Одна из улиц Даугавпилса носит имя Вильгельма Карловича Кюхельбекера. Друг Пушкина, участник восстания декабристов в Петербурге был заключен в Динабургскую крепость и провел там четыре года — с 1827–го по 1831–й.
Вильгельм Кюзельбекер — не единственный декабрист, сосланный в наши края. Вскоре после восстания в Динабург были препровождены несколько "нижних чинов" восставших полков Петербурга и Чернигова.
Кюхельбекера привезли в крепость 16 октября 1827 года. Этому предшествовали драматические события. После поражения на Сенатской площади ему удалось скрыться и добраться до Варшавы. У одного из военных он начал наводить справки о своем брате, но тот опознал беглеца и сообщил по инстанциям. Кюхельбекера арестовали.
Вообще неудачи преследовали его с малых лет — за ним даже закрепилась кличка Неудачник. В Царскосельском лицее, куда он попал по протекции Михаила Богдановича Барклая-де-Толли - дальнего родственника, лицейские друзья не упускали случая подразнить долговязого, глуховатого, заикающегося, мечтательного и очень вспыльчивого товарища. Однажды, не выдержав насмешек, он побежал топиться в пруд. Но пруд за лето обмелел. Утопленника вытащили — он был с головы до ног в грязи и тине…
Членом тайного Северного общества Кюхельбекер стал за две недели до восстания — его принял Константин Рылеев. Выполняя поручение последнего, Кюхельбекер осуществлял связь между рылеевским штабом и гвардией, бывая в Московском и Финляндском полках и Морском экипаже. В день восстания он так торопился, что извозчик вывалил барина из саней. В пистолет, который он где–то добыл, набился снег. И когда на Сенатской площади он трижды хотел выстрелить в великого князя Михаила Павловича, пистолет трижды дал осечку.
Впрочем, это можно считать относительной неудачей. Осечка спасла ему жизнь, хотя поначалу суд приговорил его к смертной казни с "отсечением головы". Но затем над ним смилостивились и обрекли на 15–летнее одиночное заключение в тюрьме и ссылку на вечное поселение в Сибирь.
На первых порах Кюхельбекер отбывал срок в Петропавловской крепости, потом в Шлиссельбурге, откуда и попал в Динабург. В 1827 году на глухой почтовой станции Залазы произошла случайная встреча с Пушкиным. Вот как описывал ее Александр Сергеевич:
"…вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем… Я вышел взглянуть на них. Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинели… Увидев меня, он с живостию на меня взглянул; я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга — и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательством — я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали…"
Фельдъегерь же доложил начальству, что вез из крепости преступника Кюхельбекера и на станции Залазы бросился к нему "некто Пушкин". Фельдъегерь сразу приказал арестантам сесть в телеги и отправил их вон из деревни. "Но г. Пушкин просил меня разрешения дать Кюхельбекеру денег. Я в сем ему отказал. Тогда он, Пушкин, стал кричать и угрожал мне, говорил, что по прибытии в Петербург он в ту же минуту доложит Его Императорскому Величеству как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему денег…"
Впрочем, не все были такие службисты, как фельдъегерь. Комендант Динабургской крепости Егор Криштофович выхлопотал узнику разрешение читать и заниматься, сам доставал книги, позволял гулять по территории цитадели, встречаться с матерью.
Продолжал поэт заниматься и сочинительством. В одном из стихотворений он писал о русских поэтах:
Бог дал огонь их сердцу, свет уму.
Да, чувства в них восторженны и пылки:
Что ж, их бросают в черную тюрьму.
Морят морозом безнадежной ссылки…
О литературной деятельности Кюхельбекера стало известно шефу жандармов генералу Бенкендорфу. Комендант крепости за попустительство получил выговор, а Кюхельбекер был переведен в другой острог.
Накануне отъезда из Динабургской крепости он писал матери: "Слишком много чувств обуревают меня, я покидаю Динабург… покидаю с чувством горести, хотя это и была моя тюрьма, но я здесь уже почти 4 года, и всякая перемена страшит меня более, чем возбуждает радостных надежд".
Учащийся Динабургской школы прапорщиков А. Рыпнинский, часто навещавший Кюхельбекера, писал в своих воспоминаниях: "Кюхельбекер, лишенный рангов, чинов, орденов, дворянского звания, приговоренный к 15 годам каторжных работ, спокойно просидел бы в Динабургской крепости, если бы не постоянные посещения тюрьмы проезжающим мимо тираном".
Под тираном подразумевался Николай I, который во время поездок за границу всякий раз останавливался на ночлег в Динабургской крепости — он был там 15 раз! В крепости монарх нередко заглядывал в крепостной острог. Всякий раз перед посещением крепости царем Кюхельбекеру по–арестантски обривали половину головы…
После Динабурга поэта ожидали камеры Ревеля и Свеаборга (Выборга). Пушкин хлопотал о праве вести переписку с Кюхельбекером, посылать книги, но ему было отказано. Нарушить запрет смог только Василий Андреевич Жуковский. По ходатайству сановного благожелателя (им оказался… великий князь Михаил Павлович) время заключения было сокращено на пять лет. В 1835 году Кюхельбекер был отправлен на поселение в Восточную Сибирь.
После темницы поселение показалось лучом света. Но только первое время. Жизнь не складывается. Он любил и был любим, но женился на нелюбимой. Подрастали дети, но они были далеки от его взглядов и убеждений. Построил дом, но хозяина из него так и не получилось.
"Мелочные житейские дрязги, — вспоминал его сын Михаил, — заботы о куске хлеба заставили его вздыхать по уединенной келье Динабурга…"
Выпавшие на его долю невзгоды, утрата друзей, болезни, потеря зрения — все это добило здоровье. 14 августа 1846 года Кюхельбекер умер. Ему было только 49.
Похоронили одного из благороднейших людей пушкинской эпохи в Тобольске на Завальном кладбище.
За год до смерти он писал:
"Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию…"
И о себе:
"Узнал я изгнанье, узнал я тюрьму,
Узнал слепоты предрассветную тьму
И совести грозной узнал укоризны,
И жаль мне невольницы милой отчизны…"
Но этот "неудачник" вошел в историю не просто как лицейский друг Пушкина и декабрист, но и как поэт, писатель и один из наиболее даровитых критиков своего времени. Память о Кюхельбекере увековечена не только в Латвии, но и в Эстонии. Ведь именно в поселке Авинрум его малая родина. На месте господского дома стоит памятный камень, на котором по–русски и по–эстонски высечено: "Здесь прошли детские годы поэта–декабриста Вильгельма Карловича Кюхельбекера (1797–1808 гг.)".
"Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку, — писал о себе поэт, — природный мой язык — русский…"
Илья ДИМЕНШТЕЙН.