Лучшая работа Олега Скарайниса

Для многих из нас Саласпилсский мемориал связан с именем одного скульптора — Льва Буковского. И не каждый знает, что над ансамблем работала большая творческая группа, в составе которой был и скульптор Олег Скарайнис. Он был самым молодым в команде, тем не менее, единственный, кто на себе испытал все ужасы немецкого концлагеря. Одна из фигур ансамбля — узник со скрещенными наверху руками — автопортрет самого скульптора. Скарайнис родился в Таганроге в 1923 году. Отец его был красным латышским стрелком. В 17–м году забрал жену и уехал в Россию — строить коммунизм. "Мама тоже идейная была", — констатирует Олег. В Таганроге семья жила на улице Чехова, мальчик ходил в школу, где учился великий писатель. В 37–м отца репрессировали, объявили врагом народа. В 1942–м в город вошли немцы. Олегу тогда было 17. — Я работал слесарем в ремонтных мастерских, — вспоминает он. — Надо было на хлеб зарабатывать и кормить семью. Но вскоре я и мои приятели подрались с "казаками". Это были такие стилизованные под казаков формирования, созданные немцами из тех русских, кто был зол на советскую власть. Подрались мы не из–за политики, а просто из–за девчонок, как и сейчас юноши дерутся. Но нас, к несчастью, задержал патруль. И оказалось, что драка с "помощниками" оккупационной власти — это очень даже политическое дело… К нам, детям "врагов народа", немцы относились помягче, чем к остальным. Поэтому нас не посадили, не расстреляли, а просто отправили на работу в Германию. Там я работал на шахте. Благодаря тому, что у меня была уже специальность слесаря, определили не в забой, а в ремонтные мастерские. Но в 44–м без объяснения причин забрали в концлагерь под Гамбургом. Лагерь тот был раз в десять больше, чем саласпилсский. Там была даже организована "культурно–воспитательная" работа среди заключенных: по воскресеньям устраивались публичные бои между боксерами–заключенными. Был свой духовой оркестр из музыкантов–заключенных. На Рождество этот оркестр ходил и играл по всему лагерю. Прошел Скарайнис и через больничный барак. И, как потом рассказывали санитары, около ста человек, лежавших в нем, не выдержав этого концерта, скончались… Когда американцы уже открыли второй фронт, эсэсовцы постоянно вывозили узников на разные объекты, перемещали с места на место. Однажды ночью он этим воспользовался: нырнул под вагоны и ушел… Шел на запад, пока не встретил американских танкистов. Но они его с собой не взяли, посоветовали ждать пехоту. В итоге танки–то прошли, а в округе осталось все как было — те же немцы. И все же ему удалось добраться до Восточной Пруссии, где стояли советские войска. И Олег Скарайнис встал в ряды воинов–освободителей. Служил сначала в Восточной Пруссии, потом его часть отправили на Южный Сахалин. В 1947–м, после демобилизации, Скарайнис поехал в Латвию, куда уже перебралась из Таганрога мама. За время отсутствия семья, по сути, распалась: старшая сестра пропала где–то в Германии, младший брат погиб на фронте в 43–м. Очень долго Олег не мог получить паспорт. Писал всюду запросы, но неудачно. Так и прожил лет 30 с одним военным билетом. Больше всего его волновало, что из–за этого его никак не расписывали с женой. Лишь в 72–м оформили паспорт. Тогда они наконец и поженились. Режиссер Карлис Памше, друг Скарайниса, рассказывал мне, что, когда Олег поехал в Москву на вручение Ленинской премии, его не пустили в Кремль. Без паспорта. Но премию, конечно, получил — за создание Саласпилсского мемориала. Это было в 1970–м. — Мы начинали работу над мемориалом в 1960 году,— рассказывает скульптор.— Прошло всего 15 лет после окончания войны, и эта память была еще очень свежа. Сначала провели большой конкурс проектов. В нем участвовал и Эрнст Неизвестный (он, кстати, полгода учился в нашей академии). Но его эскизы не приняли. Представлено было много вариантов будущего мемориала. Наши модернисты даже предлагали "новое слово" — разбросать по полю отдельно части тела, руки, ноги… И еврейскую тему продвигали, и русскую, и даже стиль Пикассо… Но Союз художников взял и назначил своих корифеев — скульпторов Зариньша и Буковского. Тогда молодежь взбунтовалась: а где свежие идеи, новые таланты? Даже послали петицию в ЦК партии Августу Воссу. После чего Скарайниса и включили в творческую группу. Центральное место на стене его мастерской сегодня занимают давнишние фотографии — молодой скульптор на фоне мемориала. — Да, центральную скульптуру я лепил с себя, — вспоминает он. — Там нужно было такое аскетичное лицо… Вот, смотрите: это я на снимке, а это — скульптура… Для памятников выбрали бетон — в то время это были передовые технологии. И хотя скульпторы брали лучший по тем временам цемент 700–й марки, чиновники боялись, что скульптуры начнут разваливаться. Тогда авторы мемориала решили, что будут использовать бетон с наполнителем из гальки. Есть специальная технология, при которой с помощью раствора сахара можно добиться грубой, даже мрачной фактуры. Но позже чиновникам показалось, что это "слишком грубо". Все работы по мемориалу обошлись в неполный миллион рублей. Немного для такого гигантского комплекса. Гонорар авторам тоже подрезали. Московская комиссия предложила выплатить на троих скульпторов 60 тысяч рублей. Но тогдашний министр культуры Латвии срезал сумму до 53 тысяч — за все годы работы. — Так что мы, скульпторы, выполнявшие также все технические работы, не разбогатели, — говорит Скарайнис. В 1970–м авторам Саласпилсского мемориала дали Ленинскую премию. Но не 100 тысяч, как было изначально, а 10 тысяч (случилась девальвация рубля). На семерых. Скарайнис получил 1 400 рублей 70 копеек. Старую, потертую на сгибах квитанцию из сберкассы он хранит до сих пор. На полке в красной кожаной папке с выпуклым профилем Ленина — уникальный документ. Удостоверение лауреата Ленинской премии. Раритет в общем–то совсем недавней истории. Сейчас Олегу Скарайнису 89. Вместе с женой Иреной они живут на хуторе в Тукумском районе, на берегу моря. Оплачивать квартиру–мастерскую в Риге им после наступления независимости оказалось не по карману. Среди его работ новейшего времени — бюст Михаилу Талю в Верманском парке, полковнику Фридриху Бриедису — около 13–й средней школы. Их уже оценили и специалисты, и публика. Возле памятников часто можно увидеть людей, фотографирующихся на память. А самая знаковая работа мастера — Саласпилсский мемориал. По художественной ценности он не имеет себе равных ни в стране, ни в Европе. Это мнение разделяют многие известные художники Европы. В любой цивилизованной стране такими памятниками и такими людьми гордятся. Только не у нас. Разве не кощунство, что пенсия мастера — чуть больше 200 евро?! Дважды подавались документы на выделение ему почетной 100–латовой пенсии. Дважды отказали. "Сказали, что неубедительный материал", — горько улыбается скульптор. А поздравить с 85–летним юбилеем государство и вовсе забыло. Конечно, он не из тех скульпторов, кто угождает нынешней власти. Мало того, что создал мемориал на том месте, где, по словам бывшего президента Латвии Вайры Вике–Фрейберги, был всего–навсего "воспитательно–трудовой лагерь" для проституток и жуликов, так еще и получил Ленинскую премию от государства, о котором в официальных латышских книгах слова хорошего не написано, — Советского Союза. И все же правду не замолчать. Вот и к Саласпилcскому мемориалу каждый год идут и идут люди. И в последнее время их все больше. Дмитрий ИЛЬИН. 22 января 2015. №03