— Никак не пойму, как это можно рассуждать о ликвидации 80 средних школ без какого–либо контекста (компенсации, гарантии, ресоциализация, социально–эконом
— Вот статистика, характеризующая изменения числа учеников и учителей. Соответственно учеников в 1990/1991 учебном году было 340 424, в 2014/2015–м — 199 119, то есть на 42% меньше, учителей в 1998/1999 учебном году было 29 838, в 2014/ 2015–м — 22 323 (то есть за семь лет их стало на 25% меньше. — В. А.). А вот данные о школах: в 1990/1991 учебном году их было 918, в 2014/2015–м — 796 (то есть количество школ уменьшилось на 13%. — В. А.).
— И сейчас одним, что ли, махом может прийти конец еще почти 13%?
— В связи с этим известием о ликвидации 80 школ в публичном пространстве стала бытовать интересная, сплетенная из разных фактов комбинация. Однако это две разные темы, которые, скажем так, и связаны между собой и не связаны. Одна, назовем ее проектом, — изменения принципов оплаты учительского труда. Вторая — величина средних школ. Но оба эти проекта связаны с теми тремя словами, которые я постоянно повторяю как принципы своей деятельности: качество, доступность и эффективность выплат. Поясню подход к школам. Первый–шестой классы — все еще ближе к дому, средняя школа — дальше и специализированн
— И все–таки вы в этом подходе не ладите с одним из своих принципов. С доступностью. Ясно же, что ликвидация школ, руководствуясь лишь принципами фискальной выгоды, отдалит школу и ребенка от его родителей, среды обитания.
— У меня есть обыкновение повторять, что жизнь была бы простой, если бы мы на все смотрели лишь с точки зрения индивидуальных принципов каждого. Это попытка согласовать возможности, реальность с желаемым. Устанавливая лимиты открытия десятого класса, мы в любом случае смотрим и на карту, оцениваем, что эти изменения принесут в реальную жизнь. А посмотрев на карту, мы зачастую видим, что маленькие средние школы находятся очень близко. Вопрос: почему же эти маленькие школы нельзя объединить в одну большую? В выигрыше были бы все. Я никогда не употребляла слово "доступность" в отрыве от других принципов. Установление лимита для десятого класса было связано также и с возможностями выплат. Если упоминать Эстонию, то там средняя школа открывается при наличии 28 ребят.
— А я, пока не увижу полный контекст задуманного мероприятия (причины и последствия), буду считать, что в Латвии нет интегрирующей политики. Каждая отрасль лелеет свои принципы в своем загоне и дальше края своего забора не зрит.
— Я согласна, что взаимосвязь недостаточна. Но я не могу согласиться с тем, что ее нет вовсе. И на заседании межминистерской рабочей группы прозвучало, что образовательная сеть не первична. Первично — будут ли у людей там рабочие места, есть ли там вообще люди. И вот тогда, считаясь с этой ситуацией, мы должны обеспечить качественное образование. Недостаточно иметь школу, не имея абсолютно никаких идей насчет дальнейшего развития инфраструктуры и создания рабочих мест.
Кроме того, министерство со своей стороны никогда не высказывалось о закрытии 80 школ. Эту байку пустил тот, кто написал соответствующую статью. Министерство говорило, что имеется около 80 школ, в десятых классах которых в этом году учится менее десяти детей. Это не значит, что их все надо закрывать.
— Да, как можно закрыть хоть пять школ, если ни ученик, ни учитель не имеют ясности, что от этого качество их жизни, их шансы не ухудшатся?
— Число детей уменьшается. Можем, конечно, лелеять иллюзию о том, что у нас имеется средняя школа. Но если у нас уже сейчас в средних школах нет десятого класса, если в одиннадцатом — пять, а в двенадцатом — два человека, то у меня вопрос: получат ли дети качественное образование? Ибо что нам нужно в средней школе? Нам нужен специализировавш
— А я бы ответил, что это политика обреченности, для которой десять детей в классе — причина справлять поминки по школе, а не повод думать о том, как поступить, чтобы там было 20 детей. Это политика, опустошающая страну.
— Откуда возьмем этих детей?
— А сделаем решение этой проблемы долгосрочной, целенаправленной государственной политикой. Понятно, не стараниями отдельных отраслей выкарабкаться в краткосрочной и замкнутой лишь на себя перспективе. Прошло уже 25 лет независимости. По крайней мере, один полный цикл образования на всех уровнях. И если до сих пор не видна положительная динамика образования (или здоровья народа), то у власти нет никакого оправдания.
— Я согласна с тем, что долгосрочность от правительства к правительству не гарантирована. Когда мы говорим концептуально, слово "образование" всегда упоминается как главная движущая сила народа и народного хозяйства. А вот когда мы говорим категориями бюджета и принятия конкретных решений, то зачастую локальные интересы довлеют над политикой долгосрочного развития.
— Подобным образом в своих интервью высказывались чуть ли не все предыдущие министры. Но если вы все или почти все осознаете эту двоякость, это расхождение между концептуальными установками и практикой, то почему министры проводили "свои", порой даже противоречащие одна другой реформы? Коке — свои, Килис — свои… У вас тоже свои реформы?
— Я занимаю должность десять месяцев и не могу комментировать то, что происходило в министерстве до этого. И напрасно удивляться тому, как это чиновникам удается пережить столь частую смену министров, если отсутствует наследование действий. Со своей стороны я говорила, что в первую очередь стану углубляться в то, что начато. Мой план — продолжить хорошо начатые дела без ненужных революций. У меня есть и свои плюсы, и свои минусы от того, что я не была в политике. Могу сказать лишь то, что я старалась и стараюсь сейчас работать по принципу: в отведенный мне на этой должности неизвестный период времени концентрироватьс
Но если я говорю, что сейчас концентрируюсь на конкретных делах, на том, что можно сделать, то полагаю, что по части профессиональног
Среди вопросов, которые мне задавали тогда, когда я согласилась стать министром, был и такой: а почему вы думаете, что вам это удастся? Ведь столько много есть всего, что пытались осуществить бесчисленные министры, но как не получалось, так и не получается. Я тогда ответила: жизнь интересна именно тем, что в какой–то момент, в правильное время, с верными людьми и опираясь на какую–то взаимосвязь событий, все–таки удается осуществить какие–либо конкретные дела. Но я задавала подобные вопросы и сама себе: почему это мы столь размашисто говорим, а вперед не двигаемся? Уже многие годы. Из–за этого я какое–то время провела в бизнес–среде. Казалось, что это поможет мне лучше понять, как действует среда вне образования. В какой–то мере я это отношу и к проблемам подготовки учителей: человек, окончив школу, обучается в педагогическом вузе, становится учителем и… готовит людей к жизни вне школы. Нет достаточной связи. Потому одним из моих приоритетов является именно подготовка учителей и привязка молодых учителей к школе. Потому что учителя, как известно, стареют, а в школы приходит недостаточно молодых, достаточно квалифицированны
Но после возвращения в образовательную среду мои основные установки не изменились: как обеспечить каждому ребенку, независимо от того, где он родился и кто его родители, хорошее образование? Как создать такую образовательную систему, чтобы трещина, пролегшая между детьми богатых и детьми менее состоятельных родителей, уменьшилась? Для меня неприемлемо, что в Латвии эта трещина увеличивается. Для меня ее уменьшение — очень важная задача.
Еще мои министерские будни очень осложняет то, что в ведении министерства находится основное образование, всеобщее образование, высшее образование, наука, спорт, молодежь, часть космоса. Где–то семь наименований. Если сугубо технически поделить на дни, получается день (и то неполный) в месяц, чтобы полноценно поговорить по теме. При всем желании я физически не в состоянии углубиться во все темы так глубоко, как мне хотелось бы. Потому то, что я могу и стараюсь сделать, опирается на уже упомянутые слова: качество, равноправие и доступность. Через этот фильтр я пытаюсь рассматривать практическое действие. Осознавая, что не достаю тех глубин, какие хотела бы достичь. Однако надо смотреть вперед конструктивно. Не впадая в панику или безысходность, увидев, что дела не двигались вперед годами.
— Ина Друвиете полтора года назад (24.03, "Диена") сказала, что принцип "деньги следуют за учеником" не дал ожидаемых результатов и порождает нежелательные побочные эффекты. В этом плане хоть что–то продвинулось?
— Принцип "деньги следуют за учеником" сохранен, но смягчены те положения, которые оказались неудачными. Это тоже причина того, почему мы разработали новые принципы оплаты учительского труда. Эта работа действительно опирается и на предыдущий опыт, и на более обширные международные исследования.
— Мои родственно–учите
— Наше предложение: в новой модели дифференцировать учительскую зарплату от 760 евро брутто (сейчас — 420 евро) до 1 000 евро — в зависимости от количества учеников в классе. Поясню. Ставка — это 36 рабочих часов. Оплата же отличается не потому, что учитель в малом классе хуже учителя в большом, а потому, что чем больше в классе ребят, тем больше учительского времени занимает проверка тетрадей, звонки родителям, консультации детей. Потому введена дифференциация. Эта 36–часовая модель определяет, что недопустимо платить учителю только за ведение урока, как это было с очень многими учителями согласно предыдущей модели. Совершенно четко должны быть оплачены и сопряженные обязанности. Предполагается, что около 70% из этих 36 часов займет ведение уроков, а 30% — остальные работы. Поддержка детей, подготовка к урокам. Да и подключение к планированию школьной деятельности.
— Если нередко упоминается "профессионально
— Это вопрос денег, а также общей политики правительства. Если группа учителей, все учителя станут получать пенсию за выслугу лет, то это, безусловно, окажет влияние на бюджет, а также приведет к вопросам коллег в других министерствах. Не станут ли претендовать на такую же пенсию и другие группы? Этот вопрос появлялся на повестке дня, но никакого движения не получал.
— Политолог Иварс Иябс недавно цитировал одного немца, который якобы сказал: у вас хорошо мотивированные студенты, у вас хорошо мотивированные преподаватели, но никудышная культура обучения и никудышная культура учебы. Прав ли немец?
— Обобщение чего угодно будет неправдой. Мы видим очень много великолепных учеников и студентов, много великолепных учителей и преподавателей, учебные методы которых также великолепны. Это признали и школы, и вузы. Но все–таки в большой части классов и школ учебные методы не самые эффективные.
— Определены три столпа финансирования высшего образования (база обучения; достижения–резул
— Высшее образование (и не только в Латвии) получает много упреков от работодателей за слабую связь образования с практикой. Как инновативная страна, Латвия оценивается по–разному. Латвию упрекают в недостаточной связи науки с народным хозяйством. Это признали и сами вузы. Еще уместно сказать, что и со стороны работодателей вклад в науку и исследования недостаточен. Этот второй столп есть попытка способствовать сотрудничеству вузов с народным хозяйством, вовлечению вузов в исследовательску
— Я считаю, что основу развития и исследовательско
— Речь идет не о поиске денег, а о сотрудничестве и синергии, необходимость которых в высшем образовании, науке и народном хозяйстве никто, по–моему, не отрицает. О нормальном механизме сотрудничества. Ибо мы видим, что по части вложений в исследовательску
— А, например, в Финляндии жителей в неполных три раза больше, чем в Латвии. Но финские университеты от страны получают почти в 20 раз больше, чем латвийские вузы. То есть сказанное вами — возможно, хорошая история для финнов, а у нас для ее успешности нет стабильной базовой ситуации. Потому полагаться на то, что к стабильности приведет вымощенная благими намерениями череда случайностей (даст — не даст), по–моему, опрометчиво. Можно было бы в это поверить, если бы политика по ходу лет проявляла последовательное старание в этом (науки, синергии) направлении. А щадить распущенность и бездеятельность властей за счет активности вузов — это мне представляется несколько циничным.
— Да, вклад Финляндии несравненно выше латвийского. Также сотрудничество между вузами, наукой и предприятиями в Финляндии гораздо успешнее. Конечно, финансирование науки в Латвии недостаточно ни теоретически, ни практически. Оно недостаточно, даже если связывать его с выполнением существующих нормативных актов. Мы сейчас не выполняем то, что должны выполнять.
— Судя по тому, что даже бюджетные места, отведенные вузами обучению по экзактным программам, порой остаются незаполненными, интерес молодых людей к этой части наук не ахти возрос. Что делать?
— Мой ответ — создание интереса уже в основной школе и специализация. Это опять–таки вопрос о привлечении учителей, об удержании учителей в школе. И также о достаточно специализированн
— Исчерпан ли инцидент школьного Праздника песни?
— Инцидент будет исчерпан тогда, когда станут ясны рекомендации устроителям следующего праздника и когда появится убеждение в том, что эти рекомендации будут учтены и на следующем Празднике песни, и на других мероприятиях с участием учеников. Я в меру своих возможностей буду смотреть, как и где эти рекомендации используются на практике.
— Является ли образование нацменьшинств в Латвии все еще политической проблемой? Или наконец–то оно стало образовательной проблемой?
— Я не буду формулировать этот вопрос вне рамок своих полномочий. Я смотрю на эту проблему как на задание образовательной системе — обеспечить всем детям Латвии качественное образование и обеспечить всем детям Латвии качественное освоение латышского языка.
— Что пожелала министр 1 сентября себе?
— То же самое, что и другим: хорошего здоровья, спокойного ума, чуткого сердца. К тому же один в поле не воин. Потому нам всем, команде тоже — спокойного, мудрого ума и чуткого сердца. Моя позиция в этом доме с первого дня была: министр и бюро министра не оторваны от министерства, мы должны трудиться сообща. Я разъясняла и продолжу разъяснять свое понимание того, что следует делать, свои соображения о ценностях. Чтобы мы работали по возможности более согласованно.