Видео
В мире
– Ой, что вы, что вы! Мы сегодня (на пресс-конференции, посвященной премьере оперы «Валентина» – Ves.lv) говорили о музыке, о театре, мы говорили о певцах, об исторических событиях, говорили о личности Валентины Фреймане (прототипе главной героини оперы «Валентина» – Ves.lv). Мы забыли одну очень важную деталь. Мы забыли упомянуть, что у этой оперы есть либреттист. Либретто написала наша поэтесса Лиана Ланга. А главное, у автора есть одно замечательное качество, редчайшее качество (у многих людей оно отсутствует), и я его безумно за это качество ценю, вкупе со всеми остальными качествами – у Маскатса очень хороший вкус, он может балансировать на грани хорошего вкуса, и, на мой взгляд, он никогда эту грань не переходит. Я полагаюсь на его мудрость. Я этому человеку доверяю полностью. И вы знаете, этот сюжет, несмотря на трагичность всех этих событий, которые о многом заставляют нас задуматься, в этом сюжете много иронии, много самоиронии и много смешного. В этой опере много смешного. Сценическую часть спектакля делает Виестур Кайришс. Иева Юрьяне сделала очень красивые костюмы, выдержанные исторически. С большим трепетом она к этой теме подошла. Замечательный наш хореограф Агрис Данилевич ставил хоровые сцены. В этих хоровых сценах столько неприкрытой иронии, что, думаю, вы не должны беспокоиться. В этой опере есть одна пропаганда – пропаганда любви: любви к родной стране, к родному городу, жизни, друг к другу, к воздуху, к свету, ко всему тому, что тебя окружает. Это единственное, что пропагандируется в этой опере.
– Вы отметили в ходе пресс-конференции, что слушали, что вам говорит режиссер, но в создании образа отталкивались от музыки.
– Конечно, как всегда. Кайришс очень мудрый человек...
– Мудрые люди не говорят: «50 серых лет в Советском Союзе». Мудрые люди понимают, что и у серого цвета имеются оттенки.
– У каждого из нас есть свой конек. Я очень долго могу говорить о дрожжевом тесте, например, о том, как нужно делать первую октаву, о длине дыхания я могу говорить долго и упорно, неделями, не закрываясь. Потому что для меня это очень важно. Давайте будем снисходительны друг к другу: великодушие черта редкая для наших дней.
– Итак, Кайришс – мудрый человек...
– Кайришс – мудрый человек. Мудрость его заключается в том, что как мудрый режиссер он дает музыке говорить. Проблема современного театра во многом заключается в том, что музыке не дают говорить; в том, что эго режиссера настолько велико, что оно затмевает все остальное. А Виестур разрешает музыке говорить. Он очень немногословен в том, что делает. В том что происходит на сцене есть какая-то минималистическая суровость, которая вот эту трепетность музыки еще больше подчеркивает. Я нахожу в этой комбинации музыки Артура Маскатса и режиссуры Виестура Кайришса очень хороший симбиоз. Я абсолютно влюблена в этот материал. Мне кажется, это необыкновенно красивая опера.
– Технически для вас это будет сложно?
– Это технически для всех сложно. Артур – очень щедрый, а такую щедрую музыку без собственных щедрот никак не исполнить. Тут только на весь банк. Вот оно, пожалуйста.
– Я очень ждал этой оперы и очень болею за нее.
– Вы можете расслабиться, честное слово. Я как товарищ из смешанной семьи ко всяким политическим делам отношусь очень осторожно. У меня один брат моей бабушки воевал в Красной армии, а другой брат моей бабушки воевал в немецкой армии. У нас говорили и о том, и о другом. Очень болезненной темой, которой мы в нашей семье не касаемся, является история о том, как мой дед сидел в немецком плену. Ему и тому брату моей бабушки, что воевал в немецкой армии удалось бежать, и их обоих скрывала моя бабушка. Она вообще героическая женщина. Она работала в аптеке всю свою жизнь и прекрасно помнит, как врывались к ней в аптеку эсэсовцы, брали аптекарш и везли их на Румбулу копать могилы, привозили туда еврейские семьи и всех расстреливали.
– Как вам удается контролировать свои чувства на сцене? Как удается провести грань между ролью и своей собственной судьбой, не расплакаться, наконец?
– Профессионализм. К тому моменту, когда я нахожусь на сцене я должна все свои личные эмоции причесать. В этой музыке было очень много фрагментов, которые я просто не могла начать учить в голос, потому что я плакала. Они меня настолько трогали, что я... не могла работать над ними. Я просто сидела и играла их на рояле, чтобы запомнить музыку, чтобы она была у меня на слуху. Но грош будет мне цена как профессионалу, если я начну на сцене демонстрировать свои личные ощущения. Моим личным ощущениям на сцене нет места. Я проводник чего-то другого.
