Видео
В мире
22 мая 1930 года Палата представителей Конгресса Соединенных Штатов одобрила создание комиссии по расследованию коммунистической пропаганды, которую возглавил конгрессмен Гамильтон Фиш. Ее работа во многом подготовила появление в 1938 году закона Маккормака об иноагентах. Однако, возможно, комиссии Фиша, доставившей массу неприятностей СССР, могло и не быть, если бы советские чиновники немногим ранее внимательнее отнеслись к американскому конгрессмену.
«Пропагандирующие или обучающие оппозиции»
Советско-американские отношения с самого начала — с момента свержения Временного правительства — больше всего напоминали русские или американские горки. Небольшие подъемы сменялись глубокими спадами, а время от времени появлялись настолько крутые повороты, что дух захватывало у всех участников политического процесса. Как и в любой стране, у которой государственная идеология базируется на вере в духовные или иные ценности, элита в Соединенных Штатах очень болезненно реагировала на любую пропаганду, подрывающую эту веру.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что вскоре после российской революции американские законодатели запретили въезд в страну нежелательным эмигрантам. К этой категории относились прежде всего «иностранные анархисты и иностранцы, рекомендующие, пропагандирующие или обучающие оппозиции организованной власти как таковой или являющиеся членами организаций, или связанные с организациями, ассоциациями, обществами или группами, рекомендующими, пропагандирующими или обучающими такой оппозиции». Кроме того, запретили въезд и решили выдворить уже въехавших иностранцев, разделяющих веру в возможность насильственного свержения правительства Соединенных Штатов или проповедующих такое свержение.
Но и среди американцев было немало убежденных противников капиталистической системы и недовольных притеснением национальных меньшинств. Причем после начала Великой депрессии многие из них стали еще более явно пропагандировать свои взгляды, а демонстрации безработных все больше превращались в агитационные акции. Причем борцы с социалистической и коммунистической пропагандой не без оснований считали, что эта деятельность направляется из-за рубежа.
А Коммунистический интернационал финансирует американских коммунистов с помощью работающих в Соединенных Штатах представителей хозяйственных органов СССР и в зарегистрированных по американским законам, но по существу чисто советских фирмах, прежде всего в Амторге.
Но добыча доказательств таких связей была делом сложным, долгим и трудоемким. Поэтому зачастую для разоблачения коммунистической пропаганды использовалось эмоциональное освещение событий в СССР, или доказательства подрывной деятельности изготовлялись самими американскими правоохранителями (впрочем, как и их коллегами во многих других странах).
Обстоятельства сложились так, что в начале 1930 года во многих штатах началась кампания в поддержку преследуемых в СССР верующих, и вскоре комиссар полиции Нью-Йорка Г. Уэйлен объявил об изъятии документов, доказывающих причастность советских представителей к организации коммунистической пропаганды. Правда, дипломатический агент Наркомата иностранных дел СССР в Соединенных Штатах, не признававших советское правительство, Б. Е. Сквирский считал, что ничего особенно страшного не происходит. 1 марта 1930 года он сообщал заместителю наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинову, что активизация антисоветской кампании связана с предстоящими демонстрациями и забастовкой:
«Религиозная кампания, начавшаяся с опубликованием воззвания папы, несколько затихла в течение этой недели. С наступлением марта она начинает снова усиливаться, как можно судить по сегодняшней прессе. В связи с предполагающейся забастовкой 6-го марта и демонстрацией безработных страсти, несомненно, еще больше разгорятся, чем, надо полагать, религиозные организации воспользуются для усиления своей кампании. К воззванию папы примкнули представители крупнейших протестантских организаций, а также и еврейские организации. Кроме 19-го марта различными религиозными организациями назначаются и другие дни для специальных богослужений и протестов против “гонений на религию” в СССР».
К негативным сторонам ситуации Сквирский относил то, что мало кто решается выступить против религиозных деятелей:
«Малочисленность выступавших в пользу СССР показывает, насколько здесь отравляется атмосфера: многие не решаются выступить просто из опасения привлечь на себя внимание агитаторов в рясах».
Но были и положительные моменты.
«Несмотря на попытки втянуть администрацию в кампанию,— писал Сквирский,— последняя держится в стороне».
Плюс был и в том, что антисоветскую кампанию поддержал только один конгрессмен:
«В конгрессе пока выступил лишь один Гамильтон Фиш, внесший 20-го февраля резолюцию в палату представителей, в которой он призывает к протесту против Союза и заявляет о желании сотрудничать с другими нациями “в попытках убедить русское советское правительство положить конец религиозным преследованиям”. В резолюции одновременно отрицается право или желание вмешиваться во внутреннюю политику другой страны. Резолюция заканчивается заявлением против признания советского правительства, пока не прекратятся “религиозные преследования” в СССР».
Характеризуя конгрессмена Фиша, советский дипломатический агент писал Литвинову:
«Фиш когда-то выступал в пользу торгового соглашения с СССР, хотя был против признания де-юре. Он когда-то интересовался торговыми делами в СССР. Его теперешние выступления объясняются не тем, что он серьезно заинтересован в вопросе о религии, а тем, что ему нужен предлог для укрепления своей “популярности” в интересах будущих выборов... Поскольку в его округе представлены различные национальности, он надеется выиграть в роли борца за свободу религии».
Сквирский не считал Фиша серьезным политическим игроком, впрочем, как и многие в Вашингтоне. Выходца из уважаемой семьи, прославившегося лишь успехами в спорте и участием в Первой мировой войне, не воспринимали всерьез. И, как оказалось, напрасно.
«Объясняется боязнью обвинения»
Дальнейшие события разворачивались в стиле лучших политических интриг. 5 марта 1930 года Фиш внес в Конгресс резолюцию против СССР и Амторга. Две недели спустя, 19 марта, Сквирский докладывал в Москву:
«Резолюция Фиша, особенно ее часть, касающаяся Амторга, не имеет поддержки администрации. В Вашингтоне отдают себе отчет в том, что расследование Амторга, для обвинения которого у них нет никаких данных, неизбежно отозвалось бы на кредитном положении последнего, что повлекло бы сокращение его деятельности, которое принесло бы вред не только нам, но и американцам. При настоящем экономическом положении идти на подобную вещь было бы не совсем разумно. Можно ожидать поэтому, что резолюции Фиша, во всяком случае в ее теперешней форме, не будет дано хода».
Но это был оптимистический взгляд на происходящее. О худшем варианте Сквирский писал:
«Если в будущем шумиха не прекратится и какие-либо влиятельные организации будут настаивать на расследовании деятельности местной компартии, то, конечно, не исключается возможность реагирования со стороны конгресса и назначения специального расследования».
Но негативные последствия кампании, одним из основных вождей которой стал Фиш, уже давали о себе знать:
«Кампания против Советского Союза сказалась и на отношениях отдельных фирм к Амторгу. Одна фирма даже отказалась послать свои каталоги Амторгу, мотивируя свой отказ тем, что она “принципиально” не хочет иметь дела с СССР. Несколько других фирм, имевших раньше дела с Амторгом и дававших ему даже кредит, сейчас переменили позицию. Нужно сказать, что среди этих фирм нет крупных. По частным сообщениям, враждебнее к нам стал религиозный Джон Рокфеллер-младший (ему свыше 50-ти лет). Он вместе со своим дядей Перси Рокфеллером самый активный из Рокфеллеров. Несмотря на большие затруднения в промышленности, нельзя сказать, чтобы заметно было очень большое улучшение в наших делах здесь... За последнее время, кроме того, усиленно распространяются слухи среди фирм и банков о неизбежном банкротстве СССР в течение ближайших 6-ти месяцев. “Национальный сити бэнк” и “Гаранти трест компани” недавно дали такое заключение лицам, обратившимся к ним за финансированием сделок с СССР».
А резолюция Фиша, вопреки ожиданиям, получила пусть и не полную, но поддержку в Конгрессе. 2 мая 1930 года Сквирский докладывал в Москву:
«В связи с имевшим место недавно в Вашингтоне съездом Дочерей американской революции и приближавшимся 1-м мая здесь оживилось настроение против СССР. В этой атмосфере конгрессмен Фиш получил возможность выступить перед комиссией конгресса, куда была передана его резолюция, и настаивать на перенесении его резолюции из комиссии на общее собрание палаты представителей. Ожидается, что в течение ближайшей недели или двух резолюция будет перенесена на обсуждение конгресса. Как председатель комиссии, так и конгрессмен Фиш указали в интервью, что резолюция будет изменена в комиссии, что ей будет придан общий характер и упоминание о расследовании деятельности Амторга будет исключено».
У Амторга нашлись лоббисты в Конгрессе:
«Целый ряд лиц,— писал Сквирский,— обсуждал вопрос с председателем комиссии Снеллом и информировал его о работе Амторга и о тех нежелательных последствиях, которые могут иметь место для американской торговли, если будет подорвано положение Амторга. Снелл заявил, что он не намерен наносить удар американской торговле и подрывать кредитное положение Амторга».
Советские представители ожидали, что резолюцию Фиша выхолостят и отправят покрываться пылью в архиве. А сам он вместе со своим требованием о создании комиссии по расследованию коммунистической деятельности в Соединенных Штатах затеряется среди никому не известных конгрессменов. Но тут, неожиданно для всех, газеты начали публиковать разоблачительные документы об Амторге и Коминтерне, переданные им комиссаром нью-йоркской полиции Уэйленом.
Амторговцам не составило труда разоблачить фальшивки. Мало того что тексты и бланки, на которых они были напечатаны, изобиловали грамматическими ошибками, советские представители без особого труда нашли американскую типографию, где были заказаны бланки, и получили от ее владельца невостребованные заказчиком экземпляры.
Теперь в деле о коммунистической пропаганде можно было поставить последнюю точку. Но результат оказался прямо противоположным ожидаемому.
«Самый факт разоблачения Уэйлена,— писал в Москву Сквирский 14 мая 1930 года,— лишь способствовал увеличению количества сторонников расследования. Политические враги Уэйлена в Нью-Йорке, как республиканцы, так и демократы, увидели в разоблачении орудие, которым можно будет его добить, если это разоблачение сделать официальным. Они поэтому стали оказывать давление на председателя комиссии… в пользу вынесения резолюции на общее собрание».
Поддержать создание комиссии Фиша, как говорилось в том же письме, решили и другие члены Палаты представителей:
«Целый ряд конгрессменов в Нью-Йорке, чьи политические шансы пошатнулись, пытаются выдвинуть своей платформой в ближайших ноябрьских выборах борьбу с “красной опасностью”».
Все продвижение резолюции Фиша в Конгрессе еще можно было счесть цепочкой удач конгрессмена. Но то, что создание его комиссии было поставлено на голосование в Палате представителей в самый подходящий момент, вряд ли можно было считать волей случая. 29 мая 1930 года Сквирский доложил в Москву:
«Обсуждение резолюции Снелла о расследовании “коммунистической пропаганды” в Соед. Штатах имело место 22-го мая в палате представителей. Многие конгрессмены не были заранее предупреждены о том, что вопрос будет поставлен в этот день, и потому не присутствовали. Несмотря на попытки одного из конгрессменов добиться отсрочки обсуждения резолюции, последнее все же имело место. В числе отсутствовавших был также и конгрессмен Лагардиа, выступивший раньше с разоблачением подложности документов Уэйлена. В обсуждении резолюции приняло участие всего несколько конгрессменов и, главным образом, Фиш, Эндерхилл, Снелл, Джонсон и Рамсейер.
Первые четыре выступали в пользу резолюции, а Рамсейер, представитель фермерского штата Айова, резко выступил против, охарактеризовав предлагаемое расследование как “охоту за ведьмами”. Он усиленно подчеркивал, что период экономического кризиса требует внимания конгрессменов к вопросу о безработице и оно не должно быть отвлекаемо ненужными расследованиями. Попытка расследования должна быть истолкована как желание отвлечь внимание населения от проблемы безработицы.
Председатель комиссии Снелл заявил, что вначале он был против резолюции, но потом, когда в комиссию стали поступать материалы, указывающие на серьезность положения в отношении “пропаганды”, он переменил свое мнение. Если конгрессу неугодно расследование, то пусть берет на себя ответственность; лично он такой ответственности на себя брать не может».
Большинство конгрессменов проголосовало за создание комиссии.
«Такое поведение,— писал Сквирский,— объясняется боязнью обвинения в укрывательстве “красных”».
«Врагом советского лесоэкспорта»
Еще одна удача комиссии Фиша также выглядела хорошо спланированной. Ее заседания начались летом, когда поток новостей о большой политике иссяк, и газеты всех направлений, кто издеваясь, кто превознося Фиша, разрекламировали его выступления так, будто ничего важней в тот момент не существовало.
Во время своих заседаний комиссия Фиша упорно пыталась доказать факт поддержки американских коммунистов советскими представителями в Соединенных Штатах. Члены комиссии посетили даже летний лагерь, созданный для своих детей членами американской Компартии, и пришли к выводу, что там на детей воздействуют опасной пропагандой. Замечательным оказался результат исследований документов, в подлинности которых уверял всех комиссар нью-йоркской полиции Уэйлен. Фиш заявил, что, хотя документы, видимо, поддельные, это не уменьшает опасности коммунизма.
Но вскоре стало очевидным, что комиссия создавалась не только для борьбы с «красной угрозой» в сфере идеологии. В «Обзоре состояния советско-американских отношений», составленном в августе 1930 года, говорилось:
«Комиссия была сформирована в составе трех республиканцев — Фиш, Нельсон и Бахманн, и двух демократов — Эслик и Драйвер. Последний перед началом июльской сессии был заменен Холлом, яростным врагом советского лесоэкспорта».
Но комиссия начала борьбу не только с экспортом советского леса.
«26-го июля Карл Элкерсон, председатель “Америкен манганиз продьюсерс ассошиэйшен”, обратился к комиссии Фиша с просьбой обследовать советский демпинг марганцевой руды. Он указал, что крупнейшая сталелитейная компания “Бетлехем стил Ко” отказывается покупать американский марганец и предпочитает приобретать советский марганец, продажей которого в САСШ руководит Леонард Бек, сын главы “Бетлехем стил Ко”. Элкерсон представил Фишу документы о значении развития национальной марганцедобывающей промышленности для дела обороны САСШ».
А еще были недовольные тем, что СССР ввозил в Соединенные Штаты уголь, пшеницу, спички. И, надо полагать, именно представители бизнеса, желавшие избавиться от советской конкуренции, и их друзья в Конгрессе стояли за ловкими ходами во время создания комиссии Фиша. В их интересах комиссия при содействии чиновников Министерства финансов и Госдепартамента приступила к выяснению, практикует ли СССР демпинг на американском рынке и использует ли труд заключенных при добыче сырья и производстве товаров для экспорта за океан.
Самое поразительное заключалось в том, что главными помощниками Фиша выступили некоторые советские газеты. Они отвечали на нападки комиссии Фиша, так, как и должны были отвечать органы пропаганды. К примеру, отвечая на вопросы об использовании труда заключенных на лесозаготовках, советские представители в Соединенных Штатах изворачивались как могли. А газеты написали, что это внутреннее дело СССР и отчитываться родина социализма ни перед кем не будет.
Немалую пользу комиссия принесла и американским законодателям. Шумиха о «красной опасности» отвлекала избирателей от самых насущных проблем — кризиса и смертельно надоевшего всем сухого закона. И все, кто поддерживал алкогольное воздержание, включая Фиша, рисковал остаться без места в Конгрессе. Но ставка на борьбу с большевиками-атеистами себя оправдала. Немалое число тех, кто придерживался этой линии, вновь заняли места в Палате представителей.
Отвлечением населения от насущных проблем была довольна и исполнительная власть. Фиш пытался продлить работу своей комиссии на неопределенный срок, но это ему не удалось. Зато он помог с продвижением законопроекта о расширении списка нежелательных иностранцев другому конгрессмену — Дайсу, который в 1938 году возглавил комиссию по расследованию неамериканской деятельности и в своей работе использовал опыт Фиша. Как и многие положения принятого в том же 1938 году закона Маккормака об иностранных агентах были продолжением законодательных инициатив Фиша и его комиссии.
Оставался только один вопрос — почему Фиш с таким самозабвением бичевал коммунистов? Ответ содержался в докладах Сквирского, который писал, что в 1923 году Фиш и его компаньон Фриде отправились в СССР, чтобы попытаться заключить выгодную торговую сделку. О том, что именно произошло в Москве, дипломатический агент НКИД СССР в Соединенных Штатах не знал. Скорее всего, чиновники из Наркомвнешторга или Главконцесскома, не потрудившись разобраться, приняли конгрессмена за одного из множества приезжавших в Москву бизнесменов без денег и связей. Но факт в том, что он вернулся домой ни с чем.
Евгений Жирнов, "Коммерсантъ".
