Видео
В мире
1. Почему в Риге не было протестов
Денис ХАНОВ, профессор Университета им. П.Страдиня, культуролог:
— У меня не было удивления, что [в Риге] снесли без шума. Протестовать, выстраиваться в живую цепь, еще что-то предпринимать — для этого нужно то, что мы называем гражданским мужеством. Пятьдесят человек вышло? Значит, таких людей у нас вот столько. И еще многие понимали, что результата это не изменит.
Уже на этапе обсуждения вторая сторона, которая думает иначе, маргинализирована — я это вижу даже по тем своим коллегам, которые полностью вошли в латышское культурное пространство, говорят на латышском — казалось бы, куда уж правильней… Если даже их, как только они скажут что-то немного альтернативное, обвиняют в нелояльности и затыкают рот, то что говорить о среднестатистическом человеке, который выживает у себя в спальном районе и подсчитывает деньги в конце месяца. Я не иронизирую, это реальность для очень многих людей.
После 2012 года — я говорю о языковом референдуме — произошел слом доверия русскоязычных к тому, что демократические структуры в Латвии их признают. Политики увидели, что цифры голосования «правильные», и представили это в лучших традиция народного романтизма, — как победу света над тьмой. Не было общественной дискуссии, анализа, почему довольно большая часть граждан пришла и проголосовала за русский язык, зная, насколько это травматично для латышей. Мы, как общество, выдохнули — «фух, пронесло!» — и дальше не последовало ничего, кроме ужесточения культуры референдумов, кроме преамбулы [к Сатверсме], которая опять же такой национальный романтизм… В итоге русскоязычное население во многом потеряло интерес к политическому участию, и ушло в себя. Стало постепенно радикализироваться — но у себя на кухнях.
Возвращаясь к памятнику — не пришли, потому что не верят, что возможно достучаться. И второе: фон. Движение за освобождение от советского прошлого, призывы лишать гражданства, вплоть до высылки из страны.
Мартиньш КАПРАНС, ведущий научный сотрудник Института философии и социологии Латвийского университета, исследователь социальной политики:
— Почему русские не протестовали — это большая загадка: там много факторов, и нет одного простого ответа. Не скрою, для меня это тоже было неожиданно. Я до конца был настроен очень осторожно, думал, может произойти все что угодно. Ведь то, что этот памятник [для русской общины] очень важен — это никуда не исчезло.
Эта важность теперь может быть в виде напоминания — о том, что у них отняли. Ведь примерно три четверти русскоязычных были против сноса — это большой консенсус в одной части общества. И это похоже на языковой референдум 2012 года, но в том случае мы видели не только мнение, но и действие. А тут — только мнение.
Второй момент: русскоязычная община в Латвии очень фрагментирована, мы это видим по исследованиям последние лет десять. Причем это тенденция — фрагментация увеличивается с годами.
Третье — война. Даже если ты был против сноса памятника — война снизила готовность к идеологической мобилизации, которая бы выражалась в реальных действиях, в защите [памятника] через гражданские протесты.
Идеологическую растерянность и вакуум, которые создала война в русской общине, нельзя не заметить. И вторая сторона — сносители памятников — тут же назвала эту растерянность своим «окном возможностей».
Четвертое — пассивность политических игроков. Они сами понимали, — особенно «Согласие» — что это может создать для них риски, случись что, их могли бы и до выборов в Сейм не допустить. Я бы не недооценивал этот момент: политические силы своим поведением во многом определили то, как русскоязычная община реагировала. Да, Линдерман и еще один его соратник, которые теоретически могли что-то предпринять, как раз во время сноса были задержаны, — и это уже пятый пункт: работа служб безопасности.
И последний фактор — региональный фон. Одновременно что-то похожее происходило в Литве и в Эстонии. У танка в Нарве тоже было сравнительно тихо: протестовала небольшая часть, но вся Нарва не вышла. Этот фон тоже демотивирует русскоязычных в Латвии.
Сергей КРУК, профессор Университета им. П.Страдиня, медиа-эксперт:
— Вообще мы не о том разговариваем. Дело ведь не в памятнике как таковом, а в политической коммуникации. Русскую часть коммуникации — даже если она звучит на латышском языке — латыши не слушают. Если оппозиция представляет в парламенте интересы русскоязычных — критика, комментарии, предложения во внимание не принимаются. Наблюдается исключение русскоязычных из публичной сферы, и тут можно говорить о дефиците демократии.
2. Что дальше: снос памятников — шаг к будущему единому обществу, или раскол
Сергей КРУК
— [Пройдет ли негативное отношение у части русского общества из-за сноса?] Нет. Это решение показало, что ни в бизнес-вопросах нас не слушают, ни в символических вопросах не хотят прислушаться. Нужно понимать, что памятник, День победы 9 мая — это не главная ценность русской общины, не это консолидирует общину. Это просто симптом, показатель того, хотят нас слышать или не хотят.
Денис ХАНОВ
— Может, я тут буду еретиком, но этот памятник был нужен латышскому населению точно так же, как и русскоязычному.
Потому что это напоминание о многосложности истории. Эти солдаты несли на своих сапогах оккупацию номер два, в то же время освобождали Европу, в том числе латышей, от нацизма, сами, скорее всего, не понимая этой многосложности, и не зная, что будет потом.
Памятник не стал, но мог стать неким экзаменом на демократию: насколько мы готовы качественно работать с этим прошлым. Мы его убрали, и этим якобы решили вопрос. Но мы этим ничего не решили.
Я уверен, в следующем году, что бы там ни построили — площадь, рынок, каток — там все равно будут цветы.
Мартиньш КАПРАНС
— В какой-то степени я приятно удивлен, что у нас не случилось межобщинных погромов и насилия. Но, как исследователь и социолог, я смотрю в более широком контексте: такие решения не проходят без следа. Следы во взаимоотношениях общин останутся. Какие они будут, и будет ли снос памятника использоваться в дальнейшем — в том числе как политический символ, которым он пока еще не стал, — это мы увидим потом.
3. Как пройдет снос в Латгалии?
Мартиньш КАПРАНС
— Больше раздраженных русскоязычных будет там, где они чувствуют себя более самодостаточными — в Латгалии. И это нужно держать в голове — как говорится, «еще не вечер». У нас еще на очереди Даугавпилс, Резекне. Местные власти там тянут до последнего, и в итоге может получится, что действовать будут центральная власть из Риги.
Сергей Крук:
— Сносом памятников и тем, что люди вышли или не вышли, проблема обратной связи не решается. Так же и думать, что, раз протестов не было, то все хорошо прошло — это заблуждение. Проблема просто заметена под ковер.
Денис ХАНОВ:
— Думаю, там будет так же тихо и мирно. Хотя тут я гадаю, у меня нет социологических фактов. Просто ощущение, что там такое же равнодушие, только еще более глухое.
