Видео
В мире
Разумеется, подобный результат/вывод исследования требует интерпретации. Капранс сказал:
«Возможно, уменьшилась уверенность русскоязычных в собственной правоте — в данном случае, что это было добровольное присоединение. Но, конечно, возможно, сыграл свою роль фактор Крыма, который некоторых заставил задуматься. Но главное, что мы видим: начиная фактически с 2009 года, а вопрос этот задаётся конкретно с 2004 года, реально нарастающую всё время тенденцию. Русскоязычные отказываются на него отвечать и таковых теперь 37%, что фактически очень много».
Капранс полагает, что таким образом проявляет себя разочарование в «кремлёвской пропаганде». По его словам, это можно рассматривать как «в известной мере достижение», поскольку всем известно «желание кремлёвской пропаганды отстаивать этот полностью альтернативный, ложный рассказ, что Латвия добровольно присоединилась к СССР».
На «умеренно оптимистический» лад Капранса настраивает и то, что русскоязычные респонденты не защищают «просоветское или симпатизирующее Советскому Союзу отношение; они ни в коем случае не поддерживают советские депортации в большинстве своём (sic!); для них нехарактерна ностальгия по тем временам».
«Это совершенно новая группа. Она формируется и расширяется», — подытожил Капранс.
Высказался он, между прочим, и о сверхзадаче предпринятого исследования:
«Этим исследованием мы в какой-то мере продолжаем крушить известный стереотип о русскоязычных в Латвии. Мы привыкли считать, что все русскоязычные в Латвии считают латвийских граждан, воевавших на стороне Германии, соучастниками преступлений нацистов, что абсолютно не соответствует действительности».
Что ж, изучавший в ЛУ теорию коммуникации, защитивший диссертацию по теме «Социальные репрезентации советского времени в латышском постсоветском биографическом дискурсе» Мартиньш Капранс показал себя плохим практиком. Кажется, он не убедил даже ведущих программы. Хороший пример того, что происходит с учёными в отсутствие реальной конкурентной среды и элементарной свободы слова.
Будь я на месте Капранса, то предложил бы другое объяснение того, что русскоязычные респонденты не отвечают на вопрос о «советской оккупации Латвии» ни «да», ни «нет», а отказываются отвечать на него в принципе.
«Возможно, — сказал бы я, — у них ослабла уверенность в том, что они не будут наказаны за свою откровенность, поскольку в Латвии не допускаются дискуссии на тему «советской оккупации», а в Криминальном законе предусмотрена уголовная ответственность за её отрицание».
Мне, возможно, возразили бы, что в Криминальном законе ЛР даже не упоминается термин «оккупация» и что отсутствует соответствующая правоприменительная практика. Я бы спорить не стал, но напомнил бы о двух обстоятельствах. Во-первых, о шумихе в прессе в период обсуждения и принятия Сеймом скандальных поправок к 74.1 статье Криминального закона, когда только и кричали, что о «криминализации отрицания советской оккупации». Во-вторых, о деле политэмигранта Иллариона Гирса, которому таки вменили преступление по статье 74.1. Правда, в ходе следствия выяснилось, что данная статья КЗ ЛР — суть юридический брак и не дееспособна, но уголовное преследование Гирса на этом не прекратилось, и изъятию из КЗ или редактированию статья 74.1 не подверглась.
Это значит, что над головой каждого словоохотливого латвийца занесён меч уголовного преследования и наказания, не говоря уже о возможностях внесудебного давления. В этой связи я бы посоветовал Капрансу обратиться к коллегам с филфака ЛУ за разъяснением смысла русской поговорки «Бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт».
И если бы Мартиньш Капранс спросил меня, была ли «советская оккупация» Латвии, я, разумеется, послал бы его куда подальше. Из чего он сделал бы глубоко обоснованный вывод о том, что и я, подлый Брут, попал в «эту совершенно новую группу, которая формируется и расширяется». Congratulations, colleague!
Александр Малнач, Baltnews.lv
