Видео
В мире
Александр родился в 1938 году в актерской семье Элги и Сергея Боярских. Когда мальчику было девять лет, родители развелись. Мама, латышка по национальности, переехала с сыном на родину, в Елгаву. Там Саша и пошел в школу. После окончания школы поехал в Питер и поступил в театральный институт. Потом три года играл в ленинградских театрах -- Ленсовета, Пушкинском -- и вернулся в Ригу. Уже навсегда.
Михаил младше брата на десять лет. У них один отец, но разные матери. Несмотря на то, что Александр был его единокровным братом, отношения складывались самые близкие.
Вот что вспоминал Михаил Боярский:
-- Мне было то ли два, то ли три года, когда нас с Сашкой познакомили впервые. Я, конечно, не помню, как это произошло, но взрослые потом рассказывали, что Сашка схватил меня, обнял с восхищением: "Ух, это мой брат!" Обрадовался, что у него есть брат. Когда мне было лет пять, Саша прислал свою фотографию, а сам почему-то не приехал. Я его ждал, не дождался и с досады взял авторучку и стал тыкать ему в глаза... Кстати, эта разрисованная фотка где-то у меня сохранилась, а вот совместной нашей фотографии с Сашей как не было, так и нет. Мы были тогда молодые, и в голову не приходило фотографироваться на память. У меня есть только одно письмо от него, которое я получил, когда попал в больницу после аварии. Он жил с нами, пока не устроился в общежитии театрального института на Моховой. Мы умещались впятером (папа, мама, бабушка, я и Сашка) в шестнадцатиметровой комнате. Жили мы тогда на первом этаже на Гончарной улице в коммуналке на пять соседей. Чудовищные условия, но было безумно весело, дружно, да я и не знал, что бывает по-другому...
«Лучшее, что у меня было...»
Старший брат в детстве был для младшего кумиром. При постоянно занятых родителях-актерах тот невольно становился его воспитателем. И он старался во всем ему подражать.
Послушаем младшего брата:
-- ...Он был чрезвычайно эрудированный, начитанный, умный человек, который сам мог спокойно выучить французский, а, приехав в Ригу, играл там не только на русском, но и на латышском. Читал в подлиннике Экзюпери, играл на фортепиано -- и этому научился сам. Друзья из других городов, разгадывая какой-нибудь мудреный кроссворд, могли позвонить ему в два ночи, и, сонный, он называл нужное слово. Не находилось такой области, где бы он был несведущ. Однажды повел меня в Эрмитаж "просвещаться", так как считал меня недоразвитым, издевался надо мной всячески, подкалывал. После этого мы собрались ехать домой на Благодатную, но не обнаружили в карманах ни копейки денег. Я попробовал было вскочить в троллейбус и проехать зайцем, но Саша тормознул меня: "Так нельзя! Пойдем пешком". Путь до дома занял часа три...
Мог не спать ночь, две, три. Будил меня: "Поехали встречать рассвет!" И мы отправлялись в Пушкин, Павловск, где гуляли уже в шесть утра. Внешне тоже был интересней меня: высокого роста, гибкий, стройный. Интеллигентный человек такой, серьезной породы... Мне казалось, Саша прочитал все книги, которые существуют на свете. Читал по ночам. Я засыпал, а он читал. Я просыпался -- он все еще читал. Он так и остался для меня недосягаемым... Он пользовался большим успехом у женщин и сам был довольно любвеобильным, однако никаких разговоров о женщинах у нас с ним не было. Никакой пошлости, никаких уроков секса он мне не преподал. Однажды я попытался завести разговор на эту тему, но он улыбнулся: "Женщины, Миша, -- это святое. Ты понял это? А теперь пойди погуляй". Я был влюблен в него по уши. Ни с кем в жизни у меня не было и нет такого взаимопонимания... Он лучшее, что было в моей жизни, моя вторая половина и даже больше чем половина...
Вашему автору посчастливилось видеть игру Александра Боярского в роли официанта в «Утиной охоте» по пьесе Александра Вампилова. Сыграна она была с блеском. Видел я и «Униженных и оскорбленных» Федора Михайловича Достоевского, где рижский Боярский играл главную роль. Но та, эпизодическая, и сегодня осталась в памяти.
Любимец театральной Риги утонул 8 сентября 1980 года во время гастролей Театра русской драмы в Болгарии на глазах своих коллег.
Как в дурном сне
Актриса Нина Фатеевна Незнамова вспоминала:
-- Все случилось как в дурном сне. Гастроли закончились, мы ехали на Золотые Пески, чтобы немного отдохнуть. По радио зазвучала песня Джо Дассена, и Саня сказал: "Как несправедливо! Высоцкий умер, потом Дассен -- какие ребята!" А через полчаса его самого не стало... Мы подъехали к берегу, все ринулись к морю, не обратив никакого внимания на маленький черный флажок, предупреждавший об опасности -- о подводных течениях.
Я ушла переодеваться, а когда вышла на берег, услышала: "Саня утонул..."
Он не умел плавать, у него было слабое сердце. Едва зашел в воду, течение стало его засасывать на глубину. Он еще смеялся, кричал, как бы шутя: "Помогите! Тону! Я таки действительно тону!" Когда все поняли, что это не шутки, стали бросаться в море. Помогли его вытащить немцы-отдыхающие. Спасательная станция была далеко, "скорая" тоже приехала не сразу, но он еще был жив, его увезли. Пока созванивались, выясняли, где он, мы вдвоем с помощником режиссера Мишей Тифенбергом отправились вдоль пляжа к спасателям. Он лежал на столе, ему делали искусственное дыхание. А потом сказали: все, кончено. Мы припали к окну увозившей его "скорой", плакали и прощались с нашим Саней...
Дон Кихот из Риги
Михаил Боярский рассказывает:
-- Конечно, судьба его трагична. И не только из-за происшедшего в Болгарии. Слишком уж много в нем было донкихотства, а с такой открытой душой и такими принципами долго не живут. Жизнь обязательно губит таких людей. Нужно быть себе на уме, держать нос по ветру и что там еще, нужно заниматься накопительством, удержанием и увеличением. А если занимаешься своим сердцем, если честен, непродажен, если движешься к Богу, то это жертвенный путь. Если что-то хорошее в моей жизни было, так это брат...
«Конечно, судьба его трагична. И не только из-за происшедшего в Болгарии. Слишком уж много в нем было донкихотства, а с такой открытой душой и такими принципами долго не живут.
Илья ДИМЕНШТЕЙН
