Нет, потом, конечно, поймал волну, сориентировался, произнес ритуальные фразы о том, что отношения с арабскими странами будут прекрасными вне зависимости от того, кто станет президентом России, но видно было, что сама постановка вопроса его озадачила. Он — вечность, он и есть Россия, он смирился с собственным призванием. Любые схемы транзита, которые предлагает его двор (чтобы не сказать — дворня), —про то, как после 2024-го обойти Конституцию и оставить власть у него в руках. Мысль о том, что может быть как-то по-другому, кажется дикой и самодержавному властелину, и тем, кто вхож в его ближний круг.
Собственно, Вячеслав Володин давно сформулировал главный тезис официального символа веры: «Есть Путин — есть Россия», и так далее.
И разумеется, если государство — это ты, а вместо времени впереди вечность, говорить о текущих делах уже немного даже и скучно. Хочется порассуждать о вечном, определиться с собственным местом в мире и уязвить носителей чуждых ценностей
Развитой путинизм
Когда-то давно, в те еще времена, когда словосочетание «развитой путинизм» употребляли только в шутку, а Путина с Брежневым даже и в шутку еще не сравнивали, лояльный власти политолог Алексей Чадаев сочинил целую монографию — «Путин. Его идеология». Текст вышел путаный, но в целом следовало из него, что Путин — либерал. Возможно, последний настоящий либерал. Единственный настоящий либерал среди мировых лидеров.
Теперь, рискну предположить, политолог Чадаев, лоялизма своего не растерявший, той старой книжки немного стесняется. Зато Путин не стесняется при случае пнуть ненавистный либерализм. Очередной (уже не первый) подход к снаряду сделал он на днях в Ашхабаде на саммите глав государств–членов СНГ: «Вы, наверное, обратили внимание — пытаются там меня пощипывать по поводу того, что я говорил о либерализме. Ничего против либерализма не имею, но у нас есть свои традиции. И почему мы не должны этим дорожить?»
Раньше, кстати, высказывался жестче. Начал еще в июне, в интервью Financial Times перед саммитом «двадцатки»: сообщил, что «либеральная идея пережила свою цель», что «либеральная идея устарела» и «вступила в противоречие с интересами большинства». Кстати, и саму идею описал весьма нетривиально: «Либеральная идея предполагает, что ничего не нужно делать. Убивай, грабь, насилуй — тебе ничего, потому что ты мигрант, надо защищать твои права. Какие права? Нарушил — получи наказание за это». И про «избыточные меры поддержки секс-меньшинств» также не забыл добавить.
Целое мировоззрение в паре фраз, мы к этому еще вернемся. Тогда слова Путина многих смутили, и пресс-секретарю президента Дмитрию Пескову пришлось даже оправдываться за начальника. Песков объяснил, что Путина смущает не сама либеральная идея, а насильственное ее навязывание, которое может идею дискредитировать.
В начале октября, в ходе Московской энергетической недели президент РФ излагал все те же мысли — либерализм приелся даже там, где он работает уже давно, а попытки насадить идеи прав и свобод человека насильственно ведут только к хаосу и гражданской войне.
И теперь вот снова ценностям либералов противопоставляет «наши вековые традиции», обращаясь к понимающим собеседникам. А тут ведь важен контекст. Путин разговаривает с лидерами постсоветских государств. Большинство из них выстроили жесткие авторитарные режимы, и даже изображать наличие демократии уже ленятся. Рассуждать про права и свободы в такой компании можно разве что в шутку.
В Ашхабаде как раз совсем недавно прошла презентация книги президента Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедова «Туркменский алабай». И вся страна неделю отмечала выход этого эпохального труда о местной породе собак. Книгу назвали «замечательным подарком ко Дню независимости».
Ленивая имитация демократических процессов, уничтожение политической конкуренции (а иногда — и политических конкурентов), более или менее масштабные репрессии вкупе с изживанием любого инакомыслия, — это и есть понятные собеседникам Путина «традиции». Не возьмусь судить — свежевыпеченные или действительно «вековые». Тут вопрос небесспорный.
Эти традиции охотно воспринимает (а отчасти вспоминает) путинская Россия. Это и есть ценности, которые наш вождь противопоставляет «изжившему себя либерализму».
И даже выбор аудитории для произнесения очередных инвектив в адрес гнилого либерализма оказывается частью высказывания: с местом своей России на карте Путин определился. В Европе ему некомфортно. Уютнее среди азиатских деспотий.
Их страхи и наша дорога
За всеми этими речами, разумеется, прячется страх. Страх перед переменами. Страх перед необходимостью считаться с чужими правами. Страх перед мыслью, что норм может быть больше, чем одна. Страх перед свободой. Страх перед возможностью выбора.
Выбор, множественность норм — это ведь отсутствие единого, единственно верного порядка. Беспорядок. Отсюда легко перекинуть мостик к каким-нибудь выдуманным «массовым беспорядкам», ужаснуться от предчувствия гражданской войны, самого себя напугать и начать наказывать тех, с кем твои ужасы связаны.
Собственно, задолго до Путина и куда, пожалуй, ярче, чем Путин, описал эти страхи верный соратник президента Рамзан Кадыров: «К сожалению, немалая часть россиян хочет равняться на европейцев, на их образ жизни, хотя у большинства европейцев нет по большому счету ни культуры, ни нравственности... Они приветствуют все нечеловеческое.
У них однополые браки являются нормальным явлением. Даже страшно об этом говорить. Лично я не хочу быть европейцем.
Я хочу быть гражданином России, и чтобы наши народы возрождали культуру, обычаи, традиции…»
К счастью, Кадыров прав. Немалая часть россиян, даже и не отдавая себе в этом отчета, хочет равняться на европейцев. Хочет жить в комфортном мире, где уважают права каждого человека. На уровне абстрактных рассуждений либеральные ценности не всегда ощущаются нашими согражданами именно как ценности, но когда государство задевает их конкретные права, люди протестуют. И демонстрируют готовность серьезно рисковать ради защиты своих прав. Вспомним Шиес, Екатеринбург, Москву.
Памятные летние диалоги — мирные шествия против полицейских дубинок — как раз ведь и были спором о месте России на карте идей.
О том, что лучше — чудесный край азиатских деспотий или скучный обывательский мирок, где уважают человеческие права и готовы терпеть чужую особость.
И лично я, возможно, безосновательно, надеюсь, что у России Путина и Кадырова будущего действительно нет. Мы — европейская страна, наша дорога — европейская дорога, хотя и легкой ее не назовешь, и снова мы, кажется, заблудились. Но если мы сбились с дороги, то это ведь еще не значит, что дороги вовсе нет.
Иван Давыдов, "Новое время".