Владимир Соколов: «Русский язык в Латвии — политически репрессируемый»

Все больше политиков накануне грядущего 100–летия республики открыто сомневается в легальном положении в стране русского народа. И если одни, не боясь последствий, прямо называют русских в Латвии "вшами в шубе", то другие не озвучивают, что думают, а законодательно вытравляют отсюда разными способами это "вредное насекомое"…Об этом и не только мы побеседовали с президентом Русской общины Латвии (РОЛ) Владимиром Соколовым.

— В марте исполнится 25 лет нашей общине, — говорит Владимир Соколов, являющийся также основателем другой серьезной организации — Союза граждан и неграждан. — Четверть века — срок для общественной организации, не связанной с политическими структурами, для Латвии огромный. Кстати, когда только появилась община, в нее входили более 60 докторов наук, представители вузов и банков, крупные бизнесмены и всевозможные творческие люди. И никто не сомневался в том, что организация крепкая.

— Как менялась организация, представляющая интересы огромной русской общины?

— Организация менялась — как и сама община в Латвии. Вернее, правильней будет говорить — русский народ Латвии. "Община", конечно, подходящее слово, но "народ" в данном случае точнее.
Судите сами. Мы называем традиционной, например, общину армян, в которой состоит около 3–5 тысяч человек.

Другая старейшая община — еврейская, в ней нынче около 11 тысяч. Но русских в Латвии — лишь по примерным подсчетам — более 700 тысяч! Можно, конечно, эту массу затолкать в слово "община", но думаю, будет не совсем верно. При такой многочисленности это уже не община, но именно народ. Русские — такой же народ Латвии, как и латыши. Глупо, согласитесь, говорить, что в Латвии живет латышская община…

О русских в Латвии часто говорят как об этносе. Но я предпочитаю "нация", что в переводе с латинского обозначает и "государство". Русские Латвии наравне с латышами — суть государства, ведь они тоже прошли все этапы его становления. И они имеют на это государство не меньше прав, чем латыши.

— Какой была русская диаспора на заре становления этого государства?

— Русские внесли огромный вклад в формирование Латвии — как и латыши. Так, в первые годы нового государства сюда приехало немало представителей русской интеллигенции, бежавших на Запад после революции в России, и они, конечно, принесли сюда очень много в разных областях — от науки до культуры.
Плюс, конечно, много русских вернулось сюда — тех людей, которые перед наступлением немцев в Первую мировую покидали ту же Ригу во время эвакуации в Россию огромных фабрик и заводов…

Но была, понятно, и другая часть — старожильческое русское население, например, той же Латгалии. Это в основном были староверы. Городское русское население Латвии было одним из самых образованных в новой республике…

"Русский язык никогда не был иностранным"

— Сейчас националы всех мастей — от политиков до тех, кто именует себя "латышской интеллигенцией", — настаивают: русское образование в Латвии, главным образом множество школ, — это наследие "проклятой оккупации".

— Даже во время нацистской оккупации в 1941–1944 годах в Латвии существовало 213 основных русских школ, где занимались 27 239 учеников и работали 947 преподавателей. Были еще 4 русские гимназии — в Риге, Резекне, Даугавпилсе и Абрене. Там училось 1 240 гимназистов. Это дополнение к мифам об отсутствии русского образования в довоенной Латвии. Ведь глупо предполагать, что нацисты его искусственно создали во время оккупации Латвии. А в довоенной Латвии, понятно, как школ, так и учащихся было больше.

Поэтому нынешняя позиция официальных властей, будто до "советской оккупации" Латвии "вас здесь не стояло" и только после войны "понаехали тут", она, конечно, контрпродуктивна. Да и вообще все разговоры о моноэтничности населения Латвии — поздний миф, созданный в 1990–х. По переписи населения 1935 года видно, что в Латвии тогда 26,3% населения были представителями самых разных национальностей.

Даже после улманисовского переворота в законе 1935 года говорилось: если в том или ином самоуправлении более 50% населения говорит на русском языке или немецком (речь идет о коренных жителях Латвии — остзейцах), то на уровне власти используют их языки. Даже тогда статус русского языка в Латвии был несоизмеримо выше иностранного. Приравнивание русского языка к иностранному — это новодел нынешнего времени.

По всем критериям, включая историю русского языка на этой земле, у него априори статус должен быть выше, чем у иностранного. Вот мы сейчас с вами общаемся на русском, и выходит, что если официально, то говорим на иностранном языке. Абсурд, согласитесь. Мои корни в этой земле очень глубоки: предки — из староверов.

— Да и мои. Смог проследить часть генеалогического древа только по маминой линии вплоть до времен чуть ли не Александра I…

— И таких "иностранцев" тут тысячи и тысячи. Кстати, вот что я услышал в Европарламенте. В мире существует разделение языков: на исчезающие, которым угрожают, а также на политически репрессируемые. По всем параметрам, на данный момент русский язык в Латвии — политически репрессируемый.

Курсом Сталина идём, товарищи!

— Изучаешь этимологию слов — и многое становится на свои места, — продолжает Владимир Соколов. — Это к вопросу о репрессируемых языках. Слово происходит от латинского repressio — "подавляю", "угнетаю", "наказываю". В Латвии русский язык не только подавляют, но и наказывают, так сказать, за предыдущие грехи.

Все мы в Латвии осуждаем Сталина, а латыши — в первую очередь. Но при этом сами же латыши строго придерживаются его линии. Мы, осуждая политику Сталина, говорим, что не должно быть коллективных наказаний, и, конечно, сын за отца на отвечает. Или все же отвечает? Почему русские дети, школы которых тут собираются ликвидировать, должны отвечать за "коммунистическое прошлое" даже не своих отцов, а дедов и прадедов?

— Тут выстраивается странная автономия — в отрыве от истории, ну и, понятно, от географии…

— Политика нынешней властвующей элиты зиждется, скорее всего, на двух китах. Первый. Около Домского собора стоит памятник Иоганну Гердеру. Он был одним из идеологов понятия "романтический национализм". По нему считалось, что в одной стране должен быть один язык. И в XIX веке в Европе границы национальных государств сложились в результате войн. Это как у животных — "границы помазаны кровью".

Но такой принцип не подходит в нашем случае, поскольку на территории бывшего СССР границы новых государств сложились не в результате войн, а в результате распада Союза — по республиканскому принципу. Была Латвийская ССР — получилась Латвийская Республика, и так далее. По сути, новые границы — всего лишь новое административное деление. Хотя психологически латыши и тяготеют именно к романтическому национализму.

Второй кит. Вспомним историю. Все сейчас знают о младолатышах. Но были еще и старолатыши. Они делали упор на создание национальной культурной автономии латышей, где их патронами были бы немцы — по своему праву векового господства в этом регионе Балтии. А младолатыши, настаивая на создании своей национальной культурной автономии, опирались на Российскую империю.

Но только национально–культурная автономия не предусматривает создания государства как такового. В такой автономии примат — язык и культура. И обратите внимание, что в Латвии все опирается именно на язык и культуру. При этом все экономические вопросы вторичны: внимательно изучите тезисы национальных политиков. И пытаться создать единую нацию (как государство) на основе языка и культуры — бессмысленно. Ведь тогда ты создаешь национально–культурную автономию, но не государство.

В государстве первично совсем другое, поскольку тут мы говорим уже о политике. Слово "политика" происходит от греческого понятия "управление полисом", когда главное — это увеличения численности населения на конкретной территории и упрочение его благосостояния. Поэтому, если мы рассматриваем политику в чистом виде, то ставим впереди вопросы не языка и культуры, но экономики и численности населения.

А многоликие партии в Латвии занимаются всем чем угодно, но только не политикой — в том смысле, какой заложен в этом слове. Я сужу по тому, как падает благосостояние народа и как тот самый народ отсюда уезжает.

Слово "партия" — от латинского "делить", "часть". И вот сейчас все благосостояние нации растаскивается, "делится" по частям, по партиям. И люди, покупая билет на самолет в один конец, улетают не от латышей как от нации, но от государства латвийского, в котором за 100 лет не научились заниматься политикой так, чтобы все его жители были материально и социально защищены и население прирастало…

Интеграция по–латышски и по–русски

— Вопросы языка и культуры — это внутренние вопросы каждого конкретного человека, — подчеркивает Владимир Соколов. — У меня, русского, свои ценности и культура, у латыша — свои. А если у меня такие же ценности, как и у латыша, значит, я ассимилировался. Если я не хочу ассимилироваться, то останусь при своем, — и здесь мы с латышами всегда будем разными.

Зато если говорить о построении государства — об экономике, безопасности, увеличении численности и благосостояния населения, то на этом мы с латышами всегда сойдемся. Согласны? Для укрепления государства надо отодвинуть даже не на второй план национальные вопросы. А иначе все будет наперекосяк — как теперь и происходит.

Когда еще было Управление натурализации, мы вместе с его руководительницей Эйженией Алдермане участвовали в разных "круглых столах" и конференциях с русскими и латышами. Я тогда спрашивал: пусть каждый в зале встанет и скажет, что он подразумевает под словом "интеграция"? Отличие во взглядах было, как говорится, классическим.

Представители титульной нации говорили, что "интеграция в Латвии" — это когда для всех в стране только латышский язык и латышская культура (ну, с небольшими "национальными отступлениями"). В свою очередь, русские подразумевали под "интеграцией" создание совместной жизни, общей экономики и всего остального. То есть у русских — совсем другой подход к вопросу.

— Строили, строили 100 лет — и, наконец, построили… И, кстати, что же построили?

— Мне совершенно непонятно, что мы в 2018 году празднуем? 100–летие демократической Латвии — той, которую создавал Янис Чаксте? Но это совсем другая Латвия по сравнению с тем, что мы видим теперь. Сейчас, судя по всему, мы празднуем рождение Латвии времен диктатора Улманиса. Но тогда мы должны отмечать 100–летие "латышской Латвии" в 2034 году.

А если мы празднуем в 2018 году 100–летие государства, тогда здесь как минимум должна быть чистая конституция (как при Чаксте) и без написанной несколько лет назад преамбулы, где сказано, что доминирующая нация — латышская. Ведь есть записи "отцов", которые составляли конституцию 1922 года. Все в архивах — открытая информация: прочтите и увидите, что нынешняя преамбула исказила саму суть той конституции.

Да, XX век был жесток, но ведь не только для латышей, а для всех. Это важно понимать в Латвии. И тот, кто в этой стране живет, должен, полагаю, ответить: все ли он правильно теперь делает, говоря об "исторической справедливости"? В Риге, в самом ее сердце, стоит памятник Улманису, но не Чаксте. А памятник Чаксте отодвинут аж в Елгаву. Весьма показательно.

И даже Улманис, когда приезжал в 1935 году в Латгалию, выступал там по–русски. А теперь, если какой–то руководитель выступит открыто для масс людей по–русски, так его обвинят чуть ли не в предательстве родины! И тем более явным становится вопрос: 100–летие чего мы отмечаем? Нынешняя Латвия — это новодел, который не имеет никакого отношения к Латвии ни 1918 года, ни даже 1934–го. Здесь теперь не живут идеями создателей Латвийской Республики…

Жить ВМЕСТЕ, а не рядом

— Многие теперь все чаще задают вопрос: праздник 100–летия Латвии — наш общий или только для латышей?

— Русские и латыши в Латвии — мы живем рядом. И это плохо! Мы должны жить ВМЕСТЕ. А чтобы жить вместе, русские в Латвии для начала должны получить легальный статус. А когда мой язык в Латвии — иностранный, когда мои школы закрывают, когда моя культура для страны внешняя, а не внутренняя (хотя она тут всегда существовала!), значит, я живу рядом.

Моя цель — добиться легализации нашего статуса. И, конечно, чтобы у русского языка в Латвии был статус выше иностранного. Важно иметь и законодательство "по школам", чтобы не получалось следующего. Дорвался тот или иной политик до власти и не знает, чем бы понравиться своему национальному электорату, кроме как перед очередными выборами начать закрывать школы, у которых, по большому счету, даже статуса толком никакого нет.

И даже нет чиновника при Министерстве образования, который отвечает именно за русские школы. Между прочим, в республике 1918 года, 100–летие которой мы сейчас собираемся праздновать, был отдел русского образования при Министерстве образования…

Пока русские школы находятся в подвешенном состоянии — и все 700 000 русскоязычных здесь на каком–то полулегальном положении. Или нет? Тогда покажите мне законы, которые говорят о правах русскоязычных. Если бы статус русскоязычных здесь был официально закреплен в законах, тогда, думаю, политики не смогли бы вот так просто закрывать их школы.

И почему Карлис Шадурскис, перед тем как двигать законопроект о новой реформе образования, сразу стал советоваться с силовыми ведомствами, а не с родителями или педагогами? В любой демократичной стране его тут же отправили бы в отставку! Ведь его интересует не профессиональный подход к той или иной проблеме, но — силовой. А заказчиками "на образование" являются родители. По закону родители отвечают за своих детей до 18 лет. Значит, заниматься образованием детей без совета с их родителями — нарушение закона…

— Ваш организация, занимающаяся вопросами русской диаспоры, как–то способна повлиять на ситуацию?

— Капля камень точит. Вспомним скандальный отчет Полиции безопасности в 2016 году. В документе шла речь о "российской угрозе", о том, что, "в случае чего", русские Латвии могут занять не ту сторону. Там, как и в предыдущих отчетах спецслужбы, были "засвечены" буквально все русские — от политобъединений до фольклорных коллективов из глубинки.  Попали в отчет и региональные организации, входящие в РОЛ.

Я тогда вынужден был отправить письма с вопросами — в Консультативный совет по нацменьшинствам и Совет по нацбезопасности (их возглавлял бывший начальник спецслужбы Бюро по защите Сатверсме Янис Кажоциньш), а также в парламентскую Комиссию по нацбезопасности (ее тогдашняя глава — Солвита Аболтиня): на основании чего региональные русские организации РОЛ попали в отчет ПБ?

Аболтиня ответила общими словами: ну, все надо понимать в контексте "российской угрозы", хотя конкретных претензий нет. Зато Кажоциньш написал конкретно: активность Русской общины в сфере сохранения своего языка, культуры и идентичности не несет рисков для Латвии. И в отчете ПБ за 2017 год уже не было в наш адрес никаких обвинений…

Следующий шаг. Слово "республика" происходит от латинского res publika — "общественное дело" или "общее дело". РОЛ отправила письмо президенту нашей общей для всех республики. В нормальном понимании он не должен быть представителем партии — "части", но республики — "общей".

Мы ему рассказали, что он имеет право объявить о международной экспертизе Венецианской комиссией (официально — Европейская комиссия за демократию через право при Совете Европы) нынешнего Закона об образовании, который теперь продвигает Шадурскис. Знает ли Раймонд Вейонис об этом?

Кстати, на Украине после международной экспертной оценки Венецианской комиссии приостановили действие закона о переводе всех школ на украинский язык. И если в Латвии приостановили бы местный закон, то, убежден, всем от этого было бы хорошо — и латышам в том числе, которым жить с русскими здесь вместе, а не рядом, — подчеркивает Владимир Соколов…

Игорь МЕЙДЕН