Несколько лет назад латвийский режиссер Владислав Наставшев поставил в Новом рижском театре громкий спектакль под названием «Озеро надежды», который многие посчитали «интеграционным». Теперь вышло продолжение - под красноречивым названием «Озеро надежды замерзло»…
Первоначально автор объяснял, что название – в честь любимой песни Аллы Пугачевой. История – глубоко личная. Биографическая. «Озеро – 1» – про себя и маму» Озеро -2» – про себя и бабушку (бабушка еще рассматривается как символ нашего советского прошлого). Но оба раза вышло так, что все это еще и про русских в Латвии. И никто кроме него, пожалуй, до сих пор не рассказал об этом латышам так пронзительно, так искренне и так понятно.
Лично меня в обоих спектаклях потрясла, в первую очередь, смелость режиссера. Так откровенно, не боясь насмешек, критики и злословия выставить напоказ не только себя, но и самых близких своих людей – для этого требуется серьезное обоснование. Но оба раза это было оправданно. Как бы пренебрегая формами, он смог затронуть души зрителей – самые тонкие струнки в них.
Подтверждением тому – реакция зала. Заметим, латышского зала. Новый рижский – знаковый театр для латышской публики. И, как бы у нас ни любили говорить о тесных межэтнических культурных связях, русской аудитории «у Херманиса» в общем и целом крайне мало. И значит, широкая русскоговорящая аудитория не сможет оценить «температуру» латышских настроений относительно того, что принято называть русскими ценностями.
Собственно о «замерзшем» спектакле. Он идет в Малом зале всего два часа без перерыва. Действующих лиц четверо: главный герой – будущий режиссер (в юности), его дремучая русская бабушка, его первая любовь – латышский сверстник и собака (которая иногда становится девушкой, безответно влюбленной в главного героя).
Разговор ведется на двух языках – с бабушкой герой говорит по-русски, бабушка сама с собой и с собакой тоже говорит по-русски (тогда титры идут на латышском), а парни между собой говорят по-латышски (без титров).
Весь спектакль – нежное посвящение бабушке. Но даже если вы будете знать об этом заранее, сильно удивитесь увиденному. Урожденная в Двинске, диковатая, грубоватая, жадноватая русская женщина (это если мягко характеризовать). К тому же весьма преклонного возраста и пренебрегающая интересом к собственной внешности.
А рядом ее внучек – натура утонченная, тянущаяся к искусству, к любви, в общем, высоко в небо (актер Каспар Знотиньш). А живут вместе, в одной тесной рижской квартирке. Привыкли как-то, уживаются. Точнее, выхода другого нет. Бабушка содержит внучка с его мамой (своей дочкой). Попрекает, естественно, частенько и держит в ежовых рукавицах даже собаку.
Внучек к странностям бабушки относится терпимо. Чувств особенно теплых она у него, понятно, не вызывает, но что возьмешь с темной женщины. Тем более, что он плотно занят личными страданиями – переживает о будущем (о том, как стать режиссером) и о настоящем (влюблен в своего друга, который в глубине души отвечает ему взаимностью, но не хочет себе в этом признаваться).
Формулируя коротко и неполиткорректно, это история про голубого русского и его дремучую бабушку, рядом с которой Фрося Бурлакова отдыхает. Но история, однако, рассказанная чрезвычайно остроумно, бережно, весело и легко. Жизненно до такой степени, что когда бабушка выключает телевизор и характерным жестом набрасывает на него тюлевую накидку, зал срывается на аплодисменты – верит! Хотя телевизором в данном случае выступает друг внучка, но ведь – настоящая мебель! (актер Арис Матесович).
На сцене, кстати, не то чтобы полный минимализм, но разные полезные вещи разбросаны типа стадионовских пластиковых кресел (есть, правда, и советский проигрыватель, на котором «крутит музыку» и так вдохновляется внук). Основная декорация – то самое замершее озеро. По которому весь спектакль и ездит на коньках главный герой (к концу только остается в одном коньке и в одном носке). Это озеро - лед замерзшей памяти. О той жизни. О друзьях, которые теперь в Англии.
Описывая спектакль, откровенно говоря, чувствуешь себя слегка сумасшедшим. Там на сцене как-то не в словах совсем дело и не в декорациях. Чувства испытываешь настоящие, сильные и высокие.
Скажем, акт любви (а такое там тоже было) сложно описывать как «нетрадиционную ориентацию». Любовь – она или есть, или ее нет. Там точно есть. И она разламывает на части души не только героев, но и зрителей.
Или взять собаку – ну чисто живая. Хотя видно же, что это девушка в костюме даже не совсем собачьем (Мария Линарте). Но там как-то не в костюме дело, когда собака ластится к хозяйке, выпрашивая сухарик, или когда страдает по-настоящему, мучительно умирая на глазах у публики от тяжелой болезни.
Когда бабушка посещает парилку (как бы полностью голая – ну натурально!) и кряхтит от восторга, ощущение такое, будто находишься в прохладном предбаннике. Наверняка Станиславский бы тоже поверил.
Зал смеется часто. Не злым смехом – там много именно остроумных шуток, много веселого, великолепная пластика актеров. Будущий режиссер – паренек ироничный от рождения. Остальные свои достоинства он привык скрывать глубоко внутри. Приберегает, может, для будущих постановок.
Но дважды зал, что называется, замирает. Когда страдающий от мук творчества и неразделенной любви герой привычно сокрушается: «Ужас!»
-Это не ужас, - между делом отвечает ему бабушка.
-Что же ужас? – спрашивает он бесцветным голосом, привычно не рассчитывая на изящный ответ.
-Когда война. Когда голод. Когда люди гибнут. Это ужас.
Бабушка произносит это безо всякого пафоса и вообще без эмоций. Привычно грубо, по-стариковски неуклюже и громко. Это о той, заметим, войне, о которой мы, латыши и русские, за стенами театра день и ночь спорим последние 25 лет. Но в латышском зале – звенящая тишина. Неожиданная и мощная волна понимания. Притом что публика – в большинстве люди среднего и довольно молодого возраста. А бабушку вообще играл мужчина (Вилис Даудзиньш).
И когда в финале, прямо говоря, безобразная старуха в серой длинной спальной майке, отнекиваясь от расспросов внука, все-таки пытается ответить «про любовь» (по-русски в цитадели латышской культуры!), зал слушает, затаив дыхание.
-Какая еще любовь, работать надо! Работать!
Но постепенно голос теплеет:
-Знаешь, какой я была красавицей! Я ведь школу перед самой войной закончила. Из нашей школы все мальчики ушли на фронт… И ни один не вернулся. Ни один…
…В финале после короткой паузы - оглушительные аплодисменты. В этот вечер наверняка многие латышские зрители узнали о русских больше, чем за всю жизнь. Причем узнали по-настоящему. Увидели, так сказать, во всей красе и, мне показалось, - во многом поняли. Жаль, что об этом не узнают наши русские…
Елена СЛЮСАРЕВА
Фото Ансис Старкс