– Какие события 2016 года приблизили эту эру?

– Это был год жадного поглощения. Поглощения впечатлений, суждений, встреч. У меня в этом году вышел новый роман – «Востоковед», где я обобщил опыт предшествующих лет. Всю эту кровавую карусель, которая сейчас крутится на Ближнем Востоке.

Я обобщил мои поездки в Ливию, Ливан, Ирак, Иран, в сектор Газа, в Турцию. Во всю эту кромешную сирийскую катастрофу я залезал – и получился роман под названием «Востоковед». Совсем недавно я завершил свою следующую работу – роман, очень актуальный, да. Очень современная тема. Как и все вещи, о которых я пишу. Которые меня рвут, жалят, огорчают, обижают.

– О чём второй роман? Что вас сейчас мучает?

– Это сегодняшнее состояние нашей интеллигенции. Такой едкий антипутинизм, который замешан на существовании другого идеологического фланга – такого патриотическо-православного. И вот между этими двумя группировками сверкает такая молния, сверкает искра.

– И кто в конце побеждает?

– Побеждает опять Русская звезда Победы. Она продолжает светить издалека, из-за горизонта. Она не наступила, но она – манящая, она творящая, она есть тот живительный исторический ветер, который надувает паруса сегодняшнего Русского государства.

– Значит, в прошедшем году вас больше всего тревожили события на Ближнем Востоке?

– Как и всех нас. Но для меня это был год соприкосновения с героями. Ведь мы привыкли видеть наше время как время тусклое, лишённое героев, заполненное блистательными антигероями. А все герои отнесены в былое. Чуть ли не в античное прошлое.

А нынешнее время после 1991 года – время дегероизации, когда на авансцену выступили купец, банкир, себялюбец, гедонист, эгоист. Эти типажи входят в матрицу антигероя. А я встречался с истинными героями.

– Кто эти люди?

– Я был по своим делам в Оренбурге, в оренбургских степях, лесах. И мне надо было уже уезжать, но страшно захотелось побывать на могиле Александра Прохоренко, который погиб в Сирии, он был авиационным наводчиком. Он родом из Оренбурга.

Мне страшно захотелось поклониться ему. Его могила – в 180 километрах от Оренбурга. Я сел в автомобиль и промчался эти 180 километров перелесками, мимо озёр, мимо рек, приехал в его село. Я не заходил в его дом, не стал тревожить своим посещением ни его родителей, ни его близких, а сразу отправился на кладбище. И увидел там, на его могиле, гору, гору цветов живых.

Не вялых, не поблёкших, а таких, будто их принесли сегодня или вчера. Их была целая гора благоухающая! И там была мраморная дощечка, которую поставили, видимо, однополчане, с надписью: «Мы помним тебя, Сашок».

Ещё не было памятника, видимо, когда-нибудь он появится. И вот я стоял у этой могилы, как у алтаря, и испытывал какое-то удивительное просветление, молитвенное! От этой могилы для меня веяло светом, надеждой, любовью! Вдохновлённый, я поклонился – и умчался обратно. Это впечатление света, мученичества, русской святости воинской меня преследовало все эти месяцы.

– Вы сказали, встреча была не одна?

– Потом я отправился в Нижний Тагил. Как вы знаете, это танковый город. Там находится «Уралвагонзавод», где бывают обычно, чтобы посмотреть на новые конструкции танков. В этот раз я встретился не с инженером-конструктором танков.

Там неподалёку существует уникальное титановое производство, которое возникло, когда этот титан ещё научились плавить, обрабатывать, резать, сваривать, когда из него начали делать сверхпрочные оболочки ракет, самолётов.

Это титановое производство после 1991 года, когда всё падало, рушилось, было приватизировано. Большинство этих приватизированных предприятий обычно грабятся, гибнут, новый хозяин распродаёт станки, материалы и исчезает.

– А тут?

– А тут эти приватизаторы, новые хозяева, сберегли производство. Среди этой титановой продукции – по-прежнему наши подводные лодки, которые ходят далеко, самолёты, ракеты. Но ещё и искусственные суставы.

Это очень распространённое заболевание у нас, когда у людей изнашиваются суставы. И вместо костного или пластмассового им ставят титановый – лёгкий и сверхпрочный. И вот один из хозяев производства, человек, которому уже почти 80 лет, лауреат Ленинской премии, владел тридцатью процентами акций. Он продал все свои акции, получил за них несколько сотен миллионов рублей и построил великолепный медицинский центр протезирования.

Это некоммерческий проект. Он решил вернуть народу деньги, которые сберёг. Он последовал абсолютно христианскому принципу «раздай имение своё»! Его фамилия Тетюхин. Он создал этот суперсовременный, каких и в Европе нет, центр. 

– Вы были в самом центре?

– Там везде чистота, мрамор, какие-то драгоценные камни, палаты по самому современному уровню! Оборудование немецкое, швейцарское! И там людям делают вот эти операции. Вот такой человек живёт среди нас.

– Среди нас живёт и Дмитрий Зимин, который тоже продал свой бизнес, а деньги тратил на поддержку науки и образования в России. Его поступок вам не кажется героическим?

– Тоже, конечно, героический. Но тот, о котором я говорю, уж очень концентрированный. Поддержка науки – это тоже важно. Особенно оборонной науки. Особенно – создания новых реактивных систем.

– Зимин поддерживал физиков.

– Это очень важно.

– Его фонд, который и поддерживал учёных, признали иностранным агентом.

– А может, и Тетюхина признали иностранным агентом! А может, и меня признали иностранным агентом! Я вам рассказываю о своём опыте. Или вы хотите ввергнуться в полемику?

– Почему бы и нет?

– Тогда давайте поговорим о Сталине: кто он был – великий лидер или палач?

– Я знаю: вы предлагаете причислить его к лику святых.

– Или об обществе «Мемориал»: что это – иностранный агент или великое просветительское движение?

– А вы как считаете?

– Тогда всё, что я говорил вам о прекрасных людях, вырезайте!

– Что вы, это тоже интересно.

– Тогда зачем вы меня сбиваете?

– Мы ведь с вами не впервые разговариваем, и раньше у вас были другие герои, другие приоритеты. Мне интересно, что в 2016 году заставило вас так измениться.

– Ничего не заставило. Я как жил среди своих страстей и в плоти бренной – так и живу. Теперь мне эти люди попадаются. Раньше я их не находил.

– Байкер Александр Залдостанов по прозвищу Хирург разве не герой?

– Да-да, он трижды герой Советского Союза, первую свою звезду он получил во время защиты Севастополя, когда из орудия берегового подбил немецкий эсминец. Вторую звезду он получил за то, что победил в воздушном бою, когда на истребителе сбил аса Геринга. А третья звезда – это он защищал «Фонтанку.ру», на которую двигались страшные полчища чудовищ, он рассёк их своим огненным мечом!

– Он не обидится на этот ваш сарказм? Прежде вы о нём иначе говорили.

(На этом месте Александр Проханов прервал разговор, пришлось ему перезванивать.)

– Александр Андреевич, я ещё не спросила про торжество «Русской весны», о котором мы говорили год назад…

– Мне обрыдли эти темы! Я очень раздосадован вашей манерой вести разговор!

– Хорошо, больше не буду трогать эти темы. Расскажите, пожалуйста, о других героях, которых вы начали встречать теперь.

– Итак... третий мой герой. Я только недавно вернулся с Брянщины. Брянская губерния – мёртвая. Из неё ушли люди. Там упало производство. Там идёт мор. Это «чёрная дыра», которая находится в самой сердцевине России.

Ехал я туда с неохотой, по делам. И был поражён несколькими встречами. Во-первых, я встретился с губернатором. Его предшественник сидит в тюрьме. И это довершает картину упадка и развала. А тут предо мной предстал губернатор с такой очень мягкой фамилией – Богомаз. Он предложил мне поехать в самый глубинный район. Откуда сам он вышел.

И вот я сел на машину и поехал по этим дорогам. И приехал к пяти или шести крепким мужикам. Их так можно назвать по-свойски только после того, как рюмку водки с ними выпьешь. Это уже далеко не мужики. Один окончил всего десять классов, другой недавно был рядовым полицейско-постовой службы, третий – каким-то небольшим инженером.

Теперь это не мужики – это богачи. У каждого примерно по десятку или сотне гектаров земли. Этой бросовой, пустой, мёртвой земли. И на этой земле они выращивают сто центнеров с гектара пшеницы!

– Ого.

– В советское время, если колхоз добивался двадцати центнеров, председатель становился Героем Социалистического труда. Обычно получали семь, двенадцать.

– А тут – сто?

– Ну, восемьдесят пять.

– Как им это удаётся?

– Люди, получив в руки землю, поняли, что есть европейские секреты выращивания урожаев. В Европе тоже 80 – 85 центнеров с гектара. Секрет – в технологиях. В загадочных и неведомых людям технологиях.

Они стали добывать эти технологии. Они читали книги, слушали высоколобых профессоров в Москве, отправились в Европу – в Германию, в Голландию. Знакомились с фермерами. Где – добром, а где, как разведчики, выкрадывали технологии. И они познакомились с этой потрясающей кибернетикой явлений, в которые надо вписать растения. Пшеницу.

Световой день, влажность, холод, температура, глубина пахотного слоя, увлажнённость, внесение тех удобрений, этих удобрений, и всё это постоянно движется, ото дня ко дню… И получается этот баснословный урожай. Они мне показали свои дворы – центральные усадьбы.

Там стоят десятки суперсовременных комбайнов, тракторов, суперсовременных агрегатов. В хранилищах стоит картофель отборный. И вот я смотрю на эти ангары – они, как стада бизонов гигантских, уходят в леса! Они расчищают пашню, отвоёвывают её у леса.

К ним приезжают фуры непрерывно, их гонят в Магадан, во Владивосток. И каждую добытую копейку эти люди не тратят на безумные дворцы. Все живут очень скромно, пуритански. Только хозяйство, только расширение хозяйства.

– Поразительно.

– Вот и меня они поразили! Кстати, и губернатор – такой же, он один из них! Его вытащил Кремль, а может, ещё кто-нибудь, из этого захолустья.

– Я хотела бы спросить у вас как у писателя, который не только наблюдает явление, но ещё его анализирует: почему этот третий случай поразил вас как пример героизма? Что мешает другим людям на селе так работать?

– На самом деле, норма в нашей жизни – очень пошлая, скверная, скудная. У нас народ, после того как у него отняли всё что можно, с отвращением смотрит на труд, если работает не на себя, а на Абрамовича. Я встречал женщин, которым предлагали работу, а они отвечали: мы лучше будем пить, чем будем рабами. Повторяю: наша норма очень низкая, мы должны её повышать.

– И что надо делать, как вы считаете? Может быть, не бояться стать, как вы говорили мне год назад, «сытой швейцароподобной державой», не ругать проклятую «гейропу», а учиться у неё, как эти мужики?

– Надо чаще со мной говорить. Вот вы поговорили со мной – поразились. И сами такой стали. Чаще со мной говорить надо.

– Не у всех есть эта счастливая возможность – говорить с вами. И не все, кто с вами поговорит, могут что-то изменить.

– Слово очень многое меняет. Сейчас вот разрабатываются проекты развития Арктики и Дальнего Востока. Они не только дадут нам углеводороды. Они вернут народу пассионарность. Вернут вот эти лучи Полярной звезды – лучи Русской Победы.

Брянщина остаётся обетованной землёй. Сюда должны стремиться тучи людей, стремящихся проснуться от своего тяжкого, чёрного сна. Вот я рассказал об этих людях «Фонтанке» – и кто-то бросит всё, отправится на Новгородщину картошку выращивать.

Ирина Тумакова