Видео
В мире
Тайные переговоры в Минске народного депутата Украины Надежды Савченко с лидерами самопровозглашённых ДНР и ЛНР Александром Захарченко и Игорем Плотницким превратились в крупное события для мирного урегулирования донбасского конфликта и громкий скандал на самой Украине. Партия «Батькивщина» объявила о выходе Савченко из ее состава. «Газета.Ru» связалась с Надеждой Савченко и расспросила о подробностях.
Надежда скажите, что это было?
Что это было? Это называется «разорвать кольцо»! Оно по-другому никак не разорвется.
Кольцо — это про войну или пленных?
Да, в первую очередь, про пленных. И про ситуацию в Украине вообще.
А какая ситуация с пленными? Насколько я понимаю, вы в официальных переговорах по пленным в минском формате не участвовали.
Знаете, у нас конкретными переговорами по пленным занимаются все люди доброй воли. Каждый может пойти и договориться. Это зависит только от твоих личных индивидуальных качеств и способностей. Людей в местах заключения держат и тут, и там силовые органы. Но это не означает, что не нужно пробовать и менять ситуацию каждому человеку, который готов это делать.
Кто вам помогал организовать встречу, с кем вы ездили?
Я держу связь со всеми переговорщиками, которые работают с той стороной. В этот раз на встречу я полетела с Владимиром Рубаном. Вообще, я не только с ним работаю.
А почему Минск?
Минск предложила та сторона. У меня, вообще-то, была идея ехать и напрямую встречаться. Отходить от «нулей» («нулевые» — крайние блокпосты. — «Газета.Ru») и встречаться, чтобы говорить на «нейтралке». Да и вообще где угодно! Но та сторона выбрала в итоге Минск.
Почему? Вы один из 450 нардепов Верховной рады, к вам на встречу на самолете везут двух глав самопровозглашенных республик. Вообще, трудно вспомнить, когда они вдвоем последний раз показывались на публике.
Я не знаю, как их везли. Я простой человек и не понимаю вашего вопроса. Кого еще туда надо было везти говорить с ними? Президента страны? Они, заметьте, приехали на встречу со мной и значит, для них это было тоже важно.
Говорили об обмене пленными
О чем вы говорили?
Только о пленных. Мы уточнили списки, которые в Минске никак не могут согласовать. О том, что людей, о которых они говорят, (список на 700 человек), — их нет просто.
Я сама за эти полгода, общаясь с родственниками пропавших, собрала и уточнила свои списки. У меня там тоже под 700 фамилий. Но нужно понимать, что не все эти люди живы. То, что родственники заявляют о пропаже в искренней вере, что их близкие еще живы и в плену, не всегда соответствует реальности.
Поэтому мы договорились остановиться на цифре обмена, которая твердо подтверждена. И не требовать того, чего не будет никогда.
Обмен скоро будет?
Я верю, что да!
Сколько на сколько?
Я не хочу называть эти цифры. Все определяется уровнем доверия к друг другу сторон. Это может быть обмен всех на всех или разбивка по группам на три части. Это может быть классический обмен на мосту и просто нескоординированная передача людей.
Та сторона говорила, что эта встреча не последняя. Я сказала, что не вижу смысла встречаться три года, как они это делают в Минске. Если эта наша встреча не будет иметь эффект, то и нет смысла встречаться дальше. Если же эти встречи будут эффективными, то можно, конечно, встречаться еще.
Вы согласовывали свою позицию с властями Украины? Или хотя бы ставили в известность о том, что было на встрече в Минске?
Я их предупреждала, что я буду встречаться с той стороной неоднократно. Также неоднократно делала публичные заявления о своей позиции. А в остальном я бы сформулировала так: со всеми украинскими правоохранительными органами я сотрудничаю в рамках действующего законодательства.
С чем тогда связана такая нервная и резкая реакция партии «Батькивщина», в которую вы входите, и ваших коллег-членов комитета Верховной рады по национальной безопасности и обороне?
Это, наверное, потому, что я сотрудничаю со всеми оборонными и правоохранительными структурами своей страны по этим вопросам, а вот со своими коллегами депутатами — как раз нет.
Я и в законодательной деятельности не всегда с ними соглашаюсь, — что с «Батькивщиной», что с комитетом, в котором я работаю. Тем более в таких вопросах как война и мир.
Я вчера услышала мысль от своих коллег в одном телеэфире, что они вот уже три года пытаются не допустить легализации террористов на Донбассе, а тут я. Но их и так никто не легализует! Это как с Крымом. Крым тоже не легализован де-юре, но де-факто он оккупирован.
Не о том они думают и не на том сосредотачивают усилия. Нужно работать над реальным освобождением людей и над защитой ценностей жизни этих людей. Войну нужно выигрывать или заканчивать.
Про легализацию нигде не говорится. Никто в мире никогда не подпишет бумагу, легализующую ДНР и ЛНР. Это надо понимать. И столько усилий за три года вложить просто в то, чтобы не дать легализовать эти образования? Усилия народных депутатов, внешних дипломатов годами направлены в одну бумагу. А там тысячи жизней положили и еще тысячи могут лечь.
Плотницкий больше философ, Захарченко - резче
Какое впечатление произвели на вас Игорь Плотницкий и Александр Захарченко?
С Плотницким я уже встречалась. С Захарченко пересеклась в первый раз. Мы три часа проговорили. Какое мнение сложилось о них как о людях? Ну, они разные.
Плотницкий он больше философ, давайте ограничимся такими словами. А Захарченко более резко соображает, что более небезопасно, если расценивать его как противника.
После этой встречи есть ощущение, куда все идет? Нет прогнозов?
Есть ощущение, что все 50 на 50. Или срыв в войну или ситуация все же закончится миром. Это зависит от очень многих факторов. Но в некоторой части и от меня, от того, что я буду делать и говорить. Я понимаю, что подписываю сделку с дьяволом.
Но я ее подписываю не ценой интересов украинского народа, а максимум — ценой своей жизни.
