"Впервые я приехала в Латвию примерно в девять лет — купить мороженое. Нет, это не значит, что я могу объяснить, почему каждый эстонец умеет сказать «saldējums». Мы сами годами пытаемся разгадать эту загадку — так же, как и другую: почему мы почти уверены, что у всех латышей по шесть пальцев на ногах. Обе идеи одинаково загадочны, как и наш общий балтийский оптимизм: иногда его можно наблюдать, но он никогда не был задокументирован. Однако в девять лет я и представить не могла, что к любви к мороженому с цикорием когда-нибудь прибавится любовь к стране, где его производят. Это стало ясно лет через пятнадцать, когда на театральном фестивале «Homo Novus» я вдруг поймала себя на том, что восторженно восхищаюсь местной художественной средой — её свободой и непринуждённой сдержанностью, театральным шармом фасадов в югендстиле и, главное, только что открытой способностью латышей проявлять заботу так аккуратно — балансируя между искренностью и ненавязчивостью.

Гимн на выбранной громкости

Это было так, будто моё присутствие было по-настоящему и однозначно важным, но никогда — даже на секунду — не заставляло кого-то напрягаться и уделять мне лишнее внимание. Это значило, что на открытиях выставок меня сердечно обнимали люди, которых я, возможно, видела всего один раз, но при этом я не получала приглашения на день рождения коллеги по работе — потому что, конечно же, считалось само собой разумеющимся, что я и так приглашена.

Мне понадобилось несколько лет, чтобы понять: это ни в коем случае не невежливость, а следствие (возможно, неосознанного) принципа: Латвия о себе не кричит. Латвия тихо мурлычет про себя. Так же тихо, как сами латыши, которые бывают такими же ненавязчивыми, как гриб, который точно не хочет, чтобы его нашли. А эстонцы… как бы это помягче? Слоган, который я год назад придумала для своей родной страны: «Никогда не бывают достаточно хорошими, но точно лучше тебя». Это может означать и шикарно отремонтированные панельки с солнечными батареями размером с эстонское желание выглядеть по-скандинавски, и бюджет на государственный маркетинг (да, вы правильно прочитали), который заметно больше, чем мешок денег на зарплаты всем медсёстрам.

Латыши же, кажется, искренне радуются, когда их замечают, но никогда не готовы ради этого лезть из кожи вон. За восемь лет моих отношений с Латвией я не могу вспомнить ни одного момента, когда латышские друзья или коллеги хоть немного пытались доказать, что они лучше меня — впрочем, и надежды на обратное тоже не давали. Но это заставляет задуматься: а не является ли часто упоминаемое национальное чувство безнадёжности — о котором сами латыши регулярно размышляют — оборотной стороной этой очаровательной черты? Возможно, от этого нарратива стоит потихоньку избавляться. В конце концов, десять тысяч человек, стоящих на пикете за свои ценности, — это как упрямый латышский одуванчик, пробивающийся сквозь трещины неотремонтированной панельки.

Города не лгут

Те же национальные нарративы важны и когда думаешь об образе столицы — и Рига действительно мозаика контрастов. Её составляют драматический шарм домов в югендстиле, бесстыжая любовь к провокационному брутализму советских спальников, иногда сонная, но всегда милая Пардаугава и всё остальное, что находится рядом, вокруг, под и внутри этих мест. Разные районы соединяют маленькие неторопливые переулки, переходящие в большие и шумные магистрали, которые текут через город, останавливаясь только в пробках; в них сидят слегка раздражённые водители, которых успокаивает очередной вечнозелёный латышский хит с радио «Skonto», звучащий из автомобильных колонок. И всё-таки всё это как-то складывается вместе в стране, которая воспевает красоту хаоса.

Скажем так: там, где в Таллине была бы недавно построенная парковка с датчиками искусственного интеллекта для анализа данных, в Риге скорее найдётся странный, сознательно не отремонтированный, шикарно обшарпанный бар, где меланхолическая ностальгия льётся и из кранов, и из чашки чая, поданной бабушкой в два часа ночи. Ничего необычного в том, чтобы, гуляя по рижским улицам, встретить женщину, спокойно прогуливающуюся топлес, голубя, шагающего рядом с той же энергией, и мужчину, который ест замороженные пельмени прямо из упаковки — все трое одинаково серьёзно заняты своим делом.

Как и сами латыши, Рига не будет притворяться ради вашего удовольствия и бросаться оправдываться. Таллин же — это атмосфера города, который после первого свидания может прислать вам анкету: «Понравился ли вам безупречный пользовательский опыт? Были ли интерфейсы интуитивными? По шкале от 1 до 10 — насколько вероятно, что вы порекомендуете Эстонию другу?» Честно говоря, Таллин мастерски умеет… быть выдающимся, но иногда это немного… скучновато. Шарм Риги в том, что она никогда не притворяется тем, чем не является. Это место, где на Центральном рынке за соседними столиками можно встретить и государственного министра, и шофёра по имени Янис, который ест нечто под названием «Особый мясной сюрприз», — и это абсолютно прекрасно.

Балтийское единоборство жизненной мудрости

Но больше всего я ценю латышскую непрактичность духа. Объявить всей стране выходной потому, что хоккейная сборная взяла бронзу, и сообщить об этом населению около полуночи? Гениальный план, хотя полстраны это может ввергнуть в лёгкую панику. В итоге всё само собой утрясётся — и в Латвии так действительно происходит: автобус опоздает, но приедет ровно в тот момент, когда ты уже потерял всякую надежду; любую бюрократическую неразрешимость (например, с э-подписью) решит женщина по имени Илзе с правильной комбинацией пожимания плечами, вздохов и лёгкого напора — сначала она будет слегка недовольна тобой, но почему-то твёрдо решит помочь; обычная встреча благодаря какой-то алхимии, известной только местным, превратится в волшебный праздник, несмотря на то, что все придут с опозданием и очень-очень уставшие. Всё происходит тогда, когда должно, а если не происходит — значит, не судьба.

Может быть, потому что латыши тихо верят в способность вселенной мягко подталкивать всё в нужном направлении. Эстонцы же в такую космическую доброжелательность не верят. Мы полагаемся на системы и правила, а также на искусство планирования — у самой страны есть несколько цифровых копий, которые каждый день обновляются и хранятся в разных странах, и это почему-то даёт нам чувство безопасности. И хотя я действительно благодарна своей стране за заботу о моей цифровой персоне под названием «Barbara 2.481», именно латышское спокойствие научило меня, что гораздо умнее сосредотачиваться на тех частях жизни, которые находятся вне таблиц и синхронизированных календарей, потому что самые важные — человеческие — вещи в итоге обычно складываются сами собой. Иногда важно просто быть, позволить жизни устроиться и верить — пусть тихо и не до конца, — что жизнь вокруг тебя и так знает, как происходить. В конце концов — «nu, viss būs labi»".