Новый рижский театр завершает сезон мощной премьерой — русский режиссер Владислав Наставшев поставил спектакль «Циники» по роману Анатолия Мариенгофа. На латышском языке. Хотя на русском он был бы нужнее...
Один из лучших русских романов о становлении советской власти на территории бывшей Российской империи широкому кругу советских людей (и бывших и нынешних) почти не знаком. За первое издание его в Берлине в 1928 году автор публично каялся перед советскими согражданами. Неудивительно, что в следующий раз книга вышла в свет аж в 1988 году.
Анатолий Мариенгоф — советский драматург, прозаик и поэт. Имажинист. Близкий друг Есенина. Имажинисты — потому, что целью творчества они считали создание образов. Потому роман «Циники» удивительно короткий и чрезвычайно емкий по содержанию. Написанный изящно, остроумно, он читается на одном дыхании и так же легко смотрится в постановке Наставшева.
История любви Ольги и Владимира разворачивается на фоне кипящей революции, гражданской войны, разрухи и массового голода в Поволжье. Представители «недорезанной буржуазии», они вынуждены оставаться в России и приспосабливаться к новым условиям. И внешне им это неплохо удается.
Владимир по натуре «ботаник» - преподаватель древней истории. По сути он живет за счет жены. Ольга заводит роман с братом Владимира — большевиком. Который помогает ей («раз вы ничего делать не умеете, придется направить вас на ответственную должность»).
Когда большевик калечится на Гражданской войне, она находит на место любовника удачливого нэпмана. Что поделаешь, тянет женщину к сильным мужчинам!
Массажный салон, домработница, ванная, меха, шелка, черная икра, лососина — всего в избытке. Муж спасается чувством юмора, воспитанностью и — любовью. Живут по сути большой семьей.
-- Ах да, Владимиp...
Она положила монпансьешку в pот.
-- ...чуть не позабыла pассказать...
-- ...я сегодня вам изменила...
А параллельно этой романтической линии развивается другая — линия государственного строительства. Эти параллельные плоскости в спектакле удачно совмещены при помощи радио. Герои живут на фоне сообщений репродуктора, который штрихами обозначает направление будущего грандиозного пути.
Его суть Мариенгоф передает точно и лаконично — подчас одними газетными заголовками или короткими сводками. От которых иной раз кровь стынет в жилах.
Сначала «кpестьяне стали есть сусликов».
Потом -
«Желуди уже считаются пpедметом pоскоши. Из липовых листьев пекут
пиpоги. В Пpикамье употpебляют в пищу особый соpт глины. В Цаpицынской
губеpнии питаются тpавой, котоpую pаньше ели только веpблюды».
В это же время для определенных кругов столицы актуальны иные темы:
«Объявление:
Где можно
сытно и вкусно
покушать
это только
в pестоpане
ЭЛЕГАHТ
Покpовские воpота
Идеальная евpопейская и азиатская кухня под наблюдением опытного
кулинаpа. Во вpемя обедов и ужинов салонный оpкестp. Уголки тpопического
уюта, отд. Кабинеты».
А в Поволжье:
«В селе Липовки (Цаpицынского уезда) один кpестьянин, не будучи в силах
выдеpжать мук голода, pешил заpубить топоpом своего семилетнего сына. Завел
в саpай и удаpил. Hо после убийства сам тут же повесился над тpупом убитого
pебенка. Когда пpишли, видят: висит с высунутым языком, а pядом на чуpбане,
где обычно колют дpова, тpуп заpубленного мальчика».
Или:
«В селе Гохтале Гусихинской волости кpестьянин Степан Малов, тpидцати
двух лет, и его жена Hадежда, тpидцати лет, заpезали и съели своего
семилетнего сына Феофила...»
Переспав с нэпманом за 15 тысяч долларов, Ольга вместе с мужем несет их «в пользу голодающих».
Сводки сообщают о подавлении крестьянских восстаний, которые вспыхивают в Поволжье одно за другим.
Ради чего, собственно, такие жертвы? И зачем оно — такое государство, где идеалы ставятся гораздо выше человеческих жизней? Ни о чем таком герои не говорят, даже, как будто бы, наоборот - они шутят, веселятся, кутят. Вопросы самостоятельно целым роем рождаются в голове.
Один из них — зачем это именно латышской публике? (которая, кстати, смотрит и слушает, затаив дыхание. Тем более, что великолепно играют лучшие актеры театра — Гуна Зариня, Вилис Даудзиньш, Андрис Кейш, Евгений Исаев).
Впрочем, у русской публики постановка «об этом» в данный момент наверняка успехом бы не пользовалась. Уж очень болезненно дается разрушение романтичных мифов о всеобщем равенстве и братстве, которые до сих пор остаются основой для сплочения наших людей.
Хотя все чаще в последнее время о десоветизации заговаривает латышская интеллигенция. Говорят, переосмысление своей роли в своей истории пойдет на пользу самим латышам. Может, это начало?
Латышской публике предъявляются «другие русские». Точнее, русские, какими они были на сломе времен, до всеобщей советизации — очень разные. Каждый приспосабливался к историческим переменам в меру своих сил, способностей и возможностей. Не у всех выходило, как хотелось.
...Нэпман, естественно, в итоге "отбыл" на Север. Большевик, подлечившись, - на работу за границу. Ольга застрелилась — от холода и безысходности. Владимир остался оплакивать их любовь. Циники - это ведь те же романтики, только горько разочарованные...
Елена СЛЮСАРЕВА
Фото Яниса Дейнатса