Видео
В мире
— Каков ваш прогноз на ближайшую неделю?
— Трудно сказать, потому что, во-первых, власть показала себя глупой.
— А мы и не знали.
— Но прежде она хотя бы показывала себя хитрой. Взять Тихановскую, выбить из неё обращение, выслать в Литву — это именно глупость. Тихановская и не была никаким организатором процессов, власть это прекрасно знает. Но они убрали единственного человека, с которым можно было договариваться. Знаменем протестов стала не кухарка, а домохозяйка; знаменем, а не организатором. Но выслав её, власть утратила возможность даже имитировать переговорный процесс. Сейчас вообще никто не контролирует улицу. Нет людей, которым можно было бы сказать: мужики (или — бабоньки), или мы вас посадим, или уберите народ с улиц! Сейчас это сказать некому, процесс самоорганизован и размазан по всей стране. Он реально никем не управляется, как бы ни хотелось конспирологам увидеть там ту или иную руку. Я, кстати, не верил поначалу, что ОМОН стал опускать щиты…
— Нет, в паре мест уже стал.
— Но это вызвано тем, что они же местные парни. И по ту сторону щита у них стоят местные, свои. В городе, где 30.000 населения, все знают друг друга в лицо. Отсюда феномен летающего ОМОНа: чтобы не выпускать своих, которым потом с этими же людьми жить, — они из Барановичей на вертолёте отправляют ОМОН в Молодечно… Получаются такие отряды летучих обезьян, как в сказке Волкова об Изумрудном городе.
Но летающий ОМОН — это же тоже ненадолго. Утомляешься, лупишь граждан с меньшим энтузиазмом… Теперь возникла версия, что рассматривается ввод чрезвычайного положения — комендантский час, бронетехника на улицах, — но это мало способствует приливу народной любви. Получается по классической формуле «Тебя отлупят плётками, и ты полюбишь меня как миленькая!» — напоминаю, что «Красную Шапочку» Леонид Нечаев тоже снимал на «Беларусьфильме».
— Вам не кажется, что сказочные аллюзии вообще становятся всё актуальнее?
— Да, мы живём в сказке, только страшной. Тихановская — просто Дейнерис Таргариен из «Игры престолов». Тут же и «Дракон». То есть сказки нам не врут. Просто Лукашенко, видимо, ещё не понял, что финал таких сказок — гибель короля вместе с сыновьями: такой судьбы я ему отнюдь не желаю.
— А он в принципе понимает, что рискует именно Колей?
— У нас есть известная писательница, филолог и преподаватель Анна Северинец. Всё районное начальство пихало к ней в класс своих детей, хотя она — оппозиционер и сестра оппозиционера. Так вот, её — при всей её славе — уволили за стихотворение «Не думай обо мне». Пафос этого стихотворения — не думай про меня, думай про Колю. Думай, что будет с твоими детьми. Якобы она запугивает сына президента… Но ведь она пыталась наставить власть хоть на какой-то истинный путь!
— Саша, может это рассосаться?
— Ну, представим, что чрезвычайное положение введут на месяц. Не забывайте, что Белоруссия — партизанский край. У нас есть этот опыт, и вполне успешный. Взорвать гауляйтера смогли только дважды: мы и чехи. Этот опыт не забывается. И второе соображение: чтобы сидеть на штыках — что само по себе неудобно, — надо штыкам платить. Из каких средств? Бежать на поклон к Путину? Путин отлично понимает, что ни активного военного, ни дистанционного финансового вмешательства ему белорусы не простят.
— А вам не кажется очень наглядным, что знамёнами протеста стали именно женщины? В русской культуре это уже бывало, вспомните восьмидесятые, когда главными героинями литературы и кино стали женщины. «Москва слезам не верит», «Странная женщина», «Тридцатая любовь Марины»…
— Мы филологи и понимаем, что ситуация восходит ещё к недавнему юбиляру Тургеневу. Посмотрите на эту троицу — Тихановская, Цепкало, Колесникова: это же тургеневские женщины в чистом виде. Предполагаемый диалог Тихановской с силовиками, когда они шантажируют её судьбой детей, — это один в один Некрасов, «Княгиня Трубецкая», где губернатор о том же говорит с женой декабриста — с той только разницей, что, растроганный её благородством, он пропустил её к мужу, в конце концов. Но вам ли не помнить, что эта экспансия тургеневских и некрасовских женщин — следствие слабости мужчин, встроенных в социальную иерархию и привыкших гнуться?
Всё это «Русский человек на rendez-vous» Чернышевского: какого вы хотите мужества от мужчины, когда у него нет элементарной ответственности, никаких гражданских прав? Эту женскую оппозицию Лукашенко сконструировал собственными руками — и тут выяснилось, что против неё невозможно нормально бороться. Её скомпрометировать нельзя! Положим, мужья — олигархи, коррупционеры или хулиганы, кто-то омоновца избил, ладно. Но женщину в чём вы обвините — в том, что она — жена своего мужа? Одна — музыкантша, другая — домохозяйка: в чём их уличать, кроме супружеской неверности… которой не было вдобавок… Это такая вопиющая глупость — выбирать самый безопасный для властей вариант и своими руками выбрать самый опасный, непрошибаемый! Так нет же — вместо того, чтобы скомпрометировать Тихановскую («Смотрите, она сбежала!»), они вызвали к ней всемирную, лавинную жалость. Женщина, у которой муж в тюрьме, которую шантажируют судьбой детей («Ты никогда больше их не увидишь!»), которую ломают генералы КГБ — три часа кряду, в кабинете главы Центризбиркома, — это уже не поэма, это эпический роман. И помяните моё слово — этот роман будет.
— Саша, самый страшный вопрос: вот если он сейчас начнёт буквально катком давить сопротивление — это вызовет панику, отступление или противодействие такой же силы?
— При самом лучшем для него варианте у Лукашенко есть полтора года. Чтобы внести изменения в Конституцию, ослабив полномочия будущего преемника; наметить преемника; подготовить его к цивилизованным выборам — и за неделю до них покинуть страну со всей семьёй. Вы же понимаете: если солдатам выдадут настоящие пули — «как стрельба пойдёт, пуля дырочку найдёт», по словам Окуджавы. Бронетехника на улицах — тоже жертвы. И тогда легитимность в глазах народа приобретает оппозиция, а власть становится узурпатором — это делается очень быстро. Когда Наполеон бежал с Эльбы, ему навстречу был выслан маршал Ней. Ней встречал узурпатора, а назад в Париж сопровождал законного императора, возвращающегося в любимую столицу. А Людовик XVIII драпал в Гент, и это сделалось в один миг. Лукашенко никогда не будет законным правителем в глазах народа.
— Но вы очень его поддерживали в середине девяностых и не скрываете этого…
— Как же мне это скрывать, я лицом торговал! Да, я его поддерживал вполне искренне, ну, так он и был совершенно другим. Он казался очень народным, искренним, простым — политик нового типа, не номенклатура! Прошло 26 лет. Сегодня он не народный президент и даже не президент силовиков: он — вождь дубинок! И только. Он не может выступить, чтобы не нахамить оппоненту.
Я специально не занимался историей Чили, но вы можете прочесть в источниках: Пиночет завоевал свой авторитет задолго до переворота. Армия его любила, потому что он был генерал-инспектором и на базе щупал, сухие ли у солдат простыни — чтобы не простудились ребята. А сегодня Лукашенко посещает воинские части исключительно для того, чтобы проверить, хорошо ли подготовлены водомёты. И носит генеральскую форму, не будучи генералом, — этого сам Сталин себе не позволял. Он всё-таки сначала присвоил себе звание, а потом надел маршальскую форму.
— На чём именно вы с ним разругались?
— Это простая история: он запретил печатать доклад оппозиционного депутата о коррупции в его окружении. Через четыре месяца после своего избрания. Я добросовестно ему объяснил, что это глупость, что он показал свой страх перед этим расследованием. Он не прислушался. Газета вышла с белыми пятнами. Это было антиконституционно. Я взял ответственность на себя, потому что это был мой президент и я за него боролся. Тогда я подал в отставку, Лукашенко меня вызвал и стал отговаривать. Я согласился, но поставил одно условие: если будете принимать решение по борьбе с прессой, выслушайте, по крайней мере, мои аргументы. Прошло несколько месяцев, директор типографии мне сообщает, что получил распоряжение выгнать из типографии восемь независимых газет. Я расценил это как предательство — он ведь со мной не посоветовался, хотя обещал! Я пошёл к главе администрации, тот полчаса с ним говорил и вышел со словами: «Делайте, как приказано». Я и ушёл.
— Надо было, наверное, сразу после того доклада…
— Ну, колебания были, хотя заявление я написал как раз тогда. И кстати, прокурорская проверка потом не подтвердила факты, изложенные в этом докладе. Но после второго случая у него никаких отговорок уже не было. И я ушёл в «Белорусскую деловую газету», и пять лет работы там были вторым самым счастливым периодом моей жизни, хотя нас душили всеми способами постоянно.
— А первый?
— Первый — в школе при Горбачёве.
— Как вы думаете, Путин действительно его будет поддерживать — или сдаст? И насколько сильно бьют по Путину все эти события?
— Путин, думаю, до конца ещё не понял, что Лукашенко держит его в заложниках. Это довольно унизительно. На самом деле, если Путин перестанет поддерживать правителя, потерявшего легитимность, утратившего популярность, оскорбившего собственный народ, — интересам России в Белоруссии ничего не угрожает. Если же он захочет поступить, допустим, по пражскому сценарию 1968 года… Положим, Запад стерпел Крым: я никоим образом не одобряю то, что было сделано с Крымом, но логику, по крайней мере, могу понять и понимаю, почему Запад это съел. А вот есть Донбасс ему было уже некуда, и наивно думать, что он проглотит инкорпорацию Белоруссии. Это элементарно незачем делать.
— Вы могли предсказать, что взрыв случится именно сейчас? Я вот честно скажу: было ощущение, что народ растлился при диктатуре и не способен уже ни на какое сопротивление.
— Не открою никакой Америки, об этом предупреждали многие экономисты: Россия закрыла свой рынок для белорусской рабсилы из-за пандемии, поэтому всё и произошло. Раньше белорусские мужики ездили работать в Россию, содержали семьи, приезжали домой на выходные, напивались и ругали жён за то, что те не умеют экономить. Теперь они остались дома, посмотрели телевизор, сравнили это с тем, что видно из окна, — и задумались. Всё время пить не будешь, верно? Они увидели ценники в магазинах, в аптеках, в жировках, послушали пропаганду, сравнили — и взвыли!
— Так и раньше выли…
— Верно, повыли бы и дождались открытия границ. Но в Белоруссии же не стали вводить карантин, и Лукашенко начал рассказывать о том, что люди умирают исключительно по собственной вине! Вот этот умер потому, что был старый, а этот весил 130 кг — сам виноват, а эта была медсестра и плохо защищалась от инфекции, — короче, начал оговаривать мёртвых. И нет никакой проблемы, всё выдумали! Этим был достигнут некий предел, потому что, как учит ещё одна сказка, «эта кошка не кошка. Она сама сказала, что она лошадь».
— «Джельсомино»!
— Конечно. И заметьте: за Лукашенко всё время голосовали малые города Белоруссии, где главным работодателем является государство. Допустим, 12 тысяч населения. Врач — да что, бухгалтер больницы — смотрит в окно и видит, в каком количестве выезжают труповозки. Не хватает медикаментов, масок, палат — и крайними оказываются врачи. Вот я знаю ситуацию в конкретном городе: там два интерната — для детей с замедленным развитием и для пенсионеров. И там внезапный дикий скачок коронавируса: откуда? А туда привезли гумпомощь из Китая, уже когда там началась пандемия. Врачи и медсестры всю эту гумпомощь перебирали своими руками. И случилась колоссальная вспышка, а власть продолжала, вопреки очевидности, говорить, что ничего не происходит!
Вот так начала исчезать поддержка власти в провинции, потому что здоровье — не та тема, которая легко прощается. И конечно, эта дикая, беззастенчивая ложь про выборы... когда из 86 участков нет ни одного, где у Лукашенко было бы больше 20 процентов, а у Тихановской меньше 60. Два участка отказались подписывать фальшивые протоколы — это уже запредельная храбрость. Кстати, в одной гимназии, где отказались подписывать фальшивый протокол — то есть красть голоса, — среди всех педагогов, всех учащихся воцарилось такое ликование, какого не было, наверное, со времён Победы. Представляете: учителя не соврали детям! Можно прямо смотреть в глаза друг другу! Это большое счастье. А сейчас ведь — не отменишь же 1 сентября! — учителям, обеспечивавшим выборы, и детям придётся смотреть друг на друга. Как они встретятся в сентябре? Большой вопрос.
—Можете вы сказать, что ваш народ вас приятно удивил?
— Я счастлив, что дожил, но я в ужасе при мысли о том, как труден будет выход. Я написал политическую биографию Лукашенко по итогам первых десяти лет его правления — и понял сейчас, что пора писать второй том. Последний. Потому что в этом году, похоже, правление его закончится. И подписал договор на эту книгу буквально за месяц до выборов. Дима, мы дожили, всё кончилось. Начинается нерадостное, возможно, но — другое. Эпоха Лукашенко минула, я до этого дожил, и потому моя жизнь не бессмысленна.
Дмитрий БЫКОВ, "Собеседник".
