Евровыборы
Видео
В 1920–1930–е годы многие представители русской эмиграции на отдых приезжали в Латгалию. Ехали, по образному выражению писателя Ивана Лукаша, "на самые русские рубежи". "Тут Русь крепкая, настоящая! — писал он.
Напоминанием о той дореволюционной России были и сохранившиеся старые русские родовые имения: Ловбаржи, Балиново, Крижуты, Илзескалнс… О "самых русских рубежах", об этих имениях сохранилось немало воспоминаний. Среди них и заметки офицера и художника Михаила Алексеевича Зайцева.
Уроженец Двинска, Зайцев до революции окончил здесь реальное училище, а перед Первой мировой — юнкерское. Во время войны попал под немецкую газовую атаку. Лечился на Украине, в Житомире. После выздоровления закончил рисовальные курсы и стал учительствовать — обучать рисованию детей.
После прихода к власти большевиков судьба забросила его во Владивосток, где он работал учителем рисования в школе. В 1930–м ему с семьей удалось выбраться из СССР в Латвию. Он поселился в отчем крае — в Латгалии. Рисует, преподает рисование в школе в Яунлатгале.
Во второй половине 1930–х, когда в воздухе все отчетливее запахло порохом, Зайцев выехал в Америку. О том, как сложилась там его судьба, неизвестно. Можно не сомневаться лишь в том, что он не забывал родные места. Не случайно в 1955 году в Сан–Франциско в издании "День русского ребенка" вышли его заметки о былом — "Уголок старой России". Интереснейшие картинки ушедшей Латгалии.
"…Первая маленькая станция Зилупе уже произвела на нас, приехавших из Советского Союза, впечатление. Чистенькая комната с буфетом, полным закусок, с вкусными супами, мясными и рыбными блюдами, с окнами, на которых висят белоснежные занавески, так подчеркивающие синеву неба и яркую зелень стоящих в горшках комнатных цветов.
У буфетчицы и у всех железнодорожных служащих написано на лицах спокойствие; улыбки непринужденны и естественны, и ты чувствуешь себя свалившимся в теплый и почти забытый родной край. С какой–то нерешительностью спрашиваешь то или иное блюдо и не веришь, что тебе все можно купить и отправить в рот.
Вот еще пара часов, и мы с женой и маленьким сыном садимся на извозчика в Режице. Прошло 15 далеких лет с последнего посещения этого небольшого провинциального города Западной России. Те же мостовые, те же домики и так же перед некоторыми из них на деревянных лотках продают сладости, лимоны и прочую мелкую снедь. Молодая полная еврейка с улыбкой провожает нас глазами.
Как мы, русские, соскучились по этим чистым, искренним улыбкам. Если я и видел улыбки относительно искренние, то это было на окраине России — во Владивостоке. Прожив два месяца в Москве, я их не видел ни одной…
…Как радостно и приятно было гулять по Режице и чувствовать душевное спокойствие от всей жизни этого городка. Люди улыбаются, смеются, никуда не бегут и не видно издерганности, порывистости движений, грубости. Лавки и магазины полны товаров и продуктов, продавщицы вежливы. В базарные дни телеги, платформы ломятся от разнообразия и количества сельских продуктов и изделий.
Жизнь кипит в базарный день, но эта кипучесть совсем не та, которая в советской России. Весь облик толпы расцвечен свежей, полной сил молодежью с румяными щеками, да еще усиливающей ее яркими нарядами, смехом…
…С первых же дней у меня появилось несколько интеллигентных знакомых семейств, главным образом врачей города Режицы и бывших военных. В этом маленьком городе была русская гимназия, несколько русских основных школ и клуб Пушкинского общества. Но не только в самом городе можно было увидеть русское общество.
Такие прекрасные имения, как Лобваржи, Балиново, Адамово, Крижуты, в расстоянии 5–20 километров от Режицы, дополняли прелесть живописных окрестностей этого города и переносили в музейную редкость обстановки и вещей времен царствования Александра I и II, а иногда и более древних. Особенно богато были обставлены комнаты господина Вощинина в его Лобваржах и бывшего пажа Н. в его имении Крижуты…"
Тут нужно сделать отступление. Ловбаржи были родовым владением братьев Алексея и Владимира Жемчужниковых и их двоюродного брата Алексея Константиновича Толстого — создателей Козьмы Пруткова, а также потомков известного государственного деятеля эпохи Александра II сенатора В. А. Арцимовича, близкого родственника Жемчужниковых.
Алексей Михайлович Жемчужников проживал в Лоберже с 1874 по 1896 год, позднее имение наследует его племянница Мария Александровна Вощинина, урожденная Оболенская. В 1941 году арестован и расстрелян последний владелец имения — Константин Александрович Вощинин. Ему было всего 37. Богатейшая библиотека, мебель, посуда, портреты — все расхищено.
Еще одно соседнее имение — Крижуты — принадлежало Борису Александровичу Энгельгардту — бывшему члену Государственной думы. Но вернемся к рассказу Зайцева.
"Много я видел богатых пейзажей на севере, востоке, юге, но таких интимных своей нежной красотой с ароматом мягкости, мелодичности не приходилось видеть… Не только природа, но и люди не были похожи на людей центральных губерний Европейской России и не были похожи на людей с запада.
Как дивно хороши эти уголки на нашей планете, сохранившие свою историю, обычаи, наряды, и как пошлы и отвратительны мне все места, где стригут всех под одну гребенку и стараются привить всем одну выхолощенную мертвую культуру, убивающую все индивидуальное…
…Сам хозяин имения г. Вощинин произвел на меня сильное впечатление даже своим внешним видом. Несмотря на простую серую русскую рубашку, подпоясанную шнурком (…), он сразу же вас очаровывает теми мягкими и вместе с тем непринужденными движениями рук и туловища, которые бывали на нашей матушке–России присущи только очень и очень редким экземплярам высокодаровитой и породистой аристократии.
Не менее интересным был дом вместе с хозяевами в имении Крижуты. Сам хозяин, бывший паж выпуска приблизительно 1900–1905 годов, несмотря опять же на самый скромный серенький наряд, производил впечатление человека подтянутого не только своей стройной, хотя и невысокой фигурой и своими соразмерными движениями, но и всей мимикой, голосом и всем тем излучением, которое если и не видишь, то чувствуешь своими подсознательными центрами.
После обеда хозяин пригласил меня покурить и побеседовать в гостиную и пару небольших кабинетов. Стены были увешаны в старинных рамках портретами в масляных красках Александра I, Александра II. Несколько портретов Наполеона и много, много гравюр и фотографий… Очень трудно перечислить все то ценное и редкое, что было в этих небольших комнатах, но я никогда не предполагал, что в каких–либо 15–20 верстах от Режицы мог быть такой исключительный, редкий и дорогой своей русской стариной музей вместе с таким блестящим историком–рассказчиком, каким оказался хозяин.
Имение Балиново не отличалось богатством построек, но не остановиться над прелестью его пейзажей мне, как художнику, трудно. Хозяева Балинова, чета Афанасьевых, были очень гостеприимными, и не было дня, чтобы у них кто–либо не гостил из Режицы, Двинска и Риги. Почти каждое лето у них гостили и художник Виноградов, и художник Богданов–Бельский.
Много, очень много было в Латгалии помещичьих усадеб, но еще больше было прекрасных хуторов, которые если уступали своей стариной и обстановкой, то выигрывали хозяйственностью своих построек, богатством сельскохозяйстве нных машин, налаженностью полевого и других хозяйств…
Возвращаясь в вечерних сумерках в Режицу, я долго и с некоторой невольно закрадывающейся болью думал: неужели нельзя как–то сохранить эти ценности хоть на сотню лет нашим детям. Мало было у меня веры в то, что в настоящем Латгалия продержится много лет…"
Пророческие слова. И все же на этих "самых русских рубежах" и сегодня сохранились русские деревеньки, памятники, помнящие и русских полководцев, таких как герой войны 1812 года генерал Яков Кульнев, и русских писателей, поэтов. Поэтому тем, кто хочет вдохнуть "русский дух", необязательно ехать через границу — можно найти его и в Латгалии.
Илья ДИМЕНШТЕЙН.
