превентивная мера, которая сейчас отсутствует в нашем законодательстве, и она может спасти миллионы жизней».
Закон также будет обязывать агрессоров посещать специальные курсы по работе с гневом: «Если же он откажется от их посещения, то есть фактически скажет, что хочет и дальше быть насильником, то на него будет заведено уголовное дело», — говорит Алена Попова.
Пока что вместо закона о домашнем насилии Госдума декриминализировала побои в семье. Если раньше агрессору грозило до двух лет лишения свободы, то теперь жестокое обращение с близкими наказывается штрафом на сумму от пяти до 30 тысяч рублей, арестом на срок от 10 до 15 суток или обязательными работами (от 60 до 120 часов). Уголовная ответственность — арест до трех месяцев — может наступить только при повторном обвинении. В феврале 2017 года закон о декриминализации побоев в семье подписал президент — хотя адвокаты и правозащитники считали это плохим решением. По их мнению, наличие уголовной ответственности за побои было не идеальной, но все-таки превентивной мерой для домашних агрессоров.
В декабре 2017 года в «Ведомостях» проанализировали статистику судебного департамента при Верховном суде. Согласно цифрам, на которые ссылается газета, в 2017 году за побои стали наказывать чаще. Как пишет издание, за первое полугодие осудили уже 51700 человек (всего было составлено 72300 протоколов), для сравнения: за весь 2015 год из 59,5 тысячи представших перед судом наказали только 16 тысяч. По мнению журналистов, до декриминализации полицейские не были заинтересованы в возбуждении дел о побоях, так как жертва могла помириться с агрессором до того, как дело попадет в суд. Зато сейчас, когда отозвать заявление невозможно, полицейские заинтересованы и в административных протоколах, которые также являются результатами их работы.
Алена Попова раскритиковала материал «Ведомостей» у себя в фейсбуке и подчеркнула в разговоре с «Медузой», что декриминализация побоев не спасает женщин от повторной и более жестокой агрессии: «В нынешней ситуации, когда агрессор возвращается домой после уплаты штрафа, женщина может подвергнуться еще более жестоким избиениям, вот только в полицию она больше не пойдет из страха перед мужем. Маргарита Грачева, которой муж отрубил кисти рук, ведь тоже до этого обращалась в полицию».
Со всей силы, с ненавистью во взгляде
Процесс по делу Галины Каторовой начался в сентябре 2017 года. 15 декабря состоялось одно из последних заседаний по существу. Дата следующего пока неизвестна, но адвокат Соловьева уверена, что вскоре судья предложит перейти к прениям и вынесет приговор. «На последнем заседании судья впервые отклонила ходатайство защиты — я попросила вызвать и допросить экспертов-психологов, проводивших психолого-психиатрическую экспертизу», — говорит Соловьева.
По словам адвоката, позицию защиты подтверждают даже свидетели обвинения. Брат Каторова и его мать — она была признана судом потерпевшей — рассказали в суде, что Максим систематически бил Галину. «Его поведение мать объяснила тем, что Галина вела себя провокационно: ревновала и возмущалась, когда Максиму звонили другие женщины», — говорит адвокат и подчеркивает, что и мать, и брат Каторова знали о его изменах.
А вот показания единственного свидетеля произошедшего — соседа Павла, по словам Соловьевой, изначально были неверно интерпретированы. На стадии следствия на вопрос о характере наносимых ударов он ответил, что Галина била со всей силы, с ненавистью во взгляде — прямое доказательство умышленного убийства на фоне ревности. Но на суде при повторном допросе выяснилось, что свидетель имел в виду совсем другое: «Он сказал, что Галя была словно в ступоре, стояла со стеклянными глазами и не понимала, что сделала», — говорит адвокат.
По ее словам, неточности формулировок, которые могут стоить ее клиентке свободы, были и в протоколе допроса полицейских, первыми увидевших Галю: «Сначала они говорили, что Галя вела себя очень спокойно. Но ведь слово „спокойно“ мы можем трактовать еще как „равнодушно“ или „хладнокровно“. На суде выяснилось, что они имели в виду, что она была в ступоре и поначалу не проявляла никаких эмоций».
Зато сейчас Галина едва может их сдерживать. Елена Соловьева рассказала, что за последние несколько недель к подзащитной трижды приезжала скорая помощь — у Каторовой гипертония и астено-невротический синдром — нервное истощение, при котором человек испытывает одновременно сильную усталость и повышенную нервную возбудимость.
«Галя очень болезненно переживает разлуку с дочерью. Как только слышит ее имя — сразу в слезы, они же до этого ни на день не расставались. В СИЗО Галя постоянно делает для Вики какие-то поделки, все время что-то для нее рисует, — рассказывает адвокат. — Галя говорит, что до сих пор любит Максима. Она несколько месяцев просила родных, чтобы они принесли ей его фотографию. На последнем заседании свекровь наконец отдала ей его снимок».
