Видео
В мире
Самая обычная стирка в дореволюционной России была делом не только тяжелым, но и опасным. Моющие средства вызывали хронические заболевания, а несчастные случаи при полоскании белья в реках и прудах, особенно зимой, были обычным делом. Немногочисленные попытки привести отечественные прачечные заведения к европейским стандартам часто оставались проектами на бумаге. На этом фоне появившееся в 1908 году постановление Московской городской думы о благоустройстве плотов для полоскания белья выглядело редким по своей гуманности актом.
«Отдавалось в стирку не в России»
Стирка в XIX веке была равносильна каторге. Об этом прекрасно знала даже супруга Николая I — Александра Федоровна. Исчерпав все способы уменьшить принос незаконнорожденных младенцев в Воспитательные дома обеих столиц, она в 1829 году, чтобы остановить солдаток, главных поставщиц сирот, указала: строго расследовать, не солдатский ли ребенок-подкидыш, и если таковым окажется, то, когда подрастет, сдавать мальчиков в кантонисты, а девочек — в прачки. Они постоянно были нужны в больших количествах для госпиталей, больниц, богоугодных и учебных заведений, так как при тогдашней технологии стирки быстро изнашивались не только белье, но и прачки.
«Замечено,— писал доктор медицины А. Н. Никитин,— что прачки подвергаются различным болезням, происходящим от их занятий. Живя в местах сырых, имея всегда руки и ноги мокрые, они делаются в короткое время слабыми… Сырой воздух, постоянно окружающий прачек, содействует остановлению испарины, последствием чего бывают… катар, ревматизм, колика и проч.».
И в помещичьих домах провинившихся комнатных девок наказывали ссылкой в прачечную: просеивать золу, варить из нее щелок, набивать в бочки грязное белье и проливать его горячей щелочной водой, потом кипятить в котле с мылом, достирывать в лохани,— все это в жаре и едких парах, при постоянно открытой двери, чтобы хоть какая-то вентиляция была; и наконец, нести белье на речку или пруд — колотить вальком и полоскать. Когда белье высыхало, предстояла не менее тяжелая работа — катать его на катке, чтобы оно стало мягким и легче гладилось.
Правда, водились среди русских помещиков оригиналы, не имевшие прачечных. Журналист П. А. Сергеенко, друживший с Л. Н. Толстым, писал:
«Жуиром своего времени был дед Льва Николаевича, гр. Илья Андреевич Толстой, проживший кроме своего значительного состояния еще большее состояние своей жены, урожденной княжны Горчаковой. Насколько расточительно он жил, можно судить по тому, что белье отдавалось в стирку не в России, а отправлялось на специальных подводах в Голландию».
Но, возможно, не только тщеславие барина было тому причиной, а и неумелость крепостных прачек, портивших драгоценные тонкие скатерти, простыни, рубашки. Откуда им было знать, что белье из голландского полотна или батиста нельзя ни парить в корчаге, поставленной на всю ночь в горячую печь, ни варить в котле целый час, ни бить вальком при полоскании…
Заказывать или покупать очень тонкое белье — совершенно напрасная затрата
Даже почти век спустя, в 1884 году генерал-лейтенант П. П. Карцов, автор сборника советов новоиспеченным офицерам, отправляющимся служить в провинцию, предостерегал:
«Заказывать или покупать очень тонкое белье — совершенно напрасная затрата, потому неизвестно, каким прачкам придется стирать его в небольшом городе или деревне. Испортить такое белье гораздо легче, чем обыкновенное, к обращению с которым более или менее привыкла каждая женщина».
«В их устройстве нет ровно никакого устройства»
Устройство рядового прачечного заведения было на протяжении всего XIX века и в столицах, и в провинции одинаковым: в первой комнате стояла печь, на которой вечно грелись несколько котлов,— в одном варился щелок, в других парилось или кипятилось белье, несколько бочек и лоханей; во второй — каток, столы для глажки и полки для «приготовленного» белья. Полоскание круглый год проходило на реке или пруду. Для этого владелец прачечной заключал договор с владельцем портомойни или платьемойни — специально устроенного плота — и платил ему за каждую корзину прополощенного белья. А тот платил городским властям промысловый налог со своего малого бизнеса. Зимой во многих городах обходились без плотов, но за полоскание брал копейки прорубщик, т. е. «содержатель проруби».
В 1862 году экономист А. С. Ушаков так описывал устройство платьемойни:
«В Москве, как в торговом городе, и на реке есть торговые заведения. Дума получает доход с реки за отдачу места под плоты или портомойни, под купальни и за перевоз в полую воду… Портомойни считаются делом неважным, и в их устройстве нет ровно никакого устройства. Это просто плоты, открытые всем влияниям и воды, и воздуха; они не раз обращали на себя, вероятно, не одно наше внимание картиной чисто отечественного колорита. Мороз эдак градусов в двадцать с хвостиком — кругом лед, снег скрипучий, ветер пронизывает насквозь, прорубь то и дело подергивает тонкою пленкою льда, стоишь где-нибудь у моста в теплой шубе, надвинув понадежнее шапку, стоишь, переминаясь с ноги на ногу, и любуешься. На плоту, на открытом воздухе, идет работа; женщины, иные в нагольных тулупах, иные в заячьих шубах, а иные и просто в ватных куцавейках и в серпяных армяках, в сапогах, в калошах и в башмаках, смотря по состоянию и достаточности хозяина… работают вальками, вода мерзнет на белье, валек прилипает — горячо!.. Кряхтят труженицы, стонут мокрые ноги, плот то и дело покрывается водою, ломит руки, ломит поясницу, горит голова, кое-как укутанная бумажным или шерстяным платком…».
В полицейских отчетах того времени встречаются сведения о прачках, соскользнувших в воду,— спасенных или утонувших.
И в конце века в устройстве этих плотов мало что изменилось. В северной столице старший врач петербургской полиции И. Еремеев обнаружил такую конструкцию:
«Ниже перевоза находится портомойня, сажень в 8 длины и 4 саж. ширины с окружающей ее платформой и с деревянною лестницей, ведущей на нее со спуска набережной. Средняя часть портомойни состоит из 4-х бассейнов, наполняющихся проточной водой реки Мойки и окружающих их 4-х продольных ящиков для прачек, полоскающих белье в указанных бассейнах; по сторонам последних имеется по комнате для арендатора портомойни и сторожихи. Для отопления стоят чугунные печки с подтрубками через всю комнату. На уровне с портомойней, несколько выше ее входа в набережной имеется спуск грязных вод из городской трубы. Стоящая летом выше портомойни барка, а также платформа перевоза замедляют течение реки у набережной, так как вода возле нее покрыта грязью, остатками и отбросами растительного и животного происхождения, которые вместе с вливающимися сюда через трубу грязными водами наполняют бассейны портомойни такими помоями, что нужно быть лишенным всякой брезгливости и понятия о чистоплотности, чтобы полоскать только что вымытое белье в такой грязи».
В 1908 году московские власти решили сделать пребывание женщин на плотах более безопасным и выпустили инструкцию, в которой говорилось:
«Для мытья белья платьемойни должны быть устроены содержателем на свой счет и укреплены крепкими канатами; для укрепления же платьемоен отнюдь не забивать в реку свай, а держать таковые на якорях или канатах, прикрепленных к берегу…
Выстроить крытые полоскальни из крепкого леса с окнами для света и ящиками для мытья белья… Поддерживать полоскальни в надлежащей исправности и приличном виде с окраскою на свой счет масляною краской и не допускать мытье белья вне полоскален.
Арендатор также обязан иметь при плотах лодку с особыми приспособлениями для предупреждения несчастных случаев. Приспособления эти заключаются в следующем: внутри лодки под скамейками вдоль всего борта должна быть прикреплена парусинная кишка поперечником в 3 с тремя четвертями вершка, довольно туго набитая рубленою пробкою или вместо кишки должны быть прикреплены пучки камыша, туго обтянутые парусиною; такую кишку следует окрасить два раза масляною краскою, чтобы сделать ее непромокаемою…».
На расстоянии 150 метров никто не имел права устраивать другую платьемойню, но прибрежным жителям не запрещалось иметь собственные плоты и проруби для личного употребления.
«Без выжимания и выколачивания»
Из-за отсутствия общественных прачечных и дороговизны коммерческих (на фото) возникало немало гигиенических и этических проблем
Первая попытка открыть в России цивилизованную прачечную относится к 1830 году, когда в Петербурге «составилась компания на акциях» с целью учредить в столице частную машинно-паровую прачечную «по примеру подобных заведений, существующих в иностранных государствах». Просьбу об утверждении этой компании подал в Министерство внутренних дел российский подданный фабрикант Деринг. В утвержденном уставе заведения говорилось, что оно имеет «предметом мытье всякого рода белья, единственно посредством водяных паров и мыльного раствора, без всякого трения, насильного выжимания или выколачивания, во всяком отношении вредных для белья». «Сей способ мытья белья посредством паров,— продолжал устав,— опытами известнейших практических химиков признан лучшим для сохранения и совершенной очистки белья, и потому уже введен во многих столицах и других городах Европы».
Деньги требовались огромные — 300 тыс. руб. Было решено выпустить 1500 акций по 500 руб. каждая, но при получении акции можно было внести только 200 руб. Но дальше устава дело не пошло.
Общество прачешных пошло нехорошо и года через два было ликвидировано, причем акционеры получили только четвертую часть внесенных ими денег
Вторая попытка была предпринята в Москве в 1859 году. Барон А. И. Дельвиг, занимавшийся в то время улучшением столичного водопровода, вспоминал:
«По утверждении устава общества прачешных в Москве я взял довольно значительное число акций, чтобы иметь голос в обществе для выбора в директоры А. И. Нарышкина (отставного прапорщика, друга А. И. Дельвига.— “История”), которому необходимо было какое-либо место для получения содержания и который занимался делом всегда с усердием. Но несмотря на это, общество прачешных пошло нехорошо и года через два было ликвидировано, причем акционеры получили только четвертую часть внесенных ими денег; я при этом понес довольно большую потерю».
В эти годы в Москве для тех, кто нуждался в «стирке белья в значительном количестве»,— для достаточных домов, рестораций, гостиниц — в Бабьем городке работала паровая прачечная госпожи Кушелевичевой. Хотя белье в ней стиралось вручную, но золу не использовали, только мыло. Прогресс состоял в том, что вода в прачечную поступала из реки, и с помощью конного привода приводился в действие барабан, в котором в течение шести минут полоскалось белье после отбеливания его парами. Затем оно поступало в «выжимательную машину», где тоже было не более пяти минут, и потом за пять минут высушивалось парами. В итоге путь от корыта до утюга белье проходило за пару часов. Но услуги этой прачечной были недешевы, и о заведении приходилось постоянно напоминать в путеводителях и справочниках.
В 1871 году в Петербурге владелец чулочно-трикотажной фабрики В. П. Керстен по примеру Западной Европы, как говорится в его биографии, основал паровую механическую прачечную, «но дело особенно развить не мог, так как должен был считаться с существовавшим предубеждением против машинной стирки белья». После смерти В. П. Керстена в 1884 году, его преемнице, Е. П. Керстен, при энергичном сотрудничестве сына, А. С. Керстена, удалось развить оба предприятия так, что на фабрике и прачечной к концу века было занято 400 человек рабочих при трех паровых машинах и пяти паровых котлах. Но услугами этой прачечной пользовались в основном учебные заведения, лучшие гостиницы и рестораны Петербурга.
По переписи 1882 года в Москве было 8439 вольных прачек-женщин и 127 прачек-мужчин
А обычные обыватели по-прежнему отдавали белье золить и варить. По переписи 1882 года в Москве было 8439 вольных прачек-женщин и 127 прачек-мужчин. Но огромная часть населения не могла позволить себе и этого недорогого сервиса. Рабочие, мастеровые, поденщики кое-как освежали свою одежду в банях, хотя законом это было запрещено.
«В простых отделениях бань, разве за исключением “Воронинских”,— писал старший врач петербургской полиции И. Еремеев,— стирка белья совершается, на что указывает затхлый, почти зловонный запах в мыльных, сохраняющийся даже и в небанные дни; хотя эта стирка очень удобна для бедняков, но в санитарном отношении очень вредит бане, способствуя распространению зловония от грязного, заношенного белья. Последнее обстоятельство можно было бы устранить устройством особых помещений при банях, где бесплатно или же за самую ничтожную плату бедняк имел бы возможность выстирать свое белье».
«По английским ценам баснословно дешево»
Только очень грубое белье выдерживало варварское обращение в механических прачечных
Уже в середине XIX века в больших городах Англии появились так называемые общественные прачечные, где за один пенс бедная женщина могла стирать свое белье в течение шести часов. В ее распоряжении были котел, теплая вода, сколько угодно холодной воды и место в общей сушильне, нагревавшейся с помощью парового аппарата. «Поспешность, с которою рабочий класс в Ливерпуле старается воспользоваться общественной прачешной, доказывает, как необходимо для него такое заведение; более 300 000 штук белья было вымыто в первый год. Теперь построили вторую прачешную, по тому же самому плану»,— восхищался нововведением французский политик Леон Фоше.
С 1856 года общественные прачечные, совмещенные с банями, работали в Берлине, принося каждому владельцу около 3700 талеров в год. В 1860-е годы во Франции, Германии, Швейцарии почти во всех общественных прачечных стирали белье паром, а не руками. Женщины за почасовую плату получали возможность пользоваться паром, водой, посудой, прессом для белья, сушильней и гладильней. В этих заведениях стирали и профессиональные прачки, и рачительные хозяйки. В Париже, например, самая крупная общественная прачечная могла вместить одновременно 120 женщин.
В 1890-е годы муниципалитеты многих английских городов открыли прачечные для бедных слоев населения. Экономист И. Х. Озеров писал о Глазго:
«Город имеет свои прачечные и бани… Любопытно отметить здесь одну черту в организации городских прачечных, а именно: муниципалитет не только предоставляет свои прачечные для стирки, но даже сам берет в стирку белье, которое и стирают здесь особо нанятые служители. В этих прачечных за 2 пенса женщина получает право стирать в течение целого часа, пользуясь всеми усовершенствованиями…
В Глазго было затрачено 130 000 ф. ст. на жилища рабочих, и теперь здесь в муниципальных домах можно получить комнату, хорошо обставленную, даже за 5 ф.10 ш. в год, т. е. около 45 рублей, что, конечно, по английским ценам баснословно дешево, а две комнаты — за 6 ф.16 ш. При домах устроена прачечная с платой за пользование в 1 пенни за час (4 к.)».
В конце XIX века многие русские путешественники восхищались домами Дрезденской кооперативной ассоциации. В подвале каждого дома этой строительной компании была прачечная.
«Жильцы имеют право пользоваться ею в определенный день один раз в месяц,— писал экономист В. В. Святловский.— Каждый квартирант должен платить сторожу 10 пф. за поддержание в ней чистоты и порядка. Относительно пользования различными принадлежностями прачечной существуют довольно строгие правила. От жильцов требуется осторожное обращение с ними. Если какая-нибудь семья желает производить стирку чаще, нежели раз в месяц, то должна за это приплачивать. В особом помещении устроен каток, которым могут пользоваться бесплатно все жильцы».
А в Красноярске на заседании городской думы в октябре 1914 года обсуждался вопрос о таксе за пользование городскими прорубями.
«До настоящего 1914 г. устройство открытых прорубей на р. Енисей относилось на городские средства,— говорилось в докладе городской управы,— но так как содержание их не принадлежит к обязательным расходам городов, а представляет обыкновенный источник доходов чрез взимание с обывателей соответственной платы за пользование, то городская управа находила бы возможным и своевременным устройство, содержание и эксплуатацию прорубей и платьемоен, как закрытых теплых, так и открытых холодных, отдавать с торгов желающим арендовать оные».
С 1903 года в Красноярске брали за полоскание белья в теплых прорубях с малой ручной корзины — 3 коп., с большой бельевой — 10 коп.
«С устройством городского водопровода,— продолжал доклад управы,— вышепоименованная такса постепенно теряет свое значение и вместе с этим доход от прорубей начинает падать, что можно заметить по последнему финансовому отчету за 1913-й год, а по смете на 1914 г. ожидается дохода всего только 233 р.».
Во время прений мнения депутатов разделились. Л. П. Терских предлагал не брать плату за полоскание белья в холодных прорубях. М. П. Михайлов говорил, что не следует взимать платы за малую корзину, так как в таких корзинах приносит полоскать белье бедная часть населения. А. И. Громчевский заявил: «Чистое белье требует гигиена. Значит, город не должен из прорубей делать доходную статью. Тем более нельзя взимать плату за открытые места, хотя и специально устроенные городом».
Городская дума определила отдать проруби и платьемойни в аренду за 1500 руб. в год, но холодные проруби предоставить обывателям для полоскания белья бесплатно.
«Обязательно будет скрываться грязное белье»
Но в провинции по-европейски оснащенных прачечных не было в начале XX века даже там, где они были жизненно необходимы — в больницах. В 1900-е годы многие губернские и уездные управы наконец-то осознали неотвратимость их устройства.
В 1907 году Елецкое земское собрание констатировало:
«Крупный недостаток для Елецкой земской больницы представляет чистка белья. С развитием больницы и превращением ее в солидное медицинское учреждение примитивный способ достижения чистоты белья оказывается весьма недостаточным в смысле своевременного снабжения больницы вымытым бельем и крайне неудовлетворительным по качеству вымытого белья, выпускаемого из прачечной…. Красной нитью для Елецкой больницы проходит с давнего времени недостаточно опрятное содержание больных, которое заметно отражается на течении операционных ран… Для полной иллюстрации порядка стирки больничного белья опишем его в нескольких словах: сухое грязное белье кипятится в чугунных котлах с прибавлением щелока, вследствие чего вода, редко сменяющаяся, получает вид грязного бульона, а пятна кровяные фиксируются и не отстирываются. Затем следует мытье в корытах, обычная поездка на речку, сушка отчасти на чердаке, отчасти на воздухе и, наконец, уборка на столе в квартире прачек, на столе, где они обедают, и на кроватях, где спят».
С устройством новой современной прачечной, решила Елецкая управа, можно будет стирать и белье всех больничных служащих за счет земства.
«Стирка этого белья на стороне,— записано в журнал заседаний,— хотя бы и за счет служащих, в благоустроенном больничном учреждении не может быть допущена ввиду невозможности со стороны администрации учреждения требовать от служащих тщательной чистоты, так как это требование будет рассматриваться как посягательство на карман каждого служащего, который ради экономии предпочитает носить белье возможно долее, лишь бы сэкономить кое-что из своего жалованья. Добиться чистоты верхнего платья у служителей и сиделок еще возможно при помощи мер строгости, но под этим платьем обязательно будет скрываться грязное белье. При стирке же в больничной прачечной за земский счет можно без труда заставить персонал держать себя в чистоте».
Но при оснащении прачечных новым оборудованием администрации больниц столкнулись с парадоксом: отечественные стиральные машины были дефицитом и стоили гораздо дороже иностранных.
Военный инженер К. В. Марков, занимавшийся модернизацией войсковых прачечных, писал о петербургских предприятиях:
«Посещение заводов привело нас к таким выводам. Сан-Галли изготовляет под своею фирмой измененные им машины заграничного типа, но производит их только по заказу и требует для выделки не менее 2,5 месяцев; при этом стоимость машин с доставкой на место значительно выше заграничной. Петербургский металлический завод совсем не делает машин, а берет лишь на себя посредничество; то же самое делают и все остальные менее крупные фирмы, напр. Лангензипен и Ко, принимающая на себя посредничество по полному оборудованию прачешных».
Большим спросом пользовались машины английского завода Бретфорда и двух немецких фирм — О. Шиммеля и Ф. тер-Вельпа.
Но бывали и такие случаи, когда стиральной машиной земство обзавелось, а стирка шла по-старому. Буйская уездная управа в Костромской губернии делилась горьким опытом в 1904 году:
«В минувшем году приобретена для Буйской больницы прачечная машина “Пчелка” с выжимателем от Волкау из С.-Петербурга, стоящая с пересылкой 63 руб. 70 коп., но она остается без употребления по непривычке к машине больничной прачки, предпочитающей работу руками; по испытании же машины в частности, она оказывается пригодною для стирки белья только в умелых руках»…
Но и пролетарская революция не приблизила прачечные к народу. В 1927 году старая большевичка С. Н. Смидович, работавшая в Центральной контрольной комиссии ВКП(б), писала о ситуации в Москве:
«Общественных прачечных совсем мало. И стирка белья в них еще дорого стоит; поэтому большинство работниц и жен рабочих не могут отдавать стирать свое белье в общественные прачечные. Пока работницы ставят только вопрос о помещении при фабрике, которое было бы приспособлено для стирки белья работницей или женой рабочего, чтобы не стирать дома в комнате или общей кухне и не отравлять мыльными парами воздуха в своем жилище».
Но и спустя 10 лет на пленуме Бауманского райсовета г. Москвы возмущались тем, что большинство прачечных стирают только для госучреждений:
«Пленум отмечает недостаточную мощность прачечных в районе, низкое качество работы прачечных и небрежное, подчас варварское отношение к белью заказчика. Пленум поручает Президиуму специально обсудить вопросы о расширении сети прачечных и улучшении их работы».
Из года в год кипели обсуждения на заседаниях и продолжало кипеть белье на кухнях.
Светлана Кузнецова, "Коммерсантъ".
