"Гимн любого государства выражает более глубокие представления о своей стране, о своем народе, о своей истории и направленных в будущее стремлениях, мечтах. Это, конечно, относится и к гимну нашего государства.
Центральным понятием гимна нашей страны является Латвия. Во времена создания гимна само представление о Латвии было чем-то новым. Латвия как единая земля — на тот момент еще не государство. Но уже не Курземе, не Видземе, не Латгале, а Латвия. Латвия как одна определенная часть мира. Латвия, которую можно найти на карте мира.
В этом новом термине — Латвия — уже с самого начала скрывалась огромная сила. Не знаю, осознавали ли уже эту силу и ее последствия автор слов и исполнители песни, но вложенный в это понятие революционный запал сразу же (и метко!) разглядел репрессивный царский режим, запретив использовать в песне слово "Латвия" — его нужно было заменять на "Балтия".
"Наше дорогое отечество" (Mūsu dārgā tēvija) — здесь, в первую очередь, появляется понятие "мы". Кто эти "мы"? Это разъяснено во втором куплете гимна — это "дочери латышей" (latvju meitas) и "сыновья латышей" (latvju dēli). Картина, которую видим в этой строчке — песни и танцы. Это поэтическая отсылка к языку и культуре, чувству прекрасного, которые этих молодых людей характеризуют и объединяют именно как латышей (latvji). То есть латыши есть общность языка и культуры. Как мы скажем позднее — культурная нация.
И для этих сыновей латышей, дочерей латышей, то есть латышей, Латвия — их родина. Таким образом, для латышей Латвия — особая земля, особое место на планете. Это их отечество — земля, которая принадлежит латышам, с которой латыши связаны. И, так как это земля латышей, с которой они связаны, они несут ответственность за нее. Латвия является центром мира латышей — вне зависимости от того, где они находились бы.
Строчка "Позволь нам там в счастье танцевать" ("Laid mums tur laimē diet"). Это счастье быть самими собой. Мы желаем себе свободы, чтобы мы в нашей родной стране — Латвии — могли "в счастье танцевать", то есть быть самими собой, жить без внешнего вмешательства, без давления извне. Мы желаем самоопределения.
В гимнах других стран мы часто видим, что речь идет о династиях, борьбе, героических сказаниях. У нас всего этого нет. Наш гимн ясен и глубок в своей простоте. Это мирный, человечный гимн. Мы очень демократичны — латыши лишь хотят жить мирно на своем месте, на своей земле — сейчас уже в государстве, не потревоженные извне. Мы сами можем, умеем и хотим создавать свою жизнь, свою землю, свое государство. Позволь нам там в счастье танцевать!
В гимне упомянут Бог. В конституционном праве призыв Бога, или invocatio Dei, не является редкостью. Таким образом, выражается мысль, что существует нечто большее, чем человек, что человек в мире не является абсолютной, последней инстанцией. Это представление о естественных правах, представление о естественном порядке вещей. Оно заходит дальше примитивного материализма и отражено не только в традиционном мышлении латышей. Это представление отражалось в философии во все времена, в том числе и в современном мире, оно самокритично относится к ограниченным возможностям человеческого сознания до конца познать и предсказать окружающий мир. Мы можем много делать для создания нашего будущего — очень много — но не можем быть уверены во всем до конца, не можем все предугадать. Не все зависит единственно лишь от нашего стремления и наших действий. Отсюда и эта просьба к более высокой инстанции — Богу — позволить нам на нашей земле, в нашей стране, в нашей Латвии "в счастье танцевать", то есть жить так, как мы хотим.
Я думаю, что всегда хорошо осознавать закодированное в нашем гимне, в его тексте представление о латышах, о земле и государстве Латвии, о нашем языке и нашей культуре. О нас.
Спасибо!".