Гимназию он не закончил, причем имел в школе «неуд» по русскому языку. Еще в 1895 году вступил в литовскую социал-демократическую организацию и с тех пор свыше 20 лет состоял в революционном движении — много раз его арестовывали, он долго пробыл в ссылке (откуда несколько раз бежал).

Словом, такую тяжелую жизнь врагу не пожелаешь и глупо считать, что им в жизни руководили тщеславие, жажда власти или личной выгоды…

А вот одна подробность биографии Якова (Екаба) Петерса: в разных странах его обвиняли в серьезных преступлениях и… упорно признавали невиновным.

Так, в 1907 году в Российской империи он был обвинен в покушении на директора завода во время забастовки, но вскоре Петерс был оправдан Рижским военным судом.

В 1910 году Петерс перебрался в Лондон, где был членом Латышского коммунистического клуба. В том же году его арестовали по подозрению в убийстве полицейских при ограблении, но вскоре выпустили.

В 1911 году члены латышской группы «Лиесма» попытались ограбить в Лондоне ювелирную лавку, убив несколько полицейских, после чего сами были убиты. Петерса подозревали в причастности к организации ограбления, он провел 5 месяцев в тюрьме, но суд оправдал его за отсутствием доказательств. Вскоре революционер из Латвии женился на дочери лондонского банкира, работал в крупной торговой компании.

В 1918 году у Дзержинского появился еще один заместитель — Мартыньш Лацис (настоящая фамилия Судрабс). Он стал известен не только как чекист-практик, но и как теоретик, выступавший за усиление карательных функций ВЧК.

В 1918 году Лацис написал ставшие знаменитыми слова: «Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».

Несомненно, Мартыньш Лацис верил в то, что такой принцип необходим для блага человечества.

Итак, хотя ВЧК и была комиссией Всероссийской, служили в ней не только русские.

Отвлекаясь от основной темы статьи, отмечу отсутствие последовательности у некоторых современных латвийских историков и политиков.

Не секрет, что и латышские чекисты, и полки латышских красных стрелков сыграли большую роль в России во время Гражданской войны. В ряде современных статей даже указывается такая цифра —

в 1918 году латыши составляли около трети всех работников центрального аппарата ВЧК.

Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эти данные.

Что касается полков красных стрелков, то они в 1919 году сначала воевали в Латвии против войск правительства Карлиса Улманиса, а затем уже в России были включены в состав Ударной группы Красной армии, остановившей наступление белого генерала Деникина на Москву. Если учесть, что латышские стрелки обеспечили численное превосходство Ударной группы над лучшими частями Деникина, то возникает вопрос: а победили ли бы без них большевики в Гражданской войне?

Латыши занимали при большевиках немало руководящих должностей. Так, первым командующим Красной армией был Юкум Вациетис, наркомами — Петерис Стучка, Роберт Эйхе, Янис Рудзутак; в Красной армии 30-е годы более ста латышей были на «генеральских» должностях (комкор, комдив и т. д). Видимо, помогало и крестьянское происхождение и служба в частях латышских красных стрелков. Кстати, в армии Латвийской Республики в то время генералов-латышей было в несколько раз меньше, чем в СССР.

Немало латышей работали на высоких должностях и в советских спецслужбах. Хенрик Штубис (псевдоним Леонид Заковский) был заместителем главы НКВД, начальниками разведуправления Красной армии служили то Янис Ленцманис, то Арвидс Зейботс, то Янис Берзиньш…

Они и многие другие латыши, образно говоря, крутили колесо истории. Думается, никогда высокопоставленные латыши не влияли на судьбу Европы так заметно, как в то время. При том, что составляли латыши в СССР лишь 0,1 процента от общего числа населения.

Могу сегодня понять логику человека, который говорит, что без латышских стрелков не возник бы СССР как великая держава, не было бы индустриализации, победы в Великой Отечественной войне, полета Гагарина в космос. А вот тот, кто проклинает коммунизм и одновременно славит при этом латышских стрелков, думается, ведет себя не очень логично.

И еще одно отступление. Недавно в транслировавшемся и для латвийских зрителей несколько странном российском телесериале «Троцкий» было показано, как после Гражданской войны Лев Троцкий жалуется, что Сталин и проклятые чекисты ведут политику террора, не хотят жить так, как подобает жить в мирной жизни. Однако Дзержинский ли представлял проблему для Троцкого? В Википедии приводятся такие слова Сталина: «Это был очень активный троцкист, и всё ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось». Еще один аргумент в пользу того, чтобы не учить историю по сериалам.

Добавим, что не боровшийся в те годы за власть Троцкий, а именно глава ВЧК (уже после его преобразования в ГПУ) стал своего рода диссидентом в советском руководстве. Дзержинский с негодованием отзывался о правительстве СССР, о его важных политических принципах.

Вот какую речь, например, он произнес в 1926 году в день своей смерти: «…если вы посмотрите на весь наш аппарат, если вы посмотрите на всю нашу систему управления, если вы посмотрите на наш неслыханный бюрократизм, на нашу неслыханную возню со всевозможными согласованиями, то от всего этого я прихожу прямо в ужас».

В тот же день «железный Феликс» скончался, как утверждается в исторической литературе, от сердечного приступа.

Дзержинского на должности руководителя ОГПУ сменил бывший нарком финансов и писатель Рудольф Менжинский, так же как и «железный Феликс», польский дворянин по происхождению…

Благими намерениями…

Впрочем, «диссидентство» середины 20-х годов ХХ века не помешало Дзержинскому в Гражданскую войну руководить организацией, физически уничтожившей многие тысячи людей.

Ныне, как уже говорилось, в России в отношении ВЧК наблюдается широчайший плюрализм мнений.

Любопытный пример привела, будучи послом ЛР в Москве, латвийский дипломат Астра Курме. Побывав на Колыме, она потом так рассказала о своих впечатлениях от Магадана в интервью журналу «Бизнес-Класс»: «Этот город, столицу Колымского края, основал наш соотечественник Эдуард Берзин. Он был первым начальником Дальстроя». Далее дипломат отметила: «И, несмотря на то, что его имя связано с организацией исправительно-трудовых лагерей на Колыме, в центре города, перед городской думой, ему поставлен памятник.

Люди относятся с уважением к человеку, который строил город Магадан и запомнился своим гуманным отношением к труженику: под его руководством в городе появились библиотека, театр, заключённым на сберкнижку перечислялись заработанные деньги, на которые они могли затем начать жить «на большой земле» снова».

Для тех, кто не знает, уточним: бывший латышский стрелок Эдуард Берзиньш (Берзин) характеризуется в Википедии как «один из организаторов и руководителей системы ГУЛаг». Кстати, латыши в советских спецслужбах работали всякие, не все оставили о себе такую память как Э. Берзиньш (Берзин). Замнаркому НКВД Хенрику Штубису (Леониду Заковскому) приписывается фраза: «Попади ко мне в руки Карл Маркс, он бы тут же сознался, что был агентом Бисмарка». Штубис сам был расстрелян в 1938 году, но один из немногих, кто не реабилитирован после смерти Сталина, а российские публицисты сегодня порой называют его «палач».

Однако с чем связано нынешнее неоднозначное отношение в России к Ф. Дзержинскому или к тому же Э. Берзиньшу? Думается, в современной России историки не столько ищут ответ на вопрос «кто виноват?», сколько пытаются понять, почему такие события произошли. Ответы на этот вопрос даются разные.

Приведу лишь одну (далеко не единственную) версию. Еще осенью 1917 года Ленин выражал надежду, что террор, подобный тому, что применялся во время Великой французской революции, большевикам применять не придется.

20 декабря 1917 года создаваемая Всероссийская чрезвычайная комиссия получила «чрезвычайные» полномочия: имела право выселять, лишать продовольственных карточек и публиковать списки врагов народа. Кстати, в Красной армии еще весной 1918 года в одной из частей придумали «высшую меру наказания»: изгнание провинившегося из армии. Тогда это не казалось смешным…

До лета 1918 года чекисты не были ориентированы на расстрелы за политическую деятельность. Но шло время, ожесточение нарастало, в стране не хватало хлеба, в деревни направлялись продотряды, на которые крестьяне смотрели как на врагов. Террор осуществлялся «снизу» без вмешательства чекистов и начался еще до их появления: например, весной 1917 года матросы в Кронштадте устроили охоту на командный состав, убивая офицеров; крестьяне жгли помещичьи усадьбы.

Как писал еще великий Гете, свободен первый шаг, но мы рабы второго. А поэт Есенин, говоря о том времени, не случайно однажды употребил вместо словосочетания «ход событий» слова «рок событий». Летом 1918 года, в условиях крайнего ожесточения, покушение на Ленина стало своего рода сигналом к началу красного террора.

Заметим, что красные латыши были в 1918 году не только свидетелями, но и соучастниками действий большевиков. Думается, они, как и многие в России, верили в возможность создания с помощью жесточайших мер совершенного общества.

Не случайно, в 1918 году британский посол в Москве Локкарт зафиксировал такие настроения среди латышских стрелков: «…к большевистским вождям они, латыши, питали необычайное уважение, они являлись в их глазах какими-то сверхлюдьми…».

Но шло время, а прекрасное будущее не наступало, и это было трудно объяснить. Борьба же с врагами народа стала для власти делом привычным. Вымощенная благими намерениями дорога оказалась ведущей в ГУЛАГ…

В 1938 году пришел черед и бывших заместителей Ф. Дзержинского — Е. Петерса и М. Лациса — они были казнены. В том году было убито немало советских латышей. Показательно то, в чем обвиняли бывшего идеолога красного террора Мартиньша Лациса — в 1937 году газета «Правда» утверждала, что он занимается «укрывательством» врагов народа…