25.03.1942
"Трасса тяжело больна. Она покрылась холодным потом. Охает и скрипит. По ней... все еще утюжат автомобили, проламывая хребет, будучи по оси в воде. Трасса перед смертью. Ожидается красивая смерть. В последний раз она выставит на солнце свои похудевшие телеса, сбросив снежные одежды, мокрые и набухшие..."
28.12.1941
"На Вагановском спуске сброшено 15 бомб. Валяются руки, ноги, головы, бомба попала в палатку командно-пропускного пункта. Жуткая история, людей погибло до 30 человек, машин 7 штук...
Самое неприятное, что сразу же началось мародерство. Не успел еще рассеяться дым, еще свежа и дымится, не успев замерзнуть кровь, а карманы уже обыскиваются и присваиваются вещи. Противно. Воровства и мародерства вообще очень много».
15.02.1942
"...Кто бы сказал, что произнесенное с великой надеждой в голосе слово "эвакуация" таит в себе столько горя, слез, расстройств физических и психических!.. В среднем теперь ежедневно отбывают свыше 1500 человек. Это огромная цифра для нас, работников дороги...
Приезжают здоровые и больные, молодые (начиная от грудных младенцев) ,до глубоких стариков, люди с сильной и слабой волей, живые и полумертвые. Но у всех одно желание – поесть, обогреться и скорее уехать. Наши представители из сил выбились. Бесчисленные вопросы, повторяющиеся и ненужные, довели их до исступления. Многие снимают красные повязки, чтобы не быть узнанными как благоустроители, а замешавшись в толпу приезжих, исчезнуть. Кругом стоны и оханье. Люди уже потеряли чувства сострадания и взаимопомощи, потому что все одинаково страдают, голодны и истощены».
31.12.1941-01.01.1942
"...К этому времени у меня должен быть сын или дочь. Где ты, Белочка? Как ты справилась в это тяжелое время с твоей задачей не менее тяжелой? Не имею от тебя известий и не знаю, куда тебе сообщить..."
"Папа держал войну в себе..."
Упомянутое дитя войны – Давид Штурбин – рассказал о своем отце.
-Папу война застала на берегу Невы. Недавний выпускник Ленинградской художественной академии получил завидное предложение - в той же академии занять место сначала заместителя декана архитектурного факультета, а потом и декана. Папа имел бронь, но ушел добровольцем на войну после того, как узнал, что в самом начале войны в минском гетто были расстреляны его родители. Сугубо гражданский человек вышел из войны капитаном II ранга, с двумя боевыми орденами Красной Звезды и осколками в теле. Один извлекли лишь спустя 15 лет...
-А как папа оказался в Риге?
-В 1946 году он получил от тамошнего первого секретаря ЦК Компартии Латвии Яна Калнберзина предложение – "восстановить советское искусство" на берегах Даугавы. Папа его принял не думая: в то время сталинско-бериевская клика уже шила знаменитое "Ленинградское дело", по которому под расстрел пошли многие видные государственные и политические деятели Северной столицы. Папу наверняка не миновала бы эта страшная участь...
В Риге мы жили в коммуналке с еще двумя семьями. И так до самой смерти папы в 1975 году, то есть почти 30 лет. Папа не думал о личных благах, хотя и занимал видные должности - был главным художником Латгосиздата, затем главным оформителем латвийского павильона на ВДНХ в Москве...
А потом папа перешел в свободные художники. Его творческая мастерская находилась в Союзе художников на набережной Даугавы. В одних стенах вместе с ним творил топовый акварелист Харий Блунавс.
Вместе с товарищами по творческому цеху папа любил выезжать в Юрмалу, в дом творчества на ул.Турайдас. Это были самые интересные времена для меня. Живописцы участвовали в творческих семинарах, устраивали выставки работ... Хорошо помню, что засегдатаем тех компаний была и ныне здравстующая Джемма Скулме.
Они, конечно, не знали о его блокадных дневниках. Для них он был только художником, создавшим произведения, которым нашли даже место в хранилище Латвийского национального художественного музея. А картина "Друзья мира" попала в один из каталогов достижений национального искусства в 70-е годы прошлого столетия и обошла весь мир...
Папа был членом Союза художников Латвии. Однако на земле, где была прожита большая часть его сознательной жизни, никто не удосужился вспомнить о нем ни на 90-летие, ни на 100-летие...
Ответ прост – его творчество не вписывается в нынешнюю коньюнктуру.
-А что папа рассказывал о войне?
-Он был закрыт в этой части на все пуговицы. Носил в себе ужасы фронтового времени. В этом, наверное, и кроится причина его ранней кончины. И только в свои картины порой выплескивал по памяти пережитое...
Рукописи не горят, но... теряются
-А блокадные дневники... Когда вы о них узнали?
-После смерти папы, разбирая его вещи. На семейном совете решили передать их в музей-заповедник "Прорыв блокады Ленинграда", который находится в Кобоне, на противоположном конце Ладоги, где заканчивали нелегкий переход по Дороге жизни караваны с людьми, грузом... Папины дневники – ядро экспозиции!
К 70-летию Победы из бюджета Ленинградской области были выкроены средства на издание красочного альбома, в котором кроме дневников Симона Гельберга и его рисунков, размещены и некоторые папины послевоенные акварели.
Специалисты утверждают: он единственный из очевидцев, кто оставил свидетельства именно о Дороге жизни.
Когда у меня побывала в гостях музейный специалист из города на Неве Татьяна Коптелова, она даже за сердце схватилась, распознав столь уникальный клад. Нет цены, полагаю, и личным вещам папы – фронтовой фляжке, кобуре от пистолета, кортику, орденам и медалям...
Музейные работники Санкт-Петербурга согласны взять далеко не все - их площади не позволяют разместить все это достояние. А латвийские музеи интереса по понятным причинам к этому не проявляют. Выбросить в мусорные контейнеры все это тоже рука не поднимается. Для меня это богатство. Это ведь не только история семьи. Это история великой Победы...
Инна ХАРЛАНОВА.