Александр Иванович Рибопьер, большой анекдотист, между прочим, рассказывал, что при Екатерине было всего 12 андреевских кавалеров. У него был старый дядя, Василий Иванович Жуков, который смерть как хотел получить голубую кавалерию. Один из 12 умер, и князь просил Екатерину дать ему этот орден — он был сенатор и очень глупый человек. Получивши ленту, он представился императрице, чтобы благодарить. После представления его спросили, что сказала ему государыня. "Очень хорошо приняла и так милостиво отнеслась, сказала: "Вот, Василий Иванович, только живи, до всего доживешь"
М. В. Гудович, почти постоянно проживавший у графа Разумовского и старавшийся всячески вкрасться в его доверенность, гулял с ним как-то по его имению. Проходя мимо только что отстроенного дома графского управляющего, Гудович заметил, что пора бы сменить его, потому что он вор и отстроил дом на графские деньги.
— Нет, брат,— возразил Разумовский,— этому осталось только крышу крыть, а другого возьмешь, тот станет весь дом сызнова строить.
Суворов А.В., будучи фельдмаршалом, чтобы не потолстеть, запретил денщику давать добавку гречневой каши, которую любил откушать, посему происходили такие диалоги:
— Феоклист, принеси-ка мне ещё каши.
— Не велено, Ваше высокопревосходительство!
— Кем не велено?!!
— Фельдмаршалом не велено!
— Ну, фельдмаршала нужно слушать.
Когда принц Прусский гостил в Петербурге, шел беспрерывный дождь. Государь печалился, глядя в окно, что ж за впечатление привезет его гость, вернувшись на родину.
— По крайней мере принц не скажет, что Ваше Величество его сухо приняли, -- заметил Нарышкин.
А.Л. Нарышкин -- директор императорских театров при Александре I, прославился расточительностью и, естественно, был в вечных долгах. Вот такой типичный случай произошел с ним однажды.
Нарышкин опоздал на бал к Императору, чем вызвал тихий гнев Государя:
— Как Вы могли?
— Без вины виноват, Ваше Величество! Камердинер не понял моих слов: я приказал ему заложить карету; выхожу — кареты нет. А он протягивает мне пук ассигнаций... пришлось нанимать извозчика.
Николай I любил проверять ночью посты. Однажды навстречу ему попался прапорщик одной из инженерных частей. Прапорщик увидел императора и вытянулся во фронт.
— Откуда ты? — спросил Николай.
— Из депа, Ваше Величество! — отрапортовал прапорщик.
— Дурак! Разве «депо» склоняется? — поправил император малограмотного служаку.
— Все склоняется перед Вашим Величеством! — льстиво, но предельно искренно заявил прапорщик.
Николай любил, когда перед ним склонялись, и прапорщик встретил утро капитаном.
Однажды Николай I решил узнать, кто из его губернаторов не берет взяток. Ну и озадачил этим вопросом III отделение. Ответ ведомства Бенкендорфа был таков - не берут взятки всего два губернатора: ковенский Радищев (сын того самого) и киевский Фундуклей. Комментарий Николая на полях доклада воистину прекрасен: «Что не берет взяток Фундуклей — это понятно, потому что он очень богат, ну а если не берет их Радищев, это подозрительно, значит, он чересчур уж честен»
Как-то раз до сведения графа А. А. Аракчеева (1769–1834) дошли слухи, что петербургский обер-полицеймейстер тратит выданные ему на секретные операции деньги не по назначению. Он доложил об этом императору Александру Павловичу, и тот поручил ему самому обревизовать расходы экстраординарной суммы. Каковы же были удивление и гнев неподкупного, кристально честного Аракчеева, когда он увидел, что получательницей денег из секретной суммы была его собственная жена! Призвав ее к себе, он грозно спросил:
— Вы, сударыня, изволите брать взятки с полиции?
— Какие взятки? - удивилась Наталья Федоровна. - Я не понимаю.
— Я говорю, что вы получили от обер-полицеймейстера два раза по пять тысяч рублей!
— Ну, получила, - согласилась жена. - Только какие же это взятки? Просто маменьке деньги были очень нужны!
Друг Тютчева И.С.Гагарин рассказывал, как в 1837 году встретил Тютчева, приехавшего в Россию, в отпуск, и какой у них состоялся разговор:
— …встречаю я однажды Тютчева на Невском проспекте. Он спрашивает меня, что нового; я отвечаю ему, что военный суд только что вынес приговор Геккерену.
— К чему он приговорен?
— Он будет выслан за границу в сопровождении фельдъегеря.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Пойду, Жуковского убью
Лев Николаевич Толстой, будучи офицером русской армии, пытался повлиять на нравственный и культурный уровень своих солдат. В частности, пытался искоренить среди них мат. История сохранила даже некоторые его разговоры с подчиненными. В основном его увещевания носили такой характер: «Ну к чему такие слова говорить, ведь ты этого не делал, что говоришь, просто, значит, бессмыслицу говоришь, ну и скажи, например, "елки тебе палки»", «"эх, ты, едондер, пуп", "эх, ты, ериндер", и т. д.».
А затем графа Толстого из этой батареи перевели куда-то в другое место, а на его должность назначили офицера по фамилии Крылов. Этот самый офицер приходился отцом известному академику Алексею Николаевичу Крылову. Именно он и поведал об этом казусе в своей книге «Мои воспоминания».
Новому офицеру солдаты рассказали о его предшественнике по-своему:
— Вот был у нас офицер, его сиятельство граф Толстой, вот уже матерщинник был, слова простого не скажет, так загибает, что и не выговоришь...
Виссарион Григорьевич Белинский едет по вечернему Петербургу на извозчике. Извозчик видит – барин незаносчив, из простых, пальтишко на нём худое, фуражечка, – в общем, можно поговорить. Спрашивает:
— Ты, барин, кем будешь?
— А я, братец, литературный критик... – отвечает Белинский.
— А это, к примеру, что ж такое?
— Ну вот писатель напишет книжку, а я её ругаю…
Извозчик чешет бороду, кряхтит:
— Ишь ты, говна какая…
П. Вяземский: Однажды в английском клубе сидел перед ним барин с красно-сизым и цветущим носом. Фёдор Толстой смотрел на него с сочувствием и почтением; но, видя, что во все продолжение обеда барин пьет одну чистую воду, Толстой вознегодовал, и говорит: «Да это самозванец! Как смеет он носить на лице своем признаки, им незаслуженные?»
Во время правления императора Александра III некий солдат Орешкин напился в царевом кабаке. Начал буянить. Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора. На это солдат ответил: a плевал я на вашего государя императора! Его арестовали и завели дело об оскорблении императора.
Ознакомившись c делом, Александр понял, что история гроша ломаного не стоит, и начертал на папке: дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать, передать Орешкину, что я на него тоже плевал.