Вильгельм КЮХЕЛЬБЕКЕР — не единственный декабрист, сосланный в наши края. Вскоре после восстания в Динабург были препровождены несколько «нижних чинов» восставших полков Петербурга и Чернигова.
Вильгельм Кюхельбекер
Кюхельбекера привезли в крепость 16 октября 1827 года. Этому предшествовали драматические события. После поражения на Сенатской площади ему удалось скрыться и добраться до Варшавы. У одного из военных он начал наводить справки о своем брате, но тот опознал беглеца и сообщил по инстанциям. Кюхельбекера арестовали.
Вообще неудачи преследовали его с малых лет — за ним даже закрепилась кличка Неудачник. В Царскосельском лицее, куда он попал по протекции Михаила Богдановича БАРКЛАЯ–де–ТОЛЛИ – дальнего родственника, лицейские друзья не упускали случая подразнить долговязого, глуховатого, заикающегося, мечтательного и очень вспыльчивого товарища. Однажды, не выдержав насмешек, он побежал топиться в пруд. Но пруд за лето обмелел. «Утопленника» вытащили – он был с головы до ног в грязи и тине...
Членом тайного Северного общества Кюхельбекер стал за две недели до восстания – его принял Константин Федорович РЫЛЕЕВ. Выполняя поручение последнего, Кюхельбекер осуществлял связь между рылеевским штабом и гвардией, бывая в Московском и Финляндском полках и Морском экипаже. В день восстания он так торопился, что извозчик вывалил барина из саней. В пистолет, который он где–то добыл, набился снег.
И когда на Сенатской площади он трижды хотел выстрелить в великого князя МИХАИЛА ПАВЛОВИЧА, пистолет трижды дал осечку. Впрочем, это можно считать относительной неудачей. Осечка спасла ему жизнь, хотя поначалу суд приговорил его к смертной казни с «отсечением головы». Но затем смилостивились и обрекли на 15–летнее одиночное заключение в тюрьме и ссылку на вечное поселение в Сибирь.
На первых порах он отбывал срок в столице империи: в Петропавловской крепости, потом в Шлиссельбурге, откуда и попал в Динабург. В 1827 году на глухой почтовой станции Залазы произошла случайная встреча с ПУШКИНЫМ. Вот как описывал ее Александр Сергеевич:
«…вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем… Я вышел взглянуть на них. Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинели… Увидев меня, он с живостию на меня взглянул; я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга – и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательством – я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали...»
Дружеский шарж А. С. ПУШКИНА на Вильгельма КЮХЕЛЬБЕКЕРА.
Фельдъегерь же доложил начальству, что вез из крепости преступника Кюхельбекера и на станции Залазы бросился к нему «некто Пушкин». Фельдъегерь сразу приказал арестантам сесть в телеги и отправил их вон из деревни.
«Но г. Пушкин просил меня разрешения дать Кюхельбекеру денег. Я в сем ему отказал. Тогда он, Пушкин, стал кричать и угрожал мне, говорил, что по прибытии в Петербург он в ту же минуту доложит Его Императорскому Величеству как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему денег…»
Впрочем, не все были такие службисты, как фельдъегерь. Комендант Динабургской крепости Егор КРИШТОФОВИЧ выхлопотал узнику разрешение читать и заниматься, сам доставал книги, позволял гулять по территории цитадели, встречаться с матерью.
Продолжал поэт заниматься и сочинительством. В одном из стихотворений он писал о русских поэтах:
Бог дал огонь их сердцу, свет уму.
Да, чувства в них восторженны и пылки:
Что ж, их бросают в черную тюрьму.
Морят морозом безнадежной ссылки...
О литературной деятельности Кюхельбекера стало известно шефу жандармов Александру БЕНКЕНДОРФУ. Комендант крепости за попустительство получил выговор, а Кюхельбекер был переведен в другой острог.
Накануне отъезда из Динабургской крепости он писал матери:
«Слишком много чувств обуревают меня, я покидаю Динабург... покидаю с чувством горести, хотя это и была моя тюрьма, но я здесь уже почти 4 года, и всякая перемена страшит меня более, чем возбуждает радостных надежд...»
Учащийся Динабургской школы прапорщиков А. РЫПНИНСКИЙ, часто навещавший Кюхельбекера, писал в своих воспоминаниях:
«Кюхельбекер, лишенный рангов, чинов, орденов, дворянского звания, приговоренный к 15 годам каторжных работ, спокойно просидел бы в Динабургской крепости, если бы не постоянные посещения тюрьмы проезжающим мимо тираном...»
Под тираном подразумевался НИКОЛАЙ I, который во время поездок за границу всякий раз останавливался на ночлег в Динабургской крепости – он был там 15 раз! Монарх нередко заглядывал в крепостной острог. Всякий раз перед посещением крепости царем Кюхельбекеру по–арестантски обривали половину головы.
После Динабурга поэта ожидали камеры Ревеля (Таллина) и Свеаборга (Выборга). Пушкин хлопотал о праве вести переписку с Кюхельбекером, посылать ему книги, но Александру Сергеевичу было отказано.
Нарушить запрет смог только Василий Андреевич ЖУКОВСКИЙ. По ходатайству сановного благожелателя (им оказался великий князь Михаил Павлович) время заключения было сокращено на пять лет.
В 1835 году Кюхельбекер был отправлен на поселение в Восточную Сибирь. После темницы поселение показалось лучом света. Но только первое время. Жизнь не складывается. Он любил и был любим, но женился на нелюбимой. Подрастали дети, но они были далеки от его взглядов и убеждений. Построил дом, но хозяина из него так и не получилось.
Выпавшие на его долю невзгоды, утрата друзей, болезни, потеря зрения — все это добило здоровье. 14 августа 1846 года Кюхельбекер умер. Ему было только 49. Похоронили одного из благороднейших людей пушкинской эпохи в Тобольске на Завальном кладбище...
Кюхельбекер вошел в историю не просто как лицейский друг Пушкина и декабрист, но и как поэт, писатель и один из наиболее даровитых критиков своего времени.
Память о нем увековечена не только в Латвии, но и в Эстонии. Ведь именно у южных соседей, в поселке Авинрум, его малая родина. На месте господского дома стоит памятный камень, на котором по–русски и по–эстонски высечено: «Здесь прошли детские годы поэта–декабриста Вильгельма Карловича Кюхельбекера (1797–1808 гг.)».
Поэт писал о себе:
«Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку; природный мой язык — русский...»
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото и иллюстрации – из архива