Видео
В мире
Сейчас на дворе конец января, и мы отмечаем события, произошедшие 26 января по нынешнему календарю. В тот день газета Libausche Zeitung, которая уже тогда датировала свои номера, в этот день на первой странице опубликовала заголовок «Движение по обоим берегам Лиелупе» - разумеется, в сторону Риги. [Речь идет о контрнаступлении немцев, которое началось после первоначальных успехов латышских и сибирских стрелковых полков - взятия Пулеметной горки. - press.lv]
Вышедший в тот же день в Риге номер газеты «Яунакас Зиняс» признавал, что «немцам удалось оттеснить наши войска на полверсты-версту к северу от реки Лиелупе», но далее радовал читателей тем, что «уже получено известие, что в результате энергичной контратаки немцы уже отброшены с большими потерями как на восточном, так и на западном берегу реки Лиелупе».
В этот день было вполне обоснованно считать, что дорога на Ригу для немцев свободна... [На самом деле - нет. - press.lv] В итоге русской армии - а точнее латышскими стрелками - удалось удержать Ригу... [Это сильное преувеличение, поскольку немцы в тот момент Ригу брать не собирались, да и не могли. - press.lv]
Валдис Берзиньш (1935 г.р.), историк, сделавший изучение боев латышских стрелков делом своей жизни, в своей книге «Латвийские стрелки в Первой мировой войне» (2014) ссылается на немецкий источник о том, что в январских контратаках немцы потеряли четыре тысячи солдат еще до восстановления всех прежних позиций и благоразумно решили прекратить атаки, чтобы не попасть в те же неприятности, в которые попали русские. Потери в Рождественских боях 1916 года поставили рижскую группировку русской армии на грань уничтожения.
Русская армия потеряла людей и хорошие позиции
Говоря о потерях русской армии и сражавшихся в ее составе латышских стрелковых частей, В. Берзиньш повторяет подсчеты командира 2-й латышской стрелковой бригады, впоследствии генерала Андрея Аузанса (1871-1953), сделанные во время рождественских боев. В ходе почти месячных боев русская 12-я армия потеряла 45 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. В латышских стрелковых полках потери насчитывали 9280 человек.
Мнение Берзиньша о результатах русского наступления вполне обоснованно: территориальные приобретения были не только незначительными, но и, прежде всего, ухудшили общую ситуацию, а не улучшили ее. Как же так, разве не был взят узел немецкой обороны - Пулеметная горка? Был, но русским было бы лучше оставаться на тех вполне обороноспособных позициях, на которых им удалось остановить немецкое наступление в 1915 году. А продвижение вперед с них ухудшало положение обороняющейся стороны, слабостью которой немцы смогли воспользоваться в августе 1917 года, войдя в Ригу 6 сентября.
Рождественские бои стали одновременно и следствием слабости русской армии, и причиной еще большей слабости, которая вскоре проявилась в свержении русского царя, известном как Февральская революция (8-16 марта 1917 года по новому стилю).
Не то чтобы высшие офицеры русской армии могли точно предвидеть такой конец, но многие из них чувствовали неладное и попытались сделать хоть что-то, чтобы изменить курс. Рождественские бои и были такой попыткой: "Яунакас Зиняс" писала о Рижском плацдарме как о фронте, с которого до Пруссии было всего 5-6 дней марша. Это позволяло предположить, что успех здесь изменит если не ход войны, то отношение к ней русской общественности. Возможно, это позволило бы предотвратить надвигающуюся беду. Но исход сражений оказался хуже самых мрачных прогнозов русских штабов. Это относится не только к русским, но и к латышскисм стрелкам, присоединившихся к красным, и к латышам вообще, потому что Латвийская Республика принесла им не только радости и удовольствия.
В связи с этим генерал Аузанс в первом номере ежегодника «Латышский стрелок» за 1923 год задал вопрос: «правильно ли», что «свободный латышский народ каждый год отмечает ... День памяти Рождественских боев», "когда латышский народ принес такие большие жертвы и в итоге имел такие маленькие успехи“.
Почему не имела успеха атака, для которой было сосредоточено 16 латышских и 34 лучших русских батальона? Она должна была вестись по шести направлениям. На двух направлениях 1-й и 2-й латышскими бригадами, на четырех - русскими частями. Две латышские бригады действительно прорвали немецкие укрепленные линии и заняли территорию глубиной 3-4 километра. Если «уже 23 декабря Мангальский укрепрайон и Пулеметная горка не были взяты и дальнейшее развитие успеха на Елгаву было немцами предотвращено, то только потому, что ни один из 4 русских ударных отрядов не выполнил своей задачи». «Если бы хоть один русский отряд по обе стороны от латышей прорвал позиции противника и продвинулся вперед, то было бы достаточно резервов, достаточно моральных сил, чтобы развить операцию до конца. Тогда успех боя был бы совсем другим, и никому бы не пришло в голову жаловаться на уничтожение латышской молодежи с умыслом или без умысла».
[Нельзя не отметить, что здесь генерал Аузан слегка меняет показания, поскольку в его отчете, составленном непосредственно по итогам Рождественских боев, особо отмечена роль сибирских стрелков в прорыве немецкого фронта возглавляемой им 2-й стрелковой бригадой. Кроме того, сибирские части приняли активное участие в развитии прорыва - так захват Пулеметной горки 24 декабря сибиряками стал возможен благодаря успешному удару 53-го сибирского стрелкового полка на Витини. - press.lv].
Ненависть порождает еще большую ненависть
Краткое изложение описания боев можно позаимствовать из книги Арвида Мемениса (1919-2005) «Стрелки» (1995). Ее автор пришел к выводу, что «поведение русских было просто достойным сожаления и преступным. Это была уже не та армия, с которой можно было считаться"; "презрение и ненависть к русским росли, вспыхнув во время революции, когда стрелки потребовали своей доли справедливости"; "бессмысленное завершение этих боев, организация которых была в руках русского штаба, породило в стрелках горечь и ненависть ко всему царскому, открыв путь для коммунистической агитации".
Хотя превращение Латышских стрелков в Красные стрелки нельзя объяснить только Рождественскими боями, но, не зная, казалось бы, ничего о событиях революции 1905 года и многом другом, что накопилось за столетия, их можно назвать последним перекрестком, с которого стрелки еще могли пойти в другом направлении.
Рождественские бои определили гибель всей царской России настолько, что без участия латышских красных стрелков не возник бы коммунистический режим, который изначально не скрывал того отношения к русским, которое выразил здесь А. Меменис. Однако людей, которые не являются латышами, поляками, финнами, евреями и т. д., гораздо больше. Административный аппарат, состоявший из латышей, поляков, финнов, евреев и этнических меньшинств, оказался настолько малочисленным и разделенным всевозможными национальными, идеологическими и личными конфликтами, что не смог удержать власть. Грузин (осетин?) Сталин (1878-1953), выходец из этого же аппарата, разрушил его, пообещав вернуть власть русским, но, скорее пкам Сталина, скорее для того, чтобы дурачить русских, стоя на горе трупов латышей и прочих.
Жертвы латышских стрелков в Рождественских боях кажутся неизбежными, если исходить из того, что создание Латвийской республики невозможно без гибели Российской империи в катастрофе, которой практически не бывает без военной катастрофы. Современные реалии, такие как бесконечная озабоченность отделением Каталонии от Испании и Шотландии от Англии, свидетельствуют о том, что без катастрофы ничего подобного не происходит. Если Латвийская Республика могла появиться благодаря слабости России, то проявления этой слабости следует принять и даже приветствовать. Рождественские бои лишь подвели итог тому, что нарастало в течение всего 1916 года: «Боевая воля русских приближалась к нулю, мартовские и июльские бои уже доказали это, признаки слабости на всех фронтах свидетельствовали об этом. Русская армия приближалась к чему-то конечному - неизбежному», - отмечал Меменис.
Ожидание национального пробуждения в России
Было бы непреодолимым противоречием поздравлять с образованием Латвийской республики упрекать в чем то рижскую группировку русской армии, состоящую из сибиряков. Было бы большим противоречием ожидать, чтобы сибирские стрелки наступали с той же энергией, что и латышские стрелки, чтобы взять Елгаву, а затем, если не Берлин, то хотя бы Кенигсберг. Ибо разве нашлось бы место Латвийской республике в победоносной России?!
Надо отдать должное русским, но не за трусость, а за национальное пробуждение, конкретную форму которого зафиксировал Петерис Сникерс (1875-1944), отвечавший за медицинское обеспечение стрелков во время Рождественских боев. В выпуске «Латвийского стрелка» за 1929 год он привел эпизод, когда солдат-сибиряк забрел на перевязочный пункт со слегка натертыми ногами. И на вопрос «чего ты шляешься в тылу, а не идешь вперед к Елгаве» ответившего, что Елгава ему и даром не нужна: «Это немецкий город [Митава], пусть там живут немцы!».
Сникерс воспринял ответ с пониманием, добавив, что «из-за этой же причины русские проиграли войну с Японией в 1904-05 гг. Ибо какой интерес мы, латыши, а также поляки, финны, эстонцы, малороссы [украинцы], белоруссы и другие меньшинства России того времени могли иметь к Порт-Артуру и Дальнему Востоку?»
Время покажет, сколько лет русским из Сибири и тамошним полуассимилированным меньшинствам придется сражаться в Украине, чтобы прийти к тому же пониманию вещей, к которому пришел их прадед в 1917 году на Тирельском болоте".
