Кто-то отмахнулся от этой новости, полагая, что провозглашение нового союза – не более чем неуклюжая попытка администрации Джо Байдена отвлечь внимание от афганского провала. Тем более что строительство восьми атомных подводных лодок нового поколения, призванных заменить 12 старых дизельных субмарин австралийских ВМС, в любом случае растянется на десятилетия, и, стало быть, в ближайшем будущем стратегическому балансу на просторах и в глубинах Мирового океана ничто не угрожает.
Кто-то искренне порадовался новому острому конфликту между США и Францией и обратил внимание на то, что по части неприятных сюрпризов для европейских союзников президент Байден, пожалуй, не уступит своему предшественнику и оппоненту Трампу. Заодно представилась неплохая возможность строго указать Эммануэлю Макрону и другим европейским лидерам на явно недостаточно энергичные усилия по продвижению «стратегической автономии» Евросоюза от США.
Кто-то выразил озабоченность по поводу географически безразмерного характера новой военно-политической конструкции, предполагая, что ее создание направлено не только против Пекина, но и против Москвы. Появился еще один повод критически высказаться в отношении новой стратегии Великобритании (Global Britain), цель которой – сохранить за Лондоном статус великой державы, не связанной более никакими обязательствами координировать свою внешнюю политику с европейскими чиновниками в Брюсселе.
Кто-то обратил внимание на новые вызовы, которые американское решение о передаче ядерных технологий неядерному государству (Австралии) способно создать для режима нераспространения. Пусть даже Канберру трудно подозревать в скрытых ядерных амбициях, но планы AUKUS создают малоприятный прецедент, размывающий жесткие рамки этого режима. Сегодня доступ к чувствительным технологиям получает Австралия, завтра такой доступ может получить Южная Корея или Япония, а кто окажется в этой очереди послезавтра?
Все эти точки зрения имеют право на существование. Но эти и многие другие подобные суждения в конечном счете относятся к ближайшим последствиям создания AUKUS. Однако решение о формировании трехстороннего союза и о новом формате модернизации подводного флота Австралии имеет и долгосрочные последствия.
Политики и военные трех стран пытаются предвидеть, какой будет геостратегическая ситуация в мире ближе к середине века, когда завершится начинающееся сегодня перевооружение Австралии. А значит, есть повод задуматься и о том, как новая геостратегическая ситуация затронет российские интересы.
Призма Китая
Прежде всего, неожиданный для всех и несколько эпатажный для европейцев запуск AUKUS подтвердил: противостояние с Китаем – это абсолютный и неоспоримый приоритет американской внешней политики для администрации и Байдена, и, по всей видимости, нескольких последующих.
Планы развернуть США из Атлантики в Тихий океан провозглашал еще Барак Обама. Но на институциональном уровне разворот до настоящего времени сводился к продвижению более чем аморфного четырехстороннего диалога по безопасности Quad (США, Индия, Австралия и Япония) и очень ограниченного по своему функционалу разведывательного альянса «Пять глаз» (США, Канада, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия). Сейчас сделан первый решающий шаг для того, чтобы придать развороту полноценное институциональное оформление.
Как выяснилось, ради противостояния с Китаем можно даже пойти на риск серьезной ссоры с Парижем – притом что из всех европейских союзников Вашингтона Франция имеет наибольшие основания считать себя полноценной тихоокеанско-индоокеанской державой, располагая там значительными «заморскими территориями», где проживает более двух миллионов граждан Пятой республики.
Ради «сдерживания» Пекина можно поставить в крайне сложное положение Канберру, которая и так уже поплатилась за свои антикитайские демарши потерей очень значительных объемов своего экспорта в КНР – от коксующихся углей Квинсленда до каберне и ширазов Нового Южного Уэльса.
Ради борьбы с Китаем можно пойти на вольную интерпретацию режима нераспространения. Реальность такова, что Вашингтону становится все труднее в одиночку тягаться с Пекином в военно-морских вооружениях, особенно в восточной части Тихого океана. Поэтому приходится звать на подмогу своих самых надежных партнеров и игнорировать неизбежные сопутствующие издержки.
Стоит заметить, что современные дизельные подводные лодки по большинству параметров не уступают лодкам с атомным двигателем. По некоторым показателям, например по бесшумности, первые часто превосходят последние. У последних есть только одно неоспоримое преимущество – более высокий уровень автономности и, соответственно, более значительный радиус действия.
Если бы новые подводные лодки предполагалось использовать для защиты собственно Австралии в прилегающих прибрежных водах, атомные двигатели были бы ни к чему. А вот если эти лодки предназначены для многомесячных скрытых операций – скажем, в Тайваньском проливе, около Корейского полуострова или где-нибудь в Аравийском море, – то для походов в такие удаленные акватории атомный двигатель будет существенным преимуществом.
Для России это означает, что любые ее действия отныне будут рассматриваться Вашингтоном в контексте американо-китайского противостояния. Например, Белый дом, скорее всего, будет смотреть сквозь пальцы на военно-техническое сотрудничество Москвы с Дели и Ханоем, видя в этом способ укрепить региональные противовесы Пекину. А вот продолжающееся содействие России программам модернизации китайских военно-морских сил будет, наоборот, рассматриваться под лупой и может стать основанием для новых санкций в отношении обеих стран.
Облегченное НАТО
Некоторые западные эксперты выражают надежду, что AUKUS со временем превратится в азиатский аналог НАТО – к трехстороннему партнерству присоединятся Канада и Новая Зеландия, затем – Япония и Южная Корея и, в конце концов, даже Индия и Вьетнам. Такая возможность прогнозируется и в России, вызывая вполне понятную озабоченность.
Однако представляется, что это все-таки малореальная перспектива. Затянуть, например, Южную Корею в многосторонний военный союз крайне трудно – Сеул неоднократно отвергал любые планы создания даже трехстороннего антикитайского партнерства с Японией и США. Еще меньше подобная конструкция устраивает Индию, которая по-прежнему гордится многовекторностью своей внешней политики и не готова ради Вашингтона жертвовать дружескими отношениями с Москвой и Тегераном.
Но дело даже не в трудностях рекрутирования новых участников AUKUS. Сам факт создания новой структуры – косвенное признание Вашингтоном того, что модели жестких союзов, унаследованные от XX века, не подходят для нашего столетия. Североатлантический альянс остается громоздкой, неповоротливой, забюрократизированной машиной, которую, несмотря на настойчивые усилия США, пока никак не удается настроить на решительное противостояние с Китаем.
Старый миф об универсализме и о глобальных возможностях НАТО был в очередной раз опровергнут в Афганистане. Поэтому AUKUS не стоит воспринимать как адаптированное и сокращенное издание НАТО в бумажной обложке для азиатского читателя. Это скорее попытка найти современную альтернативу НАТО. Судя по всему, AUKUS будет так же отличаться от НАТО, как мобильный дом-прицеп отличается от бетонного бункера.
Снижение роли НАТО для американской стратегии в исторической перспективе представляется практически неизбежным. Однако не вполне очевидно, что всемерное ослабление НАТО соответствует долгосрочным российским интересам, если на смену НАТО придут конструкции типа AUKUS.
По крайней мере, в НАТО существуют детальные и четко прописанные процедуры принятия решений, механизмы поиска компромиссов между многочисленными участниками альянса. Решения, исходящие от НАТО, могут быть малоприятными для Москвы, но они, как правило, последовательны и предсказуемы. А вот от облегченных структур типа AUKUS можно ждать любых фортелей и импровизаций, неизбежно умножающих политические риски.
Экономическое или военное
Создание AUKUS предполагает, что приоритеты США по-прежнему состоят в контроле над океанскими коммуникациями. Установить надежный контроль над сухопутными транспортными коридорами в Евразии Соединенные Штаты не в состоянии, да в этом и нет необходимости – основные мировые грузопотоки в обозримой перспективе будут идти морем. Поэтому именно Мировой океан, а не континентальное пространство Евразии – основное поле битвы между США и Китаем.
Для России как преимущественно сухопутной державы это скорее хорошо, чем плохо, если, конечно, Москва не ставит перед собой цели во что бы то ни стало занять место в эпицентре грядущего американо-китайского противостояния. Теоретически через пару десятилетий австралийские подводные лодки могут оказаться у побережья Сахалина и Камчатки или даже пройти через Берингов пролив в Северный Ледовитый океан и создать новую потенциальную угрозу для российского Северного флота. Однако есть все основания полагать, что их главные маршруты будут пролегать значительно южнее, не затрагивая непосредственно российских интересов.
Примечательно, что почти одновременно с созданием AUKUS Китай подал заявку на вступление во Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение о Транстихоокеанском партнерстве (ТТП). Напомним, что создание ТТП при Обаме рассматривалось как часть многосторонней стратегии по экономическому «сдерживанию» Пекина. Позднее Трамп отказался участвовать в этой инициативе, ставшей в итоге соглашением 11 стран Азиатско-Тихоокеанского региона (Австралия, Бруней, Вьетнам, Канада, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Перу, Сингапур, Чили и Япония).
Шансы на быстрое вступление Китая в усеченный вариант ТТП невысоки, но, подавая заявку, Пекин еще раз демонстрирует свое стремление ограничить соперничество с Вашингтоном сферами торговли, инвестиций и новых технологий. А создавая AUKUS, США и их партнеры все более последовательно демонстрируют намерение перенести это противостояние в военно-техническую и геополитическую сферы.
Когда в мае 1882 года Германия, Австро-Венгрия и Италия заключили соглашение о создании военно-политического блока, получившего название Тройственного союза, никто в Европе, вероятно, даже не задумывался о возможных долгосрочных последствиях этого решения. Ведь целью трехсторонней коалиции было всего лишь «сдерживание» Франции, где после поражения во франко-прусской войне 1870–1872 годов царили реваншистские настроения. Ни о каких более масштабных задачах в Берлине, Вене и Риме тогда и не помышляли. Но прошло немногим более 30 лет, и Европейский континент оказался охваченным пожаром невиданной войны.
Сегодня AUKUS выглядит шаткой и ненадежной конструкцией, сколоченной на скорую руку. Но через 20–30 лет логика, стоящая за созданием нового военно-политического союза, может завести его участников в ситуацию, из которой ни им, ни их оппонентам не удастся найти выход без самых тяжелых последствий для себя и всего остального мира. И в этом, пожалуй, заключается главная долгосрочная опасность AUKUS.
Андрей Кортунов, Московский центр Карнеги.