Видео
В мире
Эта запись Лидии Корнеевны Чуковской из ее «Записок об Анне Ахматовой» от 26 марта 1958 года говорит нам о том, что необходимость публичного процесса над злом была ясна двум умным, интеллигентным людям уже через пять лет после смерти Сталина. И не только этим двум. Но и шестьдесят лет спустя после того, как были сказаны и записаны эти слова, не случилось ни процесса, ни очищения.
Организаторами репрессий были целые организации. Первая из них, КПСС, прежде ВКПб, в результате потешного процесса в 1992 году не только не была осуждена и запрещена, но и получила все возможности под новым названием и дальше травить людей идеологическим ядом и возлагать цветы на могилу массового убийцы. КГБ, известный также как НКВД, НКГБ и МГБ, организация, которая организовывала и проводила массовый террор, не была осуждена ни на каком процессе, и штаб-квартира на Лубянке, где допрашивали, пытали и расстреливали людей, не была закрыта.
Поэтому сотрудники тайной полиции и сегодня с гордостью называют себя «чекистами» и подчеркивают историческую преемственность,
сообщая на сайте своей организации, что их руководителями в прежние годы были Ежов и Берия, которого Сталин, представляя его Рузвельту на Ялтинской конференции, назвал «наш Гиммлер».
Но были и люди. Их тысячи, тех, кто сидел за следовательскими столами на Лубянке и в других подобных местах, кто пытал в Сухановской тюрьме, кто расстреливал на бесчисленных полигонах нашей Родины. Мы не можем назвать здесь их всех поименно, но некоторых назовем. Александр Хват, пылкий пионер и пламенный комсомолец, одиннадцать месяцев пытавший академика Вавилова; Василий Блохин, неутомимый палач, выпивавший для тонуса чашку крепкого чая, прежде чем облачиться в кожаный фартук, кожаные краги и кожаную шляпу и идти на работу, расстреливать; Михаил Матвеев, убивавший в Сандармохе 250 человек в день и, согласно рапорту от 10 ноября 1937 года, расстрелявший 1111 человек; бодрый молодой человек Михаил Шестаков, пытками доведший конструктора ракетной техники Лангемака до признания в шпионаже, а затем во время следствия сломавший челюсть Сергею Королеву.
Этих, названных здесь, объединяет не только то, что они пытали и убивали.
Есть у них и еще одно общее: все они прожили длинную благополучную жизнь с орденами и пенсиями.
Расстреливали по спискам, которые подписывали члены Политбюро Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян. Когда кости убитых выстрелами в затылок уже истлели в заровненных бульдозерами ямах, эти четверо всё жили, и жили, и жили. Они завтракали, обедали и ужинали, вели беседы о своем славном прошлом, гордились достижениями, наслаждались счастливой старостью (как, не стесняясь, говорил Молотов, подписавший больше всех расстрельных списков) и писали воспоминания. Вины они не чувствовали и не признавали.
Документы с их подписями должны были бы стать материалом для нашего Нюрнбергского процесса, но процесса не было, и они благополучно умерли в своих постелях, так и не узнав, что они — преступники.
Были среди этих людей и многостаночники, сами судившие и сами расстреливавшие. Таким был председатель Военной коллегии, заместитель председателя Верховного суда СССР, депутат Совета Национальностей Верховного Совета СССР Василий Ульрих.
Это — верхушка и палачи, а были еще тысячи и тысячи разнообразных деятелей, посланных быть соглядатаями партии и агентами пыточной охранки во всех отраслях жизни. Скажем здесь только о литературе. Писатель Ставский, написавший донос на Осипа Мандельштама, критик Лесючевский, написавший доносы на поэтов Корнилова (расстрелян) и Заболоцкого (восемь лет лагерей), литературовед Эльсберг, штатный стукач и консультант Лубянки, отправивший на смерть Бабеля и многих в лагеря, генерал КГБ Ильин, приставленный к литературе в роли секретаря Союза писателей, и еще многие и многие, в штатском и в форме, проводившие партсобрания, разоблачавшие, следившие, каравшие, стучавшие, мучившие и травившие людей.
Все они образовывали гигантскую сеть, накрывшую страну, душившую и давившую ее.
Фильм о мафии называется «Спрут». Все-таки итальянцы поотрубали щупальца своему спруту. Наш спрут, этот кошмарный и неистребимый спрут, в чреве которого плещется кровь людей, тянет свои щупальца к каждой клеточке нашей истории и нашей жизни. Крупные, толстые его щупальца тянутся к большим городам, мелкие разветвляются и ползут по и без того уже почти задушенной, пустеющей стране. И так десятилетиями.
Уже давно не сияют очки на морде Берии, которого пристрелил, как собаку, из своего трофейного парабеллума генерал Батицкий, уже давно в могиле любитель бабочек и казней Ульрих, уже вожди и их присные носят не френчи, а дорогие костюмы и швейцарские часы, — но система осталась, и методы сохранились. Как прежде, она построена на наглой, запредельной лжи и жестокости. Как прежде, она хватает невинных и пожирает их.
Данила Беглец, отец двоих детей, осужден ни за что на два года.
Константин Котов получил четыре года за то, что выходил на митинги.
Константин Котов.
В списке политзаключенных «Мемориала» много фамилий, их все здесь не перечислишь. Каждая строка — несправедливость, боль, тюрьма, лагерь, поломанная жизнь.
Мы видим, как легко оказалось запустить машину репрессий. Следователи, как прежде, шьют дела. Судьи, как прежде, дают ни в чем не виновным людям большие сроки. Продолжается «трагедия следствия и комедия суда». Это слова Лидии Корнеевны Чуковской про другое время точно описывают наше.
Архаичная, жестокая, насквозь лживая карательная машина, исчадие тридцатых, сороковых, пятидесятых и прочих советских годов, смазана профессиональным механиком, налажена и как ни в чем не бывало работает в эпоху смартфонов Джобса, электромобилей Маска, гейминга и коворкинга.
Это потому, что шестьдесят лет назад у нас не было своего Процесса, на котором зло было бы названо, осуждено и наказано. Ненаказанное зло возвращается.
Андрей Поликовский, Новая газета.
