Следить за «дискуссиями» было, конечно, смешно: и «обличители», и защитники сериала как будто играли в детскую игру, приводя свои «доводы» - «да и нет не говорите, черное и белое не называйте». То есть одни ругали не за то, отчего на самом деле раздражались, а другие хвалили не за то, чем на самом деле восхищались. Первые упирали на свои «эстетические» претензии: автор, дескать, не так написала, недостаточно проработала образы, использовала штампы и вообще занималась плагиатом – словом, недостаточно высоко держала знамя российской литературы; ну а вторые парировали – «зато историческая правда!» и «разоблачение преступлений коммунизма», причем тоже явно имели в виду что-то другое.
Но что? И откуда вдруг повылазило такое огромное количество невероятных литературных эстетов?! Ты подумай – сколько вдруг претензий к качеству текста некой татарской писательницы!
Дело, конечно, не в этом. В случае «Зулейхи» мы столкнулись с типичным проявления кризиса «политкорректности по-русски». А что, вы думали, что от ханжеской политкорректности только проклятый изолгавшийся Запад страдает, а на святой Руси сие невозможно-с, потому что типа русские люди все говорят прямо и честно, режут правду-матку? Да-да, как бы не так.
На собственно художественные достоинства/недостатки «Зулейхи» всем на самом деле наплевать. Ее «проблема» - в том, что для современной России это просто КРАЙНЕ неполиткорректная книга (и, соответственно, сериал). И даже не потому, что она обличает коммунизм, в частности, пресловутую «коллективизацию»; такое обличение большинство нынешних обличителей пережили бы довольно спокойно и уж точно простыни текстов писать бы не стали.
Но Зулейха покушается глубже. Один из возможных пластов понимания смысла этой книги – обвинение в адрес «государствообразующего народа», предъявление ему СЧЕТА со стороны одного из малых народов, населявшего в 20-30е годы «первое в мире государство рабочих и крестьян». Проще говоря: большинство обличителей восприняло сериал как татарский исторический счет в адрес русских. Мы, мол, татары, жили как могли в своих деревнях, кое-как выживали – но пришли ВЫ и сначала нас всех «раскулачили», а потом еще и отправили в Сибирь подыхать. ЗА ЧТО?
Книга на мотив популярной в 80-е песни «Братцы-живодеры, за что же вы меня?» Адресат – великий и могучий русский народ. Тут-то всё и заполыхало.
Главное – все это обвинение прекрасно считали… но никто не нашел ни сил, ни решимости отвечать на него прямо. Потому что – а как, блин? Ясно ведь, что это не татары сами себя раскулачили, а потом погрузили в теплушки и отправили в тайгу умирать. Ясно, что им «помогли», и помогли существенно «старшие братья». Словом, коллизия точно такая же, как и полыхавшем на рубеже «нулевых» скандале между другими братьями – русскими и украинцами – по поводу «голодомора».
Причина в том, что на претензию по голодомору наши «властители дум» за 10 лет так ведь и не придумали, что отвечать. Варианта по-прежнему всего два: или начать всё тупо отрицать (не было никакого голодомора, вы все бандеровцы и продались госдепу), или начать жалко оправдываться – «а и у нас тоже был голод, и мы в русских областях тоже вымирали!» На первое противники-«братья» легко давят фактами, один страшнее другого, а на второе резонно отвечают типа «вы вымирали – это ваше дело, но зачем вы НАС еще и за собой потянули?!»
Тема «ответственности за голодомор» - морально проигрышная в плане «кацапы выморили у нас 3 миллиона человек, за что?!» И вот – экранизация книги Яхины, и опять счет – теперь уже со стороны татар. «Братцы-живодеры, за что?»
Тут важно, что опешившие мы при такой постановке вопроса чувствуем себя оскорбленными в самых лучших чувствах. Мы-то привыкли воспринимать СЕБЯ как жертв того же самого – причем в порыве великодушия обычно готовы «пожалеть вместе» и всех остальных, как бы тоже «вместе с нами» попавших под замес. И тут ВДРУГ от нас не просто брезгливо отстраняются; нет – нам как бы предлагают перейти на другую сторону, со скамьи, где сидят потерпевшие, на скамью, где сидят обвиняемые! Какие же – говорят нам – вы жертвы? Вы – палачи! Это же вы всё устроили!
Вот и есть нерв всей истории. Именно поэтому вроде бы не очень удачная поделка Яхиной на пару недель затмила в пораженной ковидом и карантином стране даже саму тему коронавируса и «мы все умрем».
То есть вопрос – об исторической вине русского народа перед всеми другими населяющими страну народами и народностями. По какому праву он повел всех «к счастью» - это раз; и два – как он будет отвечать за то, что всё в итоге так тупо и хреново получилось?
Но! Специфика ситуации в том, что сама постановка такого вопроса видится подавляющей части наших людей настолько кощунственной, дикой, нелепой и вообще невозможной – что они вообще не в состоянии такой вопрос даже представить, а не то что начать на него хоть каким-то образом отвечать. Это просто немыслимо «даже подумать». Это сразу вытесняется глубоко в подсознание.
Отсюда и возникают «эстетические претензии» к роману и сериалу – «что-то ведь предъявить надо». Они раздражают и бесят неимоверно – но при этом человек сам себе боится признаться, что именно в нем его на самом деле так бесит.
Вина. Чувство вины. Национальное чувство вины. Как у той старой лошади из анекдота – «Не шмогла я». Безнадежное, тяжелое, безысходное чувство. Да, замучили мы еще и какую-то Зулейху… За что, зачем? Стыдно. Просто стыдно.
Ничего ведь не получилось.