Видео
В мире
Однажды в моем рабочем кабинете раздался необычный звонок: читатель предложил документ 1731 года, связанный с восшествием на русский престол Анны Иоанновны. Поблагодарив, я отказался — нет лишних средств. А в ответ услышал: "А я хочу вам его подарить. Как любителю истории".
Не каждый день незнакомые люди делают такие подарки. Заинтригованный, я отправился к читателю домой. В глубине души надеялся: вдруг он из старых русских. Ощущения не обманули: Владимир Николаевич Нестеров оказался из династии знаменитых рижских купцов. Его дальние предки покоятся на Покровском кладбище.
Купец 2–й гильдии Митавского уезда
По словам моего собеседника, знаменитый художник Нестеров и летчик Нестеров, автор "мертвой петли", не числятся в родственниках. В его родословной — известные купцы. Дед Василий был купцом второй гильдии, в Митавском уезде ему принадлежал кирпичный завод. В Риге дед поднял два собственных дома. Причем не где–нибудь, а в престижных, дорогих районах — на улице Парковой, нынешней Алфреда Калныня, и на Андрея Пумпура. Дед умер за год до октября 1917–го, заработав на строительстве пневмонию.
Отец Владимира Николаевича учился в Германии, получил электротехническое образование. При этом в совершенстве говорил на четырех языках — разумеется, русском и латышском, немецком, а также французском. Дома, если отец с бабушкой хотели что–то скрыть от мальчика, переходили на немецкий.
По словам старого рижанина, отец был на все руки мастер, настоящий Левша. От него Володя многому научился. Например, отец сам отливал оловянных солдатиков, мастерил мебель для кукол. Все эти игрушки с удовольствием брали на продажу владельцы лавок и магазинов — поделки от Нестерова нравились детям.
Отец умер совсем молодым — в 34 года, за день до своего рождения. Несчастный случай. Он работал в Андреевской гавани, осматривал проводку личной яхты тогдашнего городского головы Лиепиньша. Подарил ему эту шикарную яхту "Ариадна" на 12 персон финский президент. Во время работ неожиданно раздался взрыв, отец получил тяжелые травмы. Умер он в 1938 году, мальчика воспитывали бабушка и тетка.
"Фольксдойч" и "рейхсдойч"
Владимир Николаевич показывает интересный документ — "Свидетельство об успехах и поведении" за 1934/1935 год ученика 13–й рижской городской основной русской школы. Располагалась она на Грециниеку, 28, и была в городе на хорошем счету. Вместе с юным Нестеровым в классе учились Андрей Фокин из балетной династии, сын Василия Емельянова — владельца кинотеатра Splendid Palace, дети белых офицеров, духовенства…
Мой собеседник вспоминает, что в классе учились и немцы, и латыши. Несмотря на то что в школе преподавали немецкий, отец считал, что сын должен еще заниматься дополнительно, чтобы в совершенстве знать язык. Два раза в неделю Володя ходил к репетитору. За урок платили 50 сантимов, причем рассчитывались сразу. Как–то мальчик решил сачкануть и вместе с товарищем отправился на рождественскую ярмарку. Трудно было сдержаться, чтобы не завернуть на Эспланаду, — и каток там был, и тир, и вкуснейшие вафельные трубочки. А через день домой к прогульщику нагрянула фрау учительница: почему мальчик не пришел?
— Вас, часом, не выпороли? — спрашиваю Владимира Николаевича.
— Нет, в подобных случаях, если был виноват, лишали сладкого. А это было так обидно — остаться без желе со взбитыми сливками.
Мой собеседник рассказывает, что среди его друзей были и немцы, и латыши, и евреи. Но вот что интересно — между немцами из Латвии, их называли "фольксдойч", и из Германии — "рейхсдойч" — была ощутимая разница. Как–то летом, в середине 30–х, ребятишки играли на даче в Меллужи. А дача, надо сказать, принадлежала балтийским немцам, к которым в гости приехали родственники из Германии. Вдруг на террасе появляется одна из приезжих дам, подзывает своего "киндера" и громко начинает его отчитывать: "Как ты мог играть с евреем! Срочно мыть руки!"
"Именем Советского Союза откройте…"
Помнит наследник Нестеровых и приход красных в 1940–м. В классе вскоре появились дети советских офицеров. У них были свои тетради, свои учебники. Учебники были на желтой газетной бумаге, очень некрасивые в сравнении с отпечатанными на том же русском языке в рижском издательстве Valters un Rapa.
В конце 1940–го, когда начали национализировать собственность, почти все родные Володи — дяди, тети — уехали за кордон. Остались лишь тетушка да мачеха — жена умершего отца.
14 июня 1941 года в 5 часов утра в дом в Крустпилсе, где в ту пору жил Владимир с родными, постучали: "Именем Союза Советских Социалистических Республик откройте!" Вошли трое — командир, два вооруженных солдата. Командир положил на стол наган и сказал, чтобы собирались. На сборы дали 30 минут. Хорошо, что один красноармеец, сердобольный, посоветовал взять теплую одежду, обувь"…
На станции, куда их повезли, уже стояли "телячьи вагоны". В каждом вагоне были нары, отхожее место в стене — и все это на 60 человек.
— А что за люди ехали в вашем вагоне: социальный состав, национальный?
— Новохозяева, учителя, врачи, жены офицеров. Национальный состав в нашем вагоне был более–менее однородный: три еврейские семьи, несколько человек русских. Остальные — латыши. Но не забывайте, это же Крустпилс, сельские районы. В Риге же соотношение "врагов народа" было иным. Из моего класса очень многих русских сослали. Того же Емельянова, Николая Якоби, отец которого был адвокатом…
Через месяц Нестеров вместе с родными оказался в незнакомом и далеком крае — Красноярском. Еще через два дня за "врагами народа" приехали подводы — женщин и детей развозили по колхозам.
Сибирские латгальцы
Если рассказать подробно обо всем пережитом моим собеседником в Сибири, то получится целая книга. Вначале Владимир Николаевич попал в село Кулички — "страшную дыру". Голодно, холодно, дико. Позже он услышал, что в этих краях есть какая–то латышская деревня. Латыши в ней живут еще с царских времен. Володя оставил родных, с которыми отношения не складывались, и пешком отправился на поиски "земли обетованной". 250 километров шел до станции Итат и добрел–таки до латышей в селе Черниговка. Оказалось, это были латгальцы, их деды самостоятельно приехали в Сибирь. Живя много лет в русском окружении, латгальцы все же сохранили свои традиции, язык.
— Мы говорили по–латышски, но друг друга не понимали, — вспоминает старый рижанин. — Они сохранили старые обороты речи.
Возвращение
На родину Владимир Николаевич вернулся только через 20 лет — в 1961–м. Работал в разных местах, 15 лет — директором кинотеатра Daile. После восстановления независимости много занимался поиском исчезнувших семейных архивов.
— А откуда у вас эта старинная книга XVIII века? — интересуюсь подарком, который он мне вручил.
Оказывается, много лет назад ее передал Нестерову хороший знакомый. Нашел ее вскоре после войны — тогда ведь из библиотек выбрасывали уникальные книги, "чуждые строю"…
На прощанье старый рижанин подарил мне еще несколько редких открыток, старые книги.
— Вам пригодится, — сказал он.
Щедрость — это ведь тоже черта русского купечества.
10 декабря 2015. "7 секретов" №49
