Видео
В мире
С чумой боролись карантином, и мы с уханьским вирусом тоже боремся карантином.
Были ли у нас какие-то другие варианты? Несомненно.
Вирусологи, изучающие коронавирусы летучих мышей-подковоносов, неоднократно предупреждали, что этим вирусам достаточно всего одной мутации, чтобы перепрыгнуть на человеческую популяцию: а вирус мутирует в среднем раз в неделю. Более того, д-р Ши Чженьли из Уханьского института вирусологии предупреждала еще в 2017 году, что в популяциях летучих мышей уже существуют вирусы, опасные для людей, и что, стало быть, в любой момент может вспыхнуть эпидемия, аналогичная SARS, — предыдущей разновидности коронавируса, очаг которой тоже был в Китае, и болезнь сопровождалась, между прочим, десятипроцентной смертностью.
Заметим, нас предупреждали не вообще. Мол, может, от крысы, может, от канарейки… От китайской летучей мыши — говорили нам. И получили мы коронавирус от китайской летучей мыши.
Что можно было бы сделать, если бы предупреждения Майкла Остермана, Ральфа Берика и Ши Чженьли услышали?
«Например, — говорит известный вирусолог Константин Чумаков, нынче занимающий пост заместителя директора отдела по разработке и исследованию вакцин в FDA (организация по контролю над качеством продуктов и медикаментов США. — Ред.), — можно было довести до ума вакцину от SARS — предыдущей разновидности коронавируса, но разработки прекратили за ненадобностью, поскольку с болезнью быстро справились карантином. Эта вакцина не защитила бы от нынешнего коронавируса, но могла бы послужить прототипом для аналогичной вакцины против него».
Как только что сообщил Science, антитела от SARS помогают также от его нынешней разновидности — SARS-CoV-19. Речь идет об антителе, которое получило название CR3022 и было изолировано еще в 2006 году голландской фармацевтической компанией Crucell Holland B.V. После того как вспышка SARS сошла на нет, разработка вакцины была остановлена. Довести вакцину до ума стоит миллиарды долларов, и государства не стали этим заниматься, а частные компании — не могли.
Причина, по которой вирусологов не услышали, была очень проста. В современном мире масса борцов с глобальным потеплением, ГМО и прививками — и вирусологи со своими пипеточками смотрятся бледно.
То есть интеллектуально человечество уже созрело, для того чтобы точно предсказывать эпидемии и заранее создавать к ним вакцины. Но устройство человеческой психики и бюрократия сделали это предвидение бесполезным.
Идем дальше.
Пандемиями у нас должна заниматься ВОЗ — Всемирная организация здравоохранения. Обычно она не жалеет глотки и каждый день рассказывает нам о новых страшных эпидемиях, угрожающих планете Земля.
Последний раз они прожужжали нам все уши про страшную лихорадку Эбола, которая вот-вот уничтожит нас всех. Эбола не передается воздушно-капельным путем (в переводе — если мыть руки после того, как потрогали труп, — не заразитесь). Поэтому Эбола никогда и ни при каких обстоятельствах не может стать угрозой для развитой страны. Она была угрозой только в Африке, а распространялась через африканские больницы с туалетами типа сортир.
Истерика, которую ВОЗ устроила по поводу Эбола, была классическим примером поведения международной бюрократии, которая кричит «волки, волки», чтобы нагнать дополнительного страху и получить дополнительное финансирование.
Казалось бы, в случае с коронавирусом ВОЗ сам бог велел кричать «волки». Но ВОЗ повела себя по-другому. Эпидемия началась еще в конце прошлого года в Ухане.
Однако еще 14 января ВОЗ утверждала, что вирус не передается от человека к человеку.
Такая мягкость ВОЗ вряд ли была случайной. Ее нынешний глава Тедрос Гебреисус — карьерный чиновник. Он был министром здравоохранения, а потом — министром иностранных дел в полуавторитарной Эфиопии. Именно при нем в Эфиопии скрывали вспышки холеры, которая официально именовалась «острым водянистым поносом» (МИД РФ, завидуй!).
Главой ВОЗ Гебреисус был избран при единодушной поддержке стран Африканского союза (председателем исполнительного совета которого Гебреисус был в 2014 году), а также Вануату и Гаити, и вскоре после избрания назначил одного из своих покровителей, известного всем Роберта Мугабе, на пост посла доброй воли при ВОЗ, мотивировав это его выдающимися заслугами в деле развития зимбабвийского здравоохранения.
Впрочем, реальным спонсором бывшего эфиопского министра иностранных дел, судя по всему, был Китай, увеличивающий свое влияние в Африке вообще и в Эфиопии в частности. Избрание Гебреисуса было классическим примером того, как Китай захватывает органы международной бюрократии.
Между прочим, Гебреисус сослужил Китаю еще одну важную службу. Новую болезнь, особенно на английском, сначала часто называли «уханьским вирусом».
Это вполне отвечает медицинским традициям — болезни постоянно называют по месту происхождения, как то: марбургский вирус, лихорадка Эбола, западно-нильский вирус, лихорадка Зика и т. д. Однако 11 февраля ВОЗ объявил официальное название новой болезни: COVID-19, которое никак не указывало на место происхождения. Сразу после этого Китай развил большую пропагандистскую кампанию против названия «уханький вирус» как неполиткорректного и расистского. К кампании быстро присоединились американские либеральные СМИ, которые до этого сами употребляли это название.
Похвалы, которыми глава ВОЗ осыпал китайцев, и их «открытость» (а их он хвалил даже больше, чем Мугабе) оказались одним из ключевых факторов, из-за которого Запад запоздал в своей реакции на несколько критических недель.
Ни Трамп, ни Джонсон, ни Макрон, ни Меркель не являются экспертами в области медицины.
Они полагаются на мнение экспертов. А экспертом был г-н Гебреисус, который никогда не был лечащим врачом.
Впрочем, удивительное заявление ВОЗ о том, что вирус не передается от человека к человеку, было не единственной причиной беспомощности.
Судите сами. ВОЗ выпустила свое заявление 14 января. Сейчас — апрель. Однако мы до сих пор не знаем ключевых параметров коронавируса. Мы не знаем ключевой цифры — смертности. В Италии она составляет 9 %, в Германии — 0,4 %. Разброс в этих цифрах зависит от плотности тестирования. Чем больше тестов, тем выше заболеваемость и ниже смертность. При этом во множестве стран тестов не хватает до сих пор, и единственной причиной тому является бюрократия. К примеру, в России тестирование долгое время было монополией государственного «Вектора», который, судя по всему, не имел ни кадров, ни мощностей для поточного производства тестов.
Что такую глупость сделали в России — неудивительно, но удивительно, что ровно то же отмочили в Великобритании! Тамошний «Вектор» назывался Public Health England. Его руководитель сэр Саймон Стивенс до последнего сопротивлялся отдаче тестов частникам. В результате к концу прошлой недели из 1,3 млн сотрудников английского здравоохранения четверть сидели на карантине, а протестировано было аж 2 тыcячи человек.
Кроме тестов на коронавирус, есть не менее важный тест — на антитела. Это тест, который показывает, что человек уже переболел «короной» и имеет к ней иммунитет. Важность этого теста трудно переоценить. Ведь переболевший человек свободен от карантина. А главное — только после того, как мы начнем тестировать людей на антитела, мы поймем полный масштаб эпидемии, включая бессимптомные случаи. Разница может быть колоссальной.
Так,1 апреля вице-премьер Татьяна Голикова сообщила, что из случайной выборки из 226 человек у 11 оказались антитела к коронавирусу — то есть пять процентов из выборки (правда, маленькой) уже бессимптомно переболели. А среди 60 волонтеров на севере Италии, которые решили сдать кровь, у 40 обнаружили бессимптомный COVID!
Отсутствие фактических данных порождает дикий разброс в прогнозах.
Профессор Фергюсон, к примеру, предсказывал 2,2 млн смертей в США и 500 000 смертей в Великобритании в то самое время, когда оксфордские эпидемиологи заявляли, что половина британцев уже переболела уханьским вирусом.
Вовсе далеко не все меры, о которых я говорю, сейчас практичны. К примеру, установить, кто в популяции не болеет «короной» (если такие есть), установить, какое сочетание генов за это ответственно, провести полный генетический скрининг населения — пока это too much, но через 10 лет станет реальностью.
Смысл моей исключительно любительской статьи, однако, в другом, и я возвращаюсь с того, с чего начала.
Наши знания неимоверно ушли вперед по сравнению с XIV веком. Мы знаем про коронавирус практически все. Мы знаем, с какими белками он связывается и как проникает в клетки легких. Мы умеем тестировать на коронавирус с помощью ПЦР, и мы умеем тестировать на антитела к нему.
Мы можем сделать лекарства, которые бьют по тем частям вируса, аналогов которых нет в человеческих клетках. Мы можем сделать лекарства, которые подавляют гиперактивность иммунной системы, которая, собственно, и убивает легкие. Мы можем сделать лекарства, которые вторгаются между вирусом и сайтом его связывания. Все это мы («мы» в смысле человечество, а не в смысле Россия) довольно скоро сделаем, — предсказывает Константин Чумаков, — а вот вакцины, вероятно, сделать не успеем. К тому времени, как ее сделают, эпидемия может уже закончиться. Но вакцина пригодится, если вирус вернется на будущий год, как это регулярно делает вирус гриппа.
Но покамест на дворе пятый месяц эпидемии — а мы боремся с ней по-прежнему дедовским недифференцированным карантином, без всякого хитрого секвенирования и даже без тестов на антитела. И не потому, что нам не хватает знаний, а потому, что социальная и бюрократическая структура современного мира такова, что то, что знают ученые, и то, что делают бюрократы, — это две больших разницы.
Юлия Латынина, Новая газета.
