Видео
В мире
В 1974 году он был отмечен невероятно престижной премией имени Ленинского комсомола. Потом были и другие знаковые роли. Скажем, в мелодраме «Романс о влюбленных» А. С. Кончаловского Владимир Конкин сыграл Никитина-младшего, а в военном фильме «Аты-баты, шли солдаты…» Л. Ф. Быкова - младшего лейтенанта Игоря Суслина (Суслика).
Огромную популярность принес и сериал «Место встречи изменить нельзя» С. С. Говорухина, который вышел в 1979 году. С тех пор - получается, уже ровно 40 лет! - гостя кабачка «7 секретов» часто называют Шараповым.
Не раз воскресал
Напомним, что Конкин родился в 1951 году в Саратове. Его отец был железнодорожником, который трудился на Приволжской железной дороге. Мать работала воспитательницей в детском саду. У Владимира Алексеевича было освобождение в школе от труда и физкультуры из-за проблем с сердцем, которые появились в результате осложнения после перенесенной в 5-летнем возрасте скарлатины.
Начиная с 3-го класса он практически все свое время проводил в сердечно-сосудистом детском санатории. Как отметил артист, сегодня он жив благодаря родительской заботе и усилиям врачей. Мало кто знает, что в течение жизни Конкин неоднократно был на грани смерти из-за сердечных атак. И всякий раз врачи вытаскивали его с того света. А 10 лет назад, в 2009 году, он перенес многочасовую операцию по устранению аритмии.
- Сегодня я очень ветхий, - улыбнулся 67-летний Владимир Алексеевич. - И сам удивляюсь, что все еще живой. Не раз воскресал! Да и родился, можно сказать, случайно. Я ведь поздний ребенок: когда появился на свет, папе было 42, а маме 40 лет. А все из-за семейной трагедии: мой старший брат Слава перед самой войной в семилетнем возрасте заболел полиомиелитом. А лечить это тогда еще не могли. У него сначала отнялись ножки, а потом и ручки.
Долгое время все внимание моих родителей было сосредоточено на лечении Славика. К несчастью, он умер в 1954 году. Мне тогда было всего 2 годика. Конечно, со мной носились. Я был последней надеждой, поскольку больше детей точно не было бы. Можно себе представить, каким ударом для родителей было сообщение о том, что я заболел скарлатиной. К счастью, не умер. Но мне запрещались какие-либо физические нагрузки.
Кругом - мат
- Далеко не все знают, что с 1980 года вы публикуете рассказы и эссе, то есть стали писателем. Хотя обычно вас по-прежнему воспринимают в качестве актера.
- Поскольку в детстве я не мог ничего делать, то для развлечения оставались только книжки. До сих пор балдею от их запаха! В возрасте 5 лет, заболев, я начал складывать буквы в слова, а потом и предложения. Получается, благодаря скарлатине я получил хорошее книжное воспитание. А еще всегда обожал слушать. Мама великолепно декламировала «Муму» Тургенева, чеховскую «Каштанку» и т. д. Книжки и сегодня - мои лучшие друзья.
Меня всегда пленяла мелодика русского языка. Когда я читаю или пишу, то чувствую, что вот тут - «бемоль», а здесь - «бекар». К чему я все это говорю? Да к тому, что сегодня мы видим какое-то всеобщее непонимание в обществе. Но я считаю так: чтобы понимать друг друга, нужно как следует владеть родной речью. И пока мы говорим, можно договориться. Но что мы слышим сегодня? Зачастую один сплошной мат!
- Родители вас никогда не наказывали?
- Ну что вы. Меня не всегда гладили по голове. Я не раз получал по заднице. Этот метод я считаю правильным. На мой взгляд, русское воспитание неизбежно связано с задницей. Иногда ее родителям надо как следует «поэксплуатировать». Тогда башка ребенка точно начинает лучше работать. Во всяком случае, у меня было именно так. Но я вовсе не переставал от этого меньше любить родителей, потому что понимал, что они меня наказывают не просто так, а за что-то конкретное.
Конечно, есть и другие системы воспитания. Сейчас много говорят о шведской. Но мы видим, к чему она привела. Так говорят: «Не трогайте ребеночка, пусть он сам воспитывается...» А в итоге дети садятся на шею и родителям, и учителям. Это не что иное, как разнузданность и распущенность. Поэтому и пап, и мам уже нет как таковых. А есть родитель номер один и номер два. Или наоборот.
О штанишках
- Уже многие годы вы не снимаетесь. Почему?
- Вы знаете, несмотря на то что у меня два искусственных сердечных клапана, сам-то я подлинный. И фильмы люблю такие же. Но настоящего кино сейчас нет. Все искусственное. В фильме «Аты-баты, шли солдаты…» меня едва не раздавил танк. А сейчас его берут и рисуют на компьютере. Те незнайки, которые осмеливаются нынешние картины называть кинематографом, ничего в нем не понимают. Когда я что-то смотрю, то, как правило, в очередной раз убеждаюсь, что зрителям снова подсовывают сплошную пошлятину и малоодаренную ерунду. С экранов постоянно подают всякого рода мякину.
- Например?
- Возьмите, скажем, сериал про Фурцеву, которую я прекрасно знал. Сразу видно, что фильм сняли те, кто о ней вообще ничего не знает. Но при этом какое поразительное нахальство, какая бесподобная наглость во всем! Эти бездарные смельчаки, кажется, даже не понимают, какую неправду они подсовывают зрителям. А вся их «правда» заключается в том, чтобы на экране непременно была кровать. И пошире.
Сегодня ни один фильм или сериал не обходятся без того, чтобы не снимали штанишки. Как можно сниматься в такой пошлятине! Причем это относится к любой эпохе. Цари, императоры, военачальники — все лежат в постельке. Как будто ничем другим и не занимались вовсе.
А каким мерзким голосом говорят исторические персонажи. Поскольку я всю жизнь читаю, мне это дико режет слух. Постоянно звучат обороты речи, которые не свойственны определенному веку. Ну почитайте же вы писателей тех лет! А как иначе понять стилистику жизни, которая их окружала? Я считаю так: не берись за перо, если ничего не знаешь.
Но сегодня сценарии пишут все кому не лень. Сам я параллельно учился и в театральном училище, и на историка, поэтому меня не проведешь. С другой стороны, это меня часто выручало, когда я играл. Скажем, в фильме «Отцы и дети» по Тургеневу или в спектакле «Обыкновенная история» по Гончарову. Играл я и в «Казаках» по Толстому. Я понимаю, что в сценарий не может все уместиться, так что нужно сокращать. Но это не значит, что все надо сводить к постельным сценам.
О поплавке и подстилке
- Актер тут имеет право голоса?
- Сейчас никакого. Это раньше режиссеры прислушивались. Через мои руки прошло 49 сценариев. Помню, когда я сказал, что Кирсанову нужно добавить фразу для лучшего понимания сцены, ее тут же вставили. И таких случаев было немало. Я всегда очень радовался, когда с моими предложениями соглашались. Потому что хочу, чтобы от разговоров на экране сердце вибрировало.
Это для меня необходимо. Это определенный культурный код. Когда плывешь на кораблике по реке, ты знаешь, что в случае чего тебе бросят спасательный круг. Я считаю, что культура — это тот поплавок, который держит человека на поверхности. Ты не чувствуешь себя илом на дне. Но сегодня все чаще кажется, что культура выполняет роль подстилки, о которую вытирают ноги. Многие ее воспринимают как падшую женщину. Отсюда и все эти постельные сцены.
Сегодня культуру заменили основные инстинкты. Они вышли на первый план. Это не только в России. Весь мир все больше заполняется суррогатом. Зачем покупать качественную, но дорогую кожаную обувь, если можно взять более дешевую из разного рода заменителей. Точно так же подменяется и культура. Недавно был в Италии, попытался поговорить о Данте, о «Декамероне», но на меня смотрели огромными глазами. Они не понимают, о чем это я.
Та же ситуация и в Великобритании. Шекспира уже давно никто не читает. Зачем? Есть же современные суррогатные авторы. Во Франции никто не слышал, кто такой Рабле. А потом оказывается, что собеседник приехал из Туниса. А я ему про какого-то Панурга (один из героев сатирического романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» - Прим. ред.) пытаюсь сказать. Да ему наплевать на это. Печально, что Россия присоединилась к общему потоку.
Корчагин — это икона
- Насколько образ Павла Корчагина сегодня актуален?
- Сегодня такие герои тоже необходимы. Картина была снята «всего лишь» в 1975 году. 44 года назад! Это был мой дебют. Хотя я был женат. У меня на четвертом курсе родились близнецы. Тем не менее для меня это было ученичеством. Я не то что был маменькиным сынком, но у нас дома не принято было орать друг на друга. Если у родителей возникало некоторое недоумение, они всегда интеллигентно уходили на кухню.
Когда я появился на студии Довженко, то прочитал молодого Маяковского. И меня утвердили на роль Цветаева — антипода Павла Корчагина. А на главную роль взяли Николая Бурляева. Он уже был известен. Ему было 25 лет. Но, как ни парадоксально, именно актерский опыт его и погубил. Режиссер Мащенко говорил, что Корчагин должен выглядеть как икона. Светлый, внутренне сияющий человек.
И тогда остановились на мне. Но режиссеру нужен был не маменькин сыночек, а мощная внутренняя сила, когда глаза наполнены смыслом. Будучи парторгом киностудии, Мащенко не боялся говорить: «Я снимаю не просто Корчагина, а икону!» И получилась действительно икона. Потом на студию Довженко пришло огромнейшее количество писем. А ведь каждому отправителю нужно было сходить за конвертом, написать, потом отослать.
Я был делегатом XVII съезда ВЛКСМ. Люди настолько вдохновлялись фильмом, что отправились строить БАМ. Хотя сегодня я могу сказать, что физически не мог играть так, как хотелось режиссеру. Не понимал его замысла. У Мащенко характер был жесткий. Он бросал в меня всем, что попадало под руку, в том числе стульями. Хорошо, что я был подвижен и вовремя отскакивал в сторону, иначе он запросто мог бы проломить мне башку.
- Странно. Разве нельзя было спокойно все объяснить?
- Нет. Мащенко был жутко косноязычным. Казалось, он вообще был не в состоянии что-либо сказать по-человечески. Интеллигентно. В душе я страшно возмущался. На меня в семье никогда не орали. А он бесконечно орал. Мащенко надо мной откровенно глумился, пытаясь снять с меня интеллигентную кожицу. И вся съемочная группа из 100 человек стояла по стойке смирно. А то, не дай бог, он разозлится.
Тем более что Мащенко был первым секретарем Союза кинематографистов УССР. Он говорил, что ему нужен не хлюпик, а Корчагин. «Почему у тебя сухие глаза?» - кричал он в сцене, когда Корчагин прощается с матерью. Как я плакал тогда! Но не перед камерой, а за камерой. Да-да, плакал. А когда прошли годы, я могу сказать, что очень благодарен за эту школу. В фильме «Как закалялась сталь» я и сам закалился. Хотя теперь уже все поумирали. Нет никого. Только я один и остался...
