Видео
В мире
То, что между терактом и арестом прошло три дня, вряд ли было случайностью. Дело в том, что на эти три дня пришлись выборы в европейский парламент. Французы голосовали на выборах в воскресенье, и если бы накануне голосования стало известно, что в стране случился очередной исламистский теракт, то партия Макрона показала бы на них еще худший результат, чем сейчас.
Еще раз: есть серьезные основания полагать, что французская полиция отложила арест террориста по электоральным соображениям.
Во всяком случае, она совершенно точно располагала десятками фотографиями с двух сотен камер, установленных в центре Лиона. Эти фото позволили проследить его путь, и по ним можно было твердо заключить, что террорист — выходец из Северной Африки. Тем не менее, до выборов полиция опубликовала только самую неудачную из фотографий, по которой сделать заключение о национальной принадлежности террориста было нельзя.
Это позволило французским СМИ, поголовно отражающим позицию левого французского истеблишмента, избежать разговора об исламском терроре накануне выборов. Более того, уже после ареста мэр Лиона почему-то назвал нелегального иммигранта, работавшего охранником, «студентом, обучающимся IT», а власти поспешно заявили о том, что не нашли никаких «элементов, относящихся к радикальному исламу». Впрочем, к понедельнику теракт в Лионе был уже старой историей, и это позволило свернуть обсуждение личности Мохаммеда М. к минимуму.
Эта фантастическая картина, — когда власть замалчивает теракт, потому что он противоречит ее картине мира, — показывает, что
левый истеблишмент, который правит Европой, все ближе и ближе подходит к той красной черте, за которой начинается тоталитаризм.
Она также, собственно, и объясняет, почему партия Макрона продула европейские выборы правым, — то есть тем самым партиям, которые, в соответствии с левым европейским новоязом, являются «фашистами» и «исламофобами», пугающими избирателя несуществующей исламской угрозой.
История с терактом была не единственным грязным пиар-трюком, который использовался на выборах в Европарламент.
Накануне выборов в Евпропарламент Австрию сотряс политический скандал. В мае сразу две немецкие газеты — Süddeutsche Zeitung и Der Spiegel опубликовали видео, на котором Хайнц-Кристиан Штрахе, лидер правой партии «Свобода» и вице-канцлер Австрии, встречается на пятизвездочной вилле в Ибице с прекрасной незнакомкой, которая отрекомендовалась ему, как Алена Макарова, племянница владельца «Итеры», газового миллиардера Игоря Макарова.
Дама обещала Штрахе небо в алмазах и многомиллионные вливания в его партию, а крепко набравшийся Штрахе во время семичасовой беседы поддакивал и вел себя, как полный идиот. Эта публикация случилась как раз в разгар кампании по выборам в Европарламент, которую Штрахе вел под лозунгом «Мы не хотим стать меньшинством в своей собственной стране».
Скандал грохнул нешуточный: правящая австрийская коалиция развалилась, Штрахе ушел с поста лидера партии, а сама Австрийская партия свободы получила на выборах всего 17,2%, потеряв одного депутата. Однако голоса, которые потеряла она, отошли к ее союзнику по коалиции — умеренно правой Австрийской народной партии, получившей 34,6%. Таким образом, австрийские правые все равно победили на выборах.
Австрийского избирателя можно понять. Штрахе, конечно, полный идиот. Но кто были те прекрасные люди, которые расставили ему дорогую ловушку, — сняли виллу, обзавелись «племянницей», подвели ее к Штрахе, нашпиговали виллу аппаратурой?
Положа руку на сердце — много ли вы найдете политиков, которые во время многочасовой пьяной беседы с представительницей потенциального спонсора-миллиардера не наговорят глупостей? И почему запись, сделанная в 2017 году, была слита только сейчас?
Но штуку еще почище отмочило «Би-би-си» — уже после выборов. В Великобритании выборы в Европарламент завершились тотальным разгромом партии Терезы Мэй, три года саботировавшей Брексит.
На выборах победила партия Brexit, которая была зарегистрирована всего за 3 месяца до этого. Они получили 20 мест. Хороший результат показали также либеральные демократы и «зеленые» — 7 мест. Что же касается обеих традиционных политических партий, двух китов, на которых держится вся существующая политическая структура Британии — консерваторов и лейбористов, — то они обрушились в пыль. Товарищ Корбин из бывших у него ранее 20 мест потерял 10, а консерваторы из 19-ти потеряли 15.
Чтобы было понятно: если бы это были не европейские, а британские парламентские выборы, то (при всей условности подобного счета) Фарадж сейчас бы имел абсолютное большинство в парламенте: свыше 440 депутатов из 650.
В течение трех последних лет весь левый истеблишмент объяснял нам, что британский избиратель разочаровался в «Брексите», что он больше его не хочет, что надо провести второй референдум, что люди не ожидали, что «Брескит» будет так губителен для экономики, — это звучало из каждого утюга, как «Пионерская зорька» в Советском Cоюзе.
И вот этот «разочаровавшийся» избиратель отдал абсолютную победу партии, которая называется «Брексит» и которая была зарегистрирована за три месяца до выборов.
Как же на это реагировал правящий британский истеблишмент и левые СМИ, которые отражают его позицию? Очень просто — они заявили, что сторонники «Брексита» выборы проиграли, потому что все другие партии (не Brexit) совокупно получили больше голосов.
Всю пост-выборную трансляцию «Би-би-си» один за другим выкатывала в студию «аналитиков», которые объясняли, что Фарадж проиграл.
Это была просто классическая иллюстрация к советскому анекдоту о Наполеоне, который смотрит парад войск на Красной Площади и говорит: «Если бы у меня была ваша пресса, то никто бы не знал, что я проиграл битву при Ватерлоо».
Найджел Фарадж.
Позволю себе привести далекий от Европы пример. Российская церковь сейчас стремительно теряет свой авторитет. Этому способствуют бурное строительство церквей на фоне разрушающихся школ, запредельные жилищные аппетиты патриарха Кирилла, который по числу резиденций давно обогнал царя Ирода, и очевидная потеря всякой связи с реальностью людьми, которые, щеголяя роскошными шмотками и авто на фоне нищающего населения, объясняют этому населению про духовность.
Вопрос: может ли Российская церковь остановиться и вместо резиденций Кирилла начать строить больницы?
Очевидно, нет, потому что без этого бытие ее руководителей потеряет всякий смысл. Это классический пример общей социальной закономерности: правящая верхушка готова скорей умереть, чем измениться.
У европейского политического истеблишмента — та же проблема, что у русской православной церкви, только в другой упаковке.
Европа — это континент победившего социализма, благо при всеобщем избирательном праве победа социализма практически неизбежна. В Европе после кончины СССР в отсутствие внешних врагов окончательно победила национальная и наднациональная бюрократия, возглавляемая теми самыми людьми, которые в 1968-м бунтовали за все хорошее против всего плохого.
Левая идеология, насаждаемая этой победившей бюрократией, предусматривала, в том числе, и бесконечную вину кровавых европейских колонизаторов перед мирными восточными народами. Эта замечательная идея в свое время старательно взращивалась среди левых интеллектуалов советскими пропагандистами вроде Вилли Мюнценберга. Но, конечно, к началу XXI века она существовала уже потому, что была выгодна левым политикам, неизменно получавшим голоса иммигрантов на выборах, и бюрократическим организациям, деятельность которых заключалась в заботе о беженцах.
Заметим, что иммигрант, выучивший язык и встроившийся в культуру принявшей его страны, левакам был совершенно не выгоден. Им, наоборот, было выгодно, чтобы иммигрант вечно находился на пособиях и голосовал за левых.
В результате европейские левые совершили подвиг. Они превратили самую динамичную часть населения страны — и именно иммигрантов — в чужеродное тело внутри Европы. Левый мэр превратил пригород Брюсселя Моленбек в филиал ИГИЛ, и его последователи готовы были распространить Моленбек на всю Европу.
Тут-то и оказалось, что не все европейцы к этому готовы. Даже та часть избирателей, которая привычно ждет от государства подачек, голосует против одного из самых раздражающих их факторов: против увеличивающегося присутствия ислама в Европе.
Реакция правящей европейской левой элиты на это голосование — ровно такая же, как реакция Русской Православной церкви на недавние протесты против строительства очередного храма в Екатеринбурге. В психоанализе эта реакция известна под именем «отрицание» — denial.
Левая европейская бюрократия отрицает существование проблемы вообще. Она отрицает рост исламистских настроений, закрывает глаза на взрывной рост антисемитизма. Вместо этого она борется с исламофобией и глобальным потеплением.
Всех, кто правее Че Гевары, она объявляет фашистами.
В результате избиратель неизбежно поляризуется. Кто-то верит в учение Новой Левой Церкви, ожидает Конца Света от глобального потепления через 12 лет и голосует за «зеленых», которые тоже показали очень внушительные результаты на выборах. А кто-то верит не левой пропаганде, а своим глазам. Ему не нравятся машины, горящие каждый Новый год под Парижем. И ему не нравится, когда политиков, говорящих об этом, называют «популистами», «фашистами» и «исламофобами».
Потому что это — как называть протестующих в Екатеринбурге «безбожниками».
Юлия Латынина, "Новая газета".
