Гарик Мартиросян: Comedy Club спасает то, что мы считаем его самодеятельностью Юлия Гусарова

Сегодня выходит пятисотый выпуск программы Comedy Club. Многие ругают это шоу, говорят, что «“Камеди” уже не тот». Но сложно поспорить с тем, что этот проект изменил заунывную картину постсоветского телеюмора. Мы поговорили с художественным руководителем Comedy Club Гариком Мартиросяном о том, сколько человек пишут монологи Павлу Воле, как со временем меняются шутки в телешоу и трансформируется его собственное чувство юмора

Год или полтора назад мне надо было взять творческий отпуск. Но, чтобы это не сказалось на программе, мы решили заменить одного Гарика на другого — ведущим стал Харламов. Это был такой эксперимент: нам было интересно узнать, сможет ли Гарик Харламов из миниатюрщика быстро превратиться в этакого интервьюера-весельчака и общаться с гостями шоу. Разговор с гостями в зале, который идет в начале программы, вопреки мнению многих телезрителей и критиков, нигде не прописан и не срежиссирован, это экспромт. Харламов делает это специфически, но классно. 

А вы сейчас что делаете в Comedy Club как худрук?

Никакой я не худрук — это ребята на ТНТ придумали так называть мою должность. Художественный руководитель театра — звучит солидно, а художественный руководитель Comedy Club — это нелепо. Как «генеральный продюсер стриптиз-клуба». Я делаю много разного, начиная с проработки сценариев и заканчивая монтажом программы. Еще что-то говорю за кулисами во время съемок, но это практически полностью вырезают, поскольку голос за кадром — не самая плодотворная юмористическая ниша.

В одном из последних выпусков Comedy Club Павел Воля посмеивался над современным искусством — над Каттеланом, Ротко, художницей, которая рисует вагиной. Кто пишет ему номера?

Проблематика таких номеров в шоу обусловлена тем, что у нас есть свое собственное мнение о том, что такое современное искусство. Я по образованию художник, окончил в Ереване художественную школу, должен был поступить в художественную академию, но не сложилось — стал студентом мединститута. Репродукция Марка Ротко, которую мы порвали во время выступления Воли, — это и сознательное, и бессознательное веселье для всех нас. Мое убеждение: современное искусство есть некая смешная игра. Подбирать материал — не самая сложная задача для нас. Все, кто в нашей команде, — люди с высшим образованием и с широким кругозором.

Я не осуждаю стеб над современным искусством. Просто интересно, сколько человек работают над номерами Воли.

Пять человек участвуют: сам Паша Воля, который, между прочим, филолог и пишет прекрасные шутки, сценарист Алексей Пойманов, авторы Сергей Бессмертный и Сергей Минеев, участник старого состава «Сборной Пятигорска» Илья Романко и наш шеф-редактор Алексей Ляпоров, тоже из «Сборной Пятигорска». Ляпорова я бы назвал одним из столпов Comedy Club и нашего современного юмора. На его мощных плечах — так и напишите! — лежит ответственность за всю эту карусель. Воля — уникальный комик, который может из средненького монолога сделать отличный номер. Он просто верит, что все, что он говорит, смешно.

А всего сколько авторов в программе? Мне представляется поле, плотно заставленное компьютерами...

Девять авторов.

Какой-нибудь воронежский стендап-комик вряд ли запросто осядет у вас, если решит перебраться в Москву?

Вышеупомянутый Алексей Пойманов родом из города Шахты Ростовской области. Он именно вот так запросто пришел и сказал: «Я хочу стать вашим автором». Мы спросили: «С какой это стати?» Он предложил нам его испытать, мы дали задание — написать монолог для Паши Воли про деньги, и через несколько дней он принес очень смешной текст.

По-моему, девять авторов на двадцать с лишним артистов — это мало. Самим-то артистам некогда испытывать муки творчества — им бы успеть все запомнить и сыграть, а другим — смонтировать. Как готовится выпуск?

Авторы набрасывают миниатюры, потом, например, Тимур «Каштан» Батрутдинов говорит, что он в конце номера скажет такую-то свою фразу, все кричат ему, что это отвратительно, ну, или не кричат. Потом режиссер приходит: «Где же миниатюра?» Мы показываем ему наброски и начинаем съемку в режиме аврала. Это всегда наполовину импровизация. По-моему, нас спасает то, что мы себя считаем самодеятельностью. Если бы мы относились ко всему слишком серьезно, никакого Comedy Club не было бы. Или была бы одна программа в год, очень тщательно отрепетированная и, может быть, очень смешная. Хотя не факт.

Кто оценивает материал на свежую голову и говорит, какая шутка хорошо зайдет, а что не смешно?

Раньше мы основывались на своем вкусе. Теперь поумнели и за два дня до съемок делаем закрытые вечеринки в Golden Palace. Зрителей, которые туда приходят, мы предупреждаем о том, что увиденное ими может быть ужасно, поэтому пусть смеются там, где смешно, а где не смешно, пусть кричат «Фу!», чтобы мы могли отобрать лучший материал. Мы следуем такому принципу: из сценария лучше убрать побольше, а не добавлять.

По-моему, сейчас юмор Comedy Club стал более конъюнктурным. 10 лет назад одним из моих любимых номеров был — да и сейчас остается — «Музыкальная школа в Гарлеме». Там Харламов-школьник поет песню P.I.M.P. рэпера 50 Cent и пререкается с училкой, которую играете вы.

Я такого номера вообще не помню.

Это было очень свежо. А в том выпуске текущего сезона, где Воля стебал Ротко, был номер под названием «”Ералаш” на Рублевке», про маму и дочку с надувными губами. Рублевка — тема, вышученная в двухтысячных, «Ералаш» — вообще артефакт из СССР...

Мы соединили два старинных артефакта, и у нас получилось нечто современное.

Номер про Гарлем 2006 года даже сейчас современнее. Вы тогда опережали время, а сейчас не очень.

Для вас тема Рублевки устарела, а для других зрителей она только набирает обороты. Объясню на примере футбола. На чемпионате мира 2014 года играла сборная Бразилии. Для тех, кто давно смотрит футбол, эта сборная — бледная тень команды, которая играла 20 лет назад, потому игра современной сборной для тех, кто помнит ее предшественников, неинтересна. В позапрошлом году Бразилия в полуфинале проиграла Германии со счетом 1:7. «На черта нужна такая сборная Бразилии, которая бесславно проигрывает», — думают старые болельщики. А для молодых поклонников футбола, которые смотрели ЧМ впервые, эта сборная была открытием: «О, как они финтят на поле!» Так вот, для людей, которые смотрят Comedy Club год, тема с Рублевкой и накачанными губами дико смешная. Они, может, только что начали понимать, что такое Рублевка. А для вас, смотрящей Comedy Club 11 лет, это абсолютный нафталин. Когда вы смеялись над тем, как Харламов пел P.I.M.P., тот, кто помнил, как делали пародии на песни в восьмидесятые, наверняка думал, что у нас номер несмешной и неоригинальный.

Я, кстати, когда натыкаюсь на старые выпуски Comedy Club, чувствую недоумение. Одновременно с ним появляется ощущение, что мы все делаем правильно.

Как это?

По моему убеждению, юмор, возникнув, должен посмешить зрителей, отразив сиюминутное состояние реальности, и сразу после этого сдохнуть в телевизионной топке. Как граффити: появилось — закрасили. Или смыло дождем.

У вас со временем меняется чувство юмора? Что-то перестает казаться смешным? Какая разница между вами 32-летним периода начала Comedy Club и вами 42-летним?

Меньше волос, меньше сил, меньше чувство юмора. Все больше ударяешься в цинизм, в сарказм, тебя перестает устраивать все больше вещей — и на этом уже основывается новое чувство юмора. Настанет день, когда меня будут смешить только мои ровесники, которые будут изящным эзоповым языком шутить о реалиях современной жизни, я сам буду эстетствовать и перестану воспринимать прямой, жизнерадостный молодежный юмор. Это неизбежно. Десять лет назад мне было намного веселее. Сегодня я бы уже не стал делать пародию на песню Бруно Марса, которую я скачал позавчера. Сама песня интересная, а обшучивать ее — нет, потому что мы это уже проходили.

То есть фокус вашего юмора смещается с поп-культуры сегодняшнего дня на более житейские, вечные темы?

Для меня лично, может, и так. Но для нас как для команды Comedy Club — нет. Мы стараемся быть свежими и вникать во все новое.

Недавно Александр Масляков сказал, что Comedy Club делают, конечно, талантливые ребята (Comedy Club придумали участники команды КВН «Новые армяне». — Прим. ред.), но шутки ниже пояса он не приемлет. Он, как известно, за «экологически чистые шутки». Как вам современный КВН?

Если Александр Васильевич дает оценку нашему проекту, значит, он его смотрит, отчего я безмерно счастлив. Не только он, а вообще все, когда заводят речь о Comedy Club, делают упор на юморе «ниже пояса», так что для меня это не новость. В отличие от Александра Васильевича, который дает оценку Comedy Club, я не думаю, что я могу давать оценку КВН. Он состоит из команд — как прекрасных, так и отвратительных. Ну, вы же не обвиняете НБА, если баскетбольные команды Cleveland Cavaliers и Miami Heat показали неважную игру. Из новых команд КВН мне нравится «Союз» из Тюмени, «Сборная Краснодарского края», «Городъ Пятигорскъ».

Десять лет назад студенты смотрели записи КВН в интернете, а сейчас — выступления Луи Си Кея и шоу Эрика Андре. Вы за иностранным юмором наблюдаете? Любимцы есть?

Я не смотрю американский юмор, потому что он на меня странно влияет: буквально прорастает в моем мозгу. Через месяц регулярного просмотра американских скетчей начинаешь выдавать чужие шутки за свои. Я имею представление о главных западных комиках, но смотрю их очень дозированно. Шоу Эрика Андре — это совершенный беспредел, но очень смешной. Я однажды пересмотрел все выпуски, чтобы потом не возвращаться к ним. Потому что это может сбить с пути.

Сноб.ru