Видео-цитата: Ивар Иябс. С 1:09:30
Лихие националы
В лихие 90-ые радикальным националистом считался тот, кто кричал «Чемодан! Вокзал! Россия!». И был не слишком рукопожатным у приличных людей и политиков обеих общин. Приличные националисты тем временем придумали «безгражданство» и невозможность получить его (окна натурализации).
Сегодня умные люди объясняют, что поголовное гражданство поставило бы под угрозу независимость и желанную евроинтеграцию Латвии. Ну, а то что «негров» обули на приватизационные сертификаты – побочный урон. И это было очень демократично и либерально: ради либерализации бывшей соцстраны освободить людей от прав, но не от обязанностей.
А еще угрозу для Латвии представлял русский язык, поэтому был принят закон о языке. Не для того, чтобы безгосязыкие остались без работы и либо уехали, либо опустились. А чтобы все жили дружно, счастливо и как сказано в Сатверсме. И ничего, что ради этого ее, оставленную отцами-основателями, пришлось переписать немного.
Ок, испуг – родной отец ксенофобии и национализма. Русских боялись и ограничили. Примем и простим этот по тогдашним меркам умеренный национализм. Мы были страшными и языка не знали.
Ведь если подумать, уже в 1998 году перед нами настежь распахнули натурализацию и сняли с ее окон решетки. Правда, тогда нашей стране очень хотелось в ЕС и надо было вести себя прилично.
Сначала ЕС, потом Карлис
И она старалась. В мае 2004 года стала официально Европой. А еще с февраля начал готовить первую Реформу имени Шадурскиса. Напомню, что изначально это был полный перевод на латышский всех школ. Ну, это же было для нашей пользы – чтобы дети имели равные возможности и госязык знали.
Тогда нам это казалось радикальным национализмом. Мы вышли на улицы десятками горячих голов. Мы снова были страшными и нас боялись. И нам дали отсрочку и 40 % от русского языка.
«Вот он, милый нам умеренный национализм!», — улыбнулись те, кто кричал про школы-Сталинград и обрезанные на 60% пошли по домам.
Преамбула — всему голова
Шли годы, русские осваивали госязык, сдавали на гражданство, лезли в политику. Стало ясно, что к 2014 Сатверсме уже старело. Оно уже не соответствовало новым веяниям национализма. И его дополнили Преамбулой. Где сказано, что государство у нас национальное и существует только для одного латышского языка и одного латышского народа. И не надо придумывать никакого народа Латвии!
Нам это казалось крайним национализмом. Но нам сказали, что это пустяки. Пометка на полях конституции. И жестко оскорбились, что мы не хотим становиться латышами. Мы махнули рукой и попытались остаться, как и до преамбулы, народом Латвии. Нам не мешал, и мы решили, что национализм был не такой уж и дикий.
Патология стала нормой
Прошло всего три года и снова Щадурскис и реформа, чтобы оттяпать оставшиеся 40% нашего негодного Латвии языка. И что? Это уже не кажется нам крайним национализмом, это в общем нормально. Так же в Конституции написано, и ничего, что в Преамбуле. Все для латышского народа! А латвийцев – мы себе сами придумали. И мы уже были не страшные. На митинги пошли три калеки, простите, три тысячи.
А вот то, что частное образование на русском нельзя – это крайний национализм, да. Ну, а садики, это – нормально. Это же для нашей пользы, так мы язык в совершенстве освоим.
Замечу, что домашних котиков кастрируют тоже ради их пользы, чтобы они в марте не сильно кричали и демонстраций под окнами приличных людей не чинили.
Поэтому, я полагаю, мои милый русские котики, что еще через десять лет умеренным и нормальным будет штраф за ответ вопрос на латышском на запрещенном языке. И либерал Иябс будет называть «шизофренией» то, что он когда-то отвечал на вопросы по-русски. А тех, кто будет кушать по утрам неправильных деток, он будет мягко корить и порицать.
За слишком острую форму болезненного национализма.