В марте этого года, когда пошла вторая неделя его самоизоляции, Крастев получил от друга картинку, которая, по его словам, как нельзя лучше описывала происходящее в мире. Это была диаграмма Венна — визуальное отображение возможных отношений множеств, у которых есть что-то общее.
В двенадцати окружностях были написаны названия популярных литературных антиутопий — «1984», «Заводной апельсин», «Повелитель мух», «О дивный новый мир» и других. В центре, где все круги частично пересекались, была надпись: «Вы находитесь здесь».
«Так оно и было — мы проживали все эти кошмары одновременно», — признает политолог. При карантине общество стало в буквальном смысле закрытым. Люди перестали работать и встречаться с друзьями и родственниками, жизнь была поставлена на паузу. Людей терзали страх, скука и паранойя.
«Доброжелательные (и не очень доброжелательные) правительства внимательно следят за тем, куда мы ходим и с кем мы встречаемся, и полны решимости защитить нас как от собственного безрассудства, так и от безрассудства наших сограждан. Несанкционированные прогулки по парку могут повлечь за собой штрафы или даже тюремное заключение, а контакты с другими людьми стали угрозой для нашего существования.
Нежелательное прикосновение к другому человеку равносильно предательству. Как заметил Камю в романе «Чума», болезнь стерла уникальность жизни каждого человека, поскольку усилила осознание каждым своей уязвимости и бессмысленности планов на будущее. После эпидемии все живые могут считаться выжившими», — пишет Крастев.
Серый лебедь
Политолог называет пандемию классическим «серым лебедем». Это понятие означает весьма вероятное и способное перевернуть весь мир вверх дном событие, однако же, когда оно все-таки происходит, весь мир шокирован и впадает в ступор. Крастев напоминает, что еще в 2004 году Национальный совет по разведке США предупреждал, что новая пандемия, подобная «испанке» 1918-1919 годов, является лишь вопросом времени, что такое событие может остановить глобальное транспортное сообщение на длительный период, что правительства будут расходовать огромные ресурсы на перегруженные системы здравоохранения.
В 2015 году Билл Гейтс предсказал не только глобальную эпидемию инфекционной болезни, но и предупредил нас о том, что мы не готовы на нее ответить. Голливуд тоже выдавал свои блокбастерные «предупреждения». Однако, это совсем не случайность, пишет Крастев, что в «Лебедином озере» нет серых лебедей. «Серый лебедь» — это пример чего-то предсказуемого, но немыслимого. И тем не менее это немыслимое произошло.
В течение семи недель капитализм, как и Евросоюз, были тоже «поставлены на паузу», и два миллиарда человек сидели по домам. Как это ни парадоксально, во время «деглобализации» — закрытых границ и предприятий, разорванных экономических связей — мир был «на одной волне». Сидя по домам, люди видели, что в других странах происходит практически то же самое. В этом смысле граждане стали намного более космополитичными, чем когда-либо прежде, ведь были тесно связаны друг с другом через эту сопоставимую реальность.
Уроки для Европы
Кризис затронул страны с самыми разными режимами, культурами, экономиками, но в конечном счете почти все правительства решились на примерно одинаковые шаги, и при принятии решений готовились к худшему сценарию. «Швеция храбро пошла своим путем. Сначала она очень гордилась своим выбором, но по мере развития кризиса, как показывают данные, ее стратегия не предотвратила ни множественные смерти, ни спад экономики, который, как ожидается, будет еще хуже, чем в странах, закрывшихся на карантин», — пишет Крастев.
Он считает, что правительства решили копировать действия других не потому, что считали эти решения правильными, а скорее для того, чтобы обезопасить себя от возможных обвинений и осуждения. А это демонстрирует ограничения национальной политики в нашем глобализированном мире.
В период кризиса для европейцев стала очевидна ограниченность экономического национализма. Закрытые границы были геополитической аналогией социального дистанцирования и позволили сдержать пандемию, но это оказало негативное влияние на экономику. Стало также очевидным одиночество Европы на международной арене.
Ожидалось, что ответ на пандемию будет глобальным, но в действительности все было иначе. В геополитическом плане стала гораздо более заметна конкуренция между Китаем и США. Кризис привел к ухудшению имиджа обеих стран.
Поэтому, хотя европейцы были не слишком впечатлены ответными действиями ЕС на Covid-19, при опросе они выразили желание более скоординированной политики на уровне Евросоюза. Это еще один парадокс нынешнего кризиса. Консолидация проекта ЕС и расширение прав и возможностей Брюсселя обусловлены конкретной причиной: граждане осознали, что национальным государствам нужен ЕС, чтобы сохранять влияние в мире.
Такой импульс был немыслим до кризиса. Европейский Союз по своей сути был проектом глобализации. Теперь страх перед деглобализацией и исчезающая международная значимость являются ключевыми стимулами для укрепления Европы, уверен Крастев.