Я сижу в своём саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого
и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
……………………………………………………
Пусть и вправду, Постум, курица
не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции, у моря.
…………………………………………………………
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский,
но верный.
……………………………………………………………
Приезжай, попьём вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду
под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
«Письма римскому другу» обозначили весьма важную для начала 70-х гг. проблему: как жить в империи, которая на глазах дряхлеет и при этом ужесточается, грезя о былом величии? Стихотворение передаёт чувства, общие для жителей всех дряхлеющих империй, будь то Древний Рим или СССР. Активная жизнь закончилась, осталось только доживать и спокойно ждать смерти: «лебезить не нужно, трусить, торопиться».
Бродский предлагает не худший выход: в конце концов борьба ни к чему не ведёт, разве что прибавляет страдания либо самоуважения.
А вот жизнь «в глухой провинции у моря» позволяет и не участвовать в подлости, и не тратить жизнь на бессмысленную борьбу с ней.
Не удивительно, что советская интеллигенция, выработавшая тогда множество способов бегства от действительности (в дворники, в сторожа, в мистику, в садоводство и огородничество), любила эти стихи больше других.
Бродский и сам питал слабость к «Письмам…» - понимал, что уловил особую, неведомую прежде гармонию уединения и примирённости.
Дети Даля