Видео
В мире
— Я знаю, что ты поэт. Но я пришел поговорить о твоем парне. У тебя хороший, талантливый парень. Хороший латыш, пример таким, как я. Будучи здесь, в Латвии, мог бы сотворить очень много хорошего. Но обозлил власть, хотя за то, как он конкретно проявил себя 13 января 2009 года, по–моему, не заслужил даже пятнадцати суток. Однако для Ансиса "признание несправедливости было бы предательством". Получил год и восемь месяцев лишения свободы. Сейчас он в Чехии в тюрьме — согласно присланному Латвией ордеру на арест. Считает себя политическим. Да и ты сам говоришь, что для Ансиса унижение — не тюрьма, а несправедливость. Как ты оцениваешь его положение?
— С той поры, как началась вся эта судебная карусель, я узнал Ансиса гораздо лучше. Я знал, что Ансис упрям, когда речь идет об отстаивании справедливости, как он ее в тот или иной момент понимает. Может статься, что в отношениях с людьми он эту справедливость не всегда понял или пожелал уважить. Во благо себе или во вред — но он старается следовать справедливости.
Вот говорят, что Годманис действует не в интересах Латвии, а в интересах "своих"… Но для меня "контраверсальный" Годманис был — и до сих пор остается — героем 1991 года. Но суть конфликта 2009 года я не понял тогда и до конца не разобрался в ней и сейчас. О чем был митинг в тот день, какие направления столкнулись?
Что мне приходило на ум с самого начала? Помню фильм "Легко ли быть молодым?", в котором говорится о проявлении эмоций стихийной, нерегулируемой массы и о том, что от этих поклонников музыки, которые разгромили поезд, ждали и требовали, чтобы они целовали власти ручки, просили у нее прощения… Не могу забыть эти кадры… То, с какой готовностью некоторые молодые люди брались выполнять достойные сожаления актерские роли. Стоять у памятника Стрелкам с деревянными винтовочками… И другие эпизоды.
— Значит, стиль власти в подобных случаях не изменился. И Ансис сидит за то, что не взял на плечо деревянную винтовочку…
— Я перечитал эссе Генрика Дейвида Торо о долге гражданина не подчиняться власти: власть становится безответственной, если ее не обуздывать, если не выступать против нее, если слушаться ее на каждом шагу и выполнять ее требования. Хороший с точки зрения власти гражданин есть плохой гражданин с точки зрения общества. Чтобы общество было динамичным, должны присутствовать какая–то диалектика, какой–то напряг между властью и индивидуумом. Индивидуум ведь тоже может стать нетерпимым в силу своего эгоизма… И только эти оба вместе в своем честном противостоянии могут обещать обществу некое внутреннее здоровье и интенсивность развития.
Значит, Ансис осужден не за свое неуравновешенное действие, а за свою политическую деятельность в ходе этого судебного процесса. Процесс проходил в духе старых, советских традиций, руководствовался антидемократическим принципом коллективной ответственности, требовал от индивидуума трусливого подчинения диктату высшего начальства.
Ансис, доставляя мне удовольствие и восторг, держался сам и призывал других противиться этой тенденции. Он осознанно или скорее неосознанно пытался выполнить одну из этих двух функций, которые необходимы обществу. Власть осталась позади на целую эпоху.
Уильям Сафир, спичрайтер нескольких президентов США, написал книгу об отношениях человека и власти, Иовы и Бога — "Первый диссидент". В отличие от многих мыслителей ХХ века, которые полностью идентифицировались с Иовом в его требованиях к Богу, в осуждении Божьей несправедливости, Сафир пишет — этого нам мало… Чтобы появилась вот эта библейская интенсивность, необходимы оба — и Иова, и Господь. Индивидуум в итоге ведь склоняется к вседозволенности, к анархии, а посланные Богом властители склоняются к тирании…
Должны быть гармоничные условия, которые позволяют "проявится несовершенному", достигнуть компромисса между вечно "несовершенными". Ну не может наступить окончательная победа индивидуальной справедливости "над государством", над деспотичным чудовищем Бегемотом, ибо тогда из хтонических глубин сразу высовывает голову жадный и свирепствующий Левиафан. Также не стоит мечтать об окончательной победе порядка и диктата над инстинктами, как это когда–то задумал самоуверенный тиран Муссолини.
Это были бы две широкие дороги, ведущие к социальной смерти или к чему–то подобному. А в таком случае занавес драмы человека был бы закрыт, мы из себя представляли бы лишь мяукающих котов на помойке или компьютерные диски на полке… Что же остается? Древняя красивая утопия — преодолеть отчуждение между индивидуумом и властью и обоим "достичь совершеннолетия". Сафир — последовательный, мужественный пессимист, который говорит, что надо будет научиться жить и выживать "на минном поле противоречий".
А если говорить о событиях последнего времени, то Ансис подтвердил, что он является гражданином не только Латвии, но и Евросоюза. Он был свидетелем событий в Либерецкой тюрьме 16 октября 2017 года, когда некоторые заключенные восстали против недостаточного количества и качества питания. Подожгли матрас. Камеру штурмовали, зеков били… Ансис написал жалобу министру внутренних дел Чехии господину Пеликану.
— Да, в этом письме Ансиса министру от 16 октября мне очень точным, характеризующим отношение властей и Латвии, и Чехии, показалось предложение: когда заключенные после пожара "информировали директора тюрьмы о том, что им не хватает воздуха, ответ был коротким: "Нет, вам хватает". Ансис просил министра проверить качество питания, увеличить его финансирование до минимального уровня Европы.
— Но руководство тюрьмы и адвокатам, и журналистам ответило, что это "были учения". В данном случае полагаю, что это не были учения. Очевидно, и в современной Чехии так же, как и в недавние времена, все еще принято, что начальству дозволено лгать.
— Значит, именно "наглость", жалоба ухудшили его положение. В чем это выразилось?
— Наглость на сей раз оказалась больше, чем в суде Латвии. Значит, следовало ждать и более острой реакции. Когда позвонила встревоженная адвокат Ансиса госпожа Тукинская, я понял: должна быть провокация. Ведь у директора тюрьмы не остается другого выбора — будь мужиком, ты должен руководить коллективом, регулировать поведение заключенных, а тут какой–то пройдоха расспрашивает заключенных и пытается выяснить, не пришел ли ты сам в конфликт с законом…
Через двенадцать дней Ансису устроили провокацию. То есть развозят горячую воду на ужин. Ансис рассказывает: надзиратель резко стал закрывать дверное окошко камеры, горячая вода попала Ансису на руки, и он, естественно, автоматически реагируя, наклонил или опрокинул молочные тетрапакеты, в которые эта вода была налита.
Сокамерник свидетельствовал, что у Ансиса ожогов не было. А вот у тюремщика якобы обожжен живот. И трактуется это так, что Ансис с оружием напал на должностное лицо во время исполнения им своих обязанностей. То есть предумышленно облил тюремщика горячей водой, которая в данной ситуации характеризуется как "оружие".
— Насколько я понимаю, это можно трактовать как серьезное уголовное нарушение. Что Ансису грозило?
— Ty mrcho! ("падаль") — так Ансиса называли охранники, когда, ворвавшись в камеру, ломали его карандаши, топтали книги, а сокамерника втолкнули в душевую, дабы не мешал. Какая–то "падаль", какой–то "литовец" из столь ненавистной чехам советчины вдруг осмелился обвинять их строгого и справедливого начальника во лжи и уголовных деяниях!
Тот же самый судья, который прежде принял решение о выдаче Ансиса Латвии, в данном случае был намерен считать, что Ансис напал на должностное лицо: мол, скоро ты сам будешь умолять, чтобы мы тебя выдали, но мы еще подумаем! Для посткоммунистических судов все строптивцы все еще являются "классовыми врагами".
У правящих в Восточной Европе сейчас иная философия, почти что некий планетарный гуманизм, как у Линкольна, Ганди, Манделы и далай–ламы. Но нравы так скоро не меняются, они все еще остаются такими, как у Ленина, Дзержинского, Вышинского. Не удивительно, что некоторые обвиненные в протестах 13 января решили из "врагов народа" стать "социально близкими": дескать, "политические цели мне чужды, я хотел лишь обчистить магазин".
— Каким, по–твоему, было бы адекватное отношение властей Латвии и Чехии к Ансису?
— Латвии — принципиально отказаться от принципа коллективной вины, отменить абсурдные приговоры, если таковые имеются, и оценить содеянное или не содеянное каждым участником протеста или "социально близким" хулиганом индивидуально. Чехии — вспомнить политическое наследие Масарика и Гавела. А мне тревожно от того, что Ансис пишет после этой провокации 28 октября: "Евросоюз? Справедливость? Демократия? Безопасность? Я сейчас должен был бы горько рассмеяться.
Однако не до смеха. Чешская репрессивная машина, солидаризируясь с Латвией, не выпускает меня из своих шестерен. Ей легче без основания стереть человека в порошок, чем отпустить его на свободу". Ведь силы Ансиса тоже не безграничны. Чем мы можем ему содействовать с нашей стороны? Наверное, активной политической позицией и последовательными протестами.
— Хорошие ли у Ансиса адвокаты в Чехии?
— Да! Во–первых, Ансису повезло с назначенным государством адвокатом Маркетой Тукинской. А в Латвии его дело представлял выдающийся латвийский адвокат Янис Муцениекс. Из чешских знаменитостей назову также эксперта по правам человека Павела Ула. Но… результат пока таков, каков есть! Наверное, и в чешском обществе достаточно сочувствующих, но я их не знаю. Поэту Иржи Жачеку куда–то податься, ехать и активно вступиться за Ансиса не позволяет здоровье. Но он подписал гарантийное письмо, в котором берет на себя ответственность за Ансиса.
— Как долго Ансис уже сидит в чешской тюрьме?
— С марта 2017 года.
— Явила ли за это время официальная Латвия какие–то телодвижения, связанные с Ансисом?
— Полагаю, что нет. Полагаю, что латвийские власти Ансиса игнорируют. Никак не реагируют. Хотя наши юристы, конечно, делают все возможное. Всем депутатам Сейма разослано предложение или просьба — участникам событий 13 января, которые не совершали уголовных действий, следует объявить амнистию.
— Я бы сказал, что слово "амнистия" тут неуместно, поскольку Ансис, на мой взгляд, не виновен в том, за что его судили. Я бы обошелся словами "следует оправдать".
— Да, я тоже это так чувствую. Просто следует отменить несправедливые приговоры! Но заявление об Ансисе получилось таким, чтобы властям "было легче". Это казалось более реальным шагом.
— Каким тебе самому представляется реальное будущее Ансиса? Что произойдет вероятнее всего?
— Я думаю, что власть в данной явно абсурдной ситуации чувствует себя неудобно. Но власть пока еще не научена признавать свои ошибки. Ибо, согласно старому доброму советскому пониманию, это означало бы признать свою слабость.
Но я думаю, что с ростом числа подписчиков… Есть место, где можно подписаться под требованием освободить Ансиса.
— Да, я подписался (https://www.change.org/p/latvijas–republikas–saeima–atcelt–cietumsodu–ansim–ataolam–b?rzi?am). Но не нужно ли что–то еще? Например, письмо выдающихся людей президенту страны?
— Да, это было бы хорошо.
— Я бы писал: господин президент, обратитесь, пожалуйста, к власти, чтобы та перестала выпендриваться, чтобы позвала Ансиса домой, сказав, что он оправдан, что срок его реального пребывания в тюрьмах пространства ЕС достаточен, чтобы выдвинутые ему обвинения были погашены. Люди вроде Ансиса Латвии очень нужны — если не властям, то народу. Я тоже ручаюсь за Ансиса. Он не портится. Смотри, в Чехии ему выгоднее было бы молчать в тряпочку, а он, видите ли, не терпит несправедливости нигде.
— Действительно, можно было бы ждать, что гражданин Латвии, судьба которого зависит от учреждений Чехии, не станет ввязываться в их конфликт. Но имеются характеры (и я говорю — слава Богу!), которые просто не могут не вступиться за справедливость, не выступить против неправды.
— О той возне, которая сейчас поднялась вокруг поэта Яниса Рокпелниса (признал, что сотрудничал с КГБ), хочешь что–то сказать?
— Ну да, сейчас мне каждый день приходится спорить о "деле Яниса". Два моих коллеги, сейчас уже бывшие члены ЛСДРП — Петерис Кампарс (уже на том свете) и Янис Рокпелнис — остановили свою деятельность в партии. Значит, в 1992 году, вступая в ЛСДРП, они ответили на вопрос о контактах с КГБ. Янис прямо и открыто высказал свою позицию, это было оформлено документально. Да, он "на своих условиях" пошел на этот контакт. Потому что хотел понять, как эта структура действует и в чем ее слабые места.
Я допускаю, что в "подсознании" это было сложнее. Но я не приемлю такую точку зрения, что Янис был запуган и "вынужден сотрудничать". Условия диктовал он. Да, хорошо, коли вы принимаете обоюдное равноправие: вы говорите мне, а я рассказываю вам свою оценку процессов, происходящих в нашем обществе.
Я ничего не стану вам писать, ничего не стану подписывать, я не стану рассказывать ни об одном человеке индивидуально, только о "перспективах" всего общества. И он сказал, что будет поддерживать контакты лишь с тем одним человеком, который с ним говорил. Тот был хорошим говоруном, рассказывал, какое большое значение может иметь КГБ в борьбе со сталинскими силами и как может помочь Горбачеву в демократизации нашего общества!
Поэт поверил этому, может быть, процентов на 30, а в остальных 70 полагался на собственную гениальность. Обе стороны "соблюдали договоренность", и скоро она потихоньку завершилась. Кто смеялся? Конечно же, черт! Янис стал погружаться во все более глубокие раздумья.
— Какие выводы ты из всей этой суеты делаешь?
— Замысел — обыграть профессионалов — был шизофреническим и в случае Кампарса, и в случае Рокпелниса, и в тысяче других случаев. Точка. Но… что же думать о тех "шпиках", которые в свое время писали сообщения Политуправлению Латвии? Их ведь тоже избегали знакомые и коллеги! А сейчас мы осознаем — жаль, что они трудились так плохо!
И гордой свободной Франции, и жадной до законов патриотичной Англии были и будут нужны люди, которые раскрывают иностранных агентов, которые проникают в структуры торговли наркотиками и людьми, а самые смелые и отчаянные — туда, где вербуют террористов, где молятся радикалы. Да, они бесстрашны, хоть, наверное, слышали, какие изощренные в случае чего пытки ждут их и их близких…
Ну ладно, а если я завтра узнаю, что мой друг молодости шпионит во благо соседней страны? Ладно, возьмем пониже — ты узнаешь, что твой коллега регулярно рассказывает все ваши редакционные задумки конкурентам. Хочешь плачь, хочешь смейся, но в мировых СМИ так происходит. И не говори мне, что для тебя это не было бы драмой — ты ведь человек, а не "жесткий диск". Нет, законы не нарушены…
Что делать? Отворить дверь и кричать об этом по всем этажам? Пойти к редактору и настучать на коллегу в кабинетной тиши? Мне более приглядным представляется такой вариант: мы говорим коллеге: "Собирай–ка ты в пятницу свои бумажки и в понедельник больше не показывайся, иначе…"
— Латвии сто лет. Что для тебя эта дата?
— Нормальная молодость. Совершеннолетие молодым нациям Старой Европы только предстоит.
— И как мы тебе в нашей молодости?
— Мне нравится. Да, многие вместо меня восторгались уже в 1938 году: "Золотая моя, тебе уже двадцать!" У столетней дамы другой счет. Имеются многие недостатки. Не станем тут скулить: "Нет, я ничего не знаю! У меня тоже вот… рана в ноге, лень в теле". У каждого свои болячки. Но этот этнически социальный организм— Латвия — мотивирован. Я это чувствую, разговаривая почти со всеми. Мы внутренне сильны и способны бороться.
Это проявляется и на конкурсах искусства, музыки, и в литературе, и в построении карьеры, и в восстановлении усадеб, и в спорте. Я вижу вокруг себя свет и не стану кончать с собой даже тогда, когда узнаю, что кто–то что–то успешно прикарманил. Жизнь его проучит! Может, я ошибаюсь?
Конечно, самые интересные приключения, которые предчувствую, — четкий, противоречивый и упрямый духовный расцвет — я уже не увижу. Но он будет! Да, жалко, что в ХХ веке мы многое потеряли. Третью часть живой и духовной силы — один раз, второй раз… Но то, что мы это выдержали и двигаемся вперед, свидетельствует о некоем генетическом и информационном заряде, который в нас имеется.
Виктор АВОТИНЬШ
