Видео
В мире
15 декабря сотрудники ФСБ задержали в Санкт-Петербурге семерых предположительных сторонников террористической организации «Исламское государство», пытавшихся взорвать Казанский собор. Среди задержанных — 18-летний петербуржец Евгений Ефимов. На видео, опубликованном силовиками, он признается на камеру, что собирался изготовить взрывчатку, расфасовать ее по бутылкам и прикрепить к ним поражающие элементы.
Позже на суде он рассказал, что планировал устроить взрыв в Казанском соборе. Российские власти заявляли, будто о готовящемся теракте Москву предупредило ЦРУ. По этому поводу даже состоялся телефонный разговор, в ходе которого Владимир Путин поблагодарил Дональда Трампа. Однако, как выяснил The Insider, Ефимова правоохранителям сдала вовсе не американская разведка, а его мать, которая долго и настойчиво пыталась спасти сына от попадания под влияние ИГ.
Оксана Ефимова рассказала The Insider как сын-отличник превратился в сторонника ИГ и как ФСБ проигнорировала ее предупреждения и просьбы «спасти сына».
- Как вы узнали об аресте сына?
— Поздно вечером 13 декабря к нам в квартиру постучали, это были сотрудники ФСБ, они сказали, что моего сына арестовали. Мне стало плохо, пришлось вызывать скорую. Когда я пришла в себя, начала кричать прямо при сотрудниках полиции. Я их спрашивала, почему вы нас не спасли, мы целый год обивали пороги ФСБ, Следственного комитета, психологов, никто нам не помог, а ведь спасти Женю было можно. Почему довели до всего этого? Я не верю в обвинения, которые предъявляют моему сыну. Жене всего 18 лет, он не мог быть организатором никакой группировки и изготавливать взрывчатку, вчерашнему подростку это не под силу. Он был игрушкой в чьих -то руках, его использовали. А сейчас на него пытаются повесить все грехи. У меня слишком много вопросов к нашим силовикам. Откуда взялись все эти порошки, кто их доставлял? У нас дома был обыск и ничего не нашли. Почему по всем каналам показывают только его, а лица других задержанных скрывают?
«Он отлично сдал ЕГЭ и мечтал стать химиком»
— Каким он был ребенком?
— Женя рос спокойным, жизнерадостным ребенком, у него было хорошее чувство юмора, он любил шутить. Всегда был отзывчивым и безотказным человеком, всех жалел, не мог просто так пройти мимо бездомной кошки или собаки. Он очень легко сходился с людьми, у него всегда были друзья. Учился Женя хорошо, все уроки делал сам. Очень любил иностранные языки и химию. У него была мечта поступить на химический факультет в СПбГУ. В этом году он закончил 11 класс, сдал все экзамены. По ЕГЭ получил очень высокие баллы, он проходил по ним на бюджетное отделение.
— Но не стал подавать документы в вуз, почему?
— Передумал. Об этом мы узнали после того как он сдал все экзамены, объяснил, что у него пропал интерес. Мы с отцом стали его уговаривать подать документы хоть куда-нибудь. Надеялись, что новый коллектив и учеба как-то его увлекут. Он был непреклонен, сказал, что хочет годик отдохнуть, поработать.
— А в армию он не собирался?
— Он ее не боялся, постоянно спрашивал, не приходила ли повестка, ему ведь 11 сентября исполнилось 18 лет. Но в этот осенний призыв нам повестка не пришла.
— И он пошел работать?
— В сентябре, по его словам, он нашел на «Авито» объявление, что в частную школу иностранных языков в городе Кировске, это Ленинградская область, требуется преподаватель. Он свободно владел английским языком. Я пыталась его отговорить от этой затеи, что ездить далеко, можно найти работу в Петербурге. Но он захотел пойти туда. Ему там нравилось, хотя деньги платили небольшие. А летом его знакомый по имени Халид пригласил работать на стройку. Все лето он там отработал, но денег ему не заплатили. В какой-то момент, к сожалению, я его пропустила, он вдруг перестал меня называть мамой. Мне стало очень обидно. Я постоянно задавала вопрос почему? Но ответа так и не услышала.
«Он вдруг перестал называть меня мамой. Мне стало очень обидно. Я постоянно задавала вопрос почему? Но ответа так и не услышала»
— Как он увлекся исламом?
— В нашей семье нет мусульман. Мы все православные. Началось все с малого: он стал слушать арабскую музыку. Сначала мы не придали этому значения. Но слушает и слушает. Хотя она нам не нравилась, что-то в ней было ненормальное, что давило на голову. Началось это после того, как ему исполнилось 17 лет, он только начал учиться в 11 классе. Потом отказался от свинины. Сказал, что хочет стать мусульманином, потому что они живут правильной жизнью. Не пьют, не курят, не ругаются. Я пыталась его вразумить. Но он не слушал. Сказал, что христианские праздники отмечать не будет, стал плохо отзываться о христианах.
— Когда вы впервые обратились за помощью?
— Незадолго до 18-летия он не пришел домой ночевать. Я стала обрывать телефон, он сбрасывал звонки, а затем вообще его отключил. В 11 вечера я вызвала наряд полиции, объяснила ситуацию, что ребенок несовершеннолетний, его нет дома, а телефон отключен. В 2:45 мне позвонили из отделения полиции, спросили кем мне приходится Ефимов Евгений Романович. У меня земля ушла из-под ног, я думала, что с ним случилось что -то плохое. Оказалось, что его задержали на Новочеркасском проспекте в молельном доме. В отделении с ним провели профилактическую беседу, дождались меня и нас отпустили. Не успели мы выйти на улицу, как он от меня сбежал. Я присела на скамейку и расплакалась. Пыталась дозвониться до него, но не могла. Когда я уже в такси подъезжала к дому, у него включился телефон. Он мне сказал, что находится в мечети, и приедет домой к 9 утра. Так и произошло.
— По вашему мнению, кто его вовлек в это?
— Я думаю, все началось с соцсетей в интернете. А потом, видимо, и в реальной жизни появился новый круг общения, о котором он не рассказывал. Женя перестал общаться со школьными друзьями. Имен своих новых знакомых никогда не называл, пожалуй, кроме какого-то Халида, этот человек стал для него авторитетом. Потом выяснилось, что Женя стал изучать арабский язык. По его словам, он учил его через интернет. Дома никаких книжек на арабском кроме Корана я не нашла.
— Когда вы окончательно поняли, что сын запутался и его нужно спасать?
— В марте этого года мы уже забили во все колокола. Самостоятельно на Женю уже не могли повлиять, он стал каким-то отчужденным, потерял интерес к жизни, у него изменился взгляд, он вообще был каким -то потерянным. В какой-то момент он перестал ухаживать за собой, отрастил бороду, стал мыться мылом без мочалки.
В его лексиконе стали появляться странные слова. Про христиан он говорил «неверные».
Я стала изучать его страничку «Вконтакте», нашла пару подписок на странные группы. Их содержание мне показалось радикальным. И я позвонила на горячую линию ФСБ, объяснила ситуацию. Они взяли мои контакты, записали телефон Жени и через два дня эти группы были заблокированы прокуратурой РФ.
А в апреле после теракта в петербургском метро мы с мужем поехали на Литейный, сын тогда вообще находился в невменяемом состоянии, он был похож на овощ, у него совершенно отсутствовали какие-либо эмоции. На Литейном нас вызвали в специальный кабинет, мы рассказали о том, что сын хочет принять ислам, что он перестал есть мясо, плохо отзывается о христианах и вообще ведет себя неадекватно. С нами долго разговаривали, вся беседа протоколировалась. Но нам на руки никаких копий протоколов не выдали, хотя я просила.
— Почему вы поехали в ФСБ, а не к психологу?
— На тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, да и сейчас об этом не жалею. Я до этого следила за историей Варвары Карауловой. Я понимала, что с моим ребенком происходит что-то похожее. Мне казалось, что если я обращусь к силовикам, они мне помогут спасти Женю. После Литейного мы стали ходить по психологам, но от них не было никакой пользы. Все в один голос твердили, что это подростковое явление, юношеский максимализм, он им переболеет — и все пройдет. Но я-то понимала, что все намного серьезнее. Через какое -то время нас с сыном вызвали в детскую комнату полиции, долго разговаривали. Женя воспринял эту беседу в штыки.
А затем был Следственный комитет, куда мы приехали тоже вместе. Я опять рассказала о том, что происходит с моим сыном, это уже было начало лета, ему становилось все хуже и хуже. Затем меня уже одну вызвали, причем запретили об этом говорить Жене. Я приехала, мы опять долго беседовали, мне пообещали, что к нам приставят сотрудника ФСБ из отдела экстремизма и терроризма. Мы с ним встретились, он меня успокаивал, обещал помочь, назначить куратора, который будет заниматься нашим делом. Это было в июле.
В августе я обрывала этому сотруднику телефон, он на звонки не отвечал. Потом как-то взял трубку и сказал, что нашим делом занимаются. Я умоляла что-то сделать, говорила, что теряю ребенка, что он превращается в зомби. Но так никакой помощи и не дождалась. Протоколов всех этих бесед у меня тоже нет.
