Но изменилась ли по-настоящему «Игра престолов», впервые оставшись без книги-первоисточника? Пятый сезон сериала заканчивался вполне в стиле Мартина — шокирующей гибелью центрального персонажа и общим ощущением тотального хаоса, в который погрузился мир сериала. Сезон шестой преуспел прежде всего в том, чтобы с заметной поспешностью разобрать завалы — привести хаос к относительно стройной и ясной картине. По меркам того, к чему сериал успел нас приучить, пожалуй, даже слишком ясной.
До этого фирменным стилем «Игры престолов» была почти садистская игра на опережение ожиданий публики — сериал и книги не стеснялись оглушать свою аудиторию, наказывая положительных героев и вознаграждая отрицательных. Не боялись они и в принципе уводить персонажей от этих ярлыков — заставляя зрителей и читателей испытывать сочувствие к брату и сестре Ланнистер или ужасаться почти фашистской кровожадности Дейенерис. Шестой сезон эти серые зоны, где размыты границы между добром и злом, напротив, избегает — и вместо того чтобы привычно обманывать зрительские ожидания, грандиозно потакает желаниям публики. Те, чья смерть была самой оглушительной, воскресли — а остальные приблизились к стандартным представлениям о положительных и отрицательных героях. Ключевые секреты раскрылись — времени же выстраивать новые у сериала не нашлось. Деконструкция жанра фэнтези, какой казались первые несколько сезонов «Игры престолов», в итоге обернулась обращением к его наиболее устойчивым канонам. Самый непредсказуемый сериал на современном телевидении все заметнее закругляется — и еще очевиднее завязывает с шоковой терапией как главным драматургическим приемом.
Парадокс, впрочем, в том, что, даже растеряв взрывоопасный драматургический заряд, «Игра престолов» не стала менее зрелищной — не стала она и хуже. Конечно, в определенной степени это заслуга резко выросшего уровня режиссуры: если по части откровений шестой сезон и уступает своим предшественникам, то некоторые из его эпизодов сами по себе — лучшие в истории сериала (прежде всего размашистые, масштабные и полные интересных, неожиданных постановочных ходов последние две серии). Но кажется все-таки, дело немного в другом — похоже, обаяние сериала никогда и не основывалось на таланте Мартина и сценаристов удивлять и шокировать или на том, как ловко они уворачивались от заданных еще Толкином конвенциях фэнтези, предполагающих очевидное разделение добра и зла, более-менее простую мораль и минимум реализма.
Если дело не в остроте сюжетных поворотов, то в чем же? Разочаровывающую порой предсказуемость шестой сезон компенсировал тем, что наконец начал распутывать философский клубок Мартина, прежде больше напоминавший гордиев узел противоречий. Идеи сериала, раньше скрывавшиеся за бесконечным потоком смертей и мантрой о том, что как бы ни было, все умрут (правда, Джон Сноу?), после нескольких последних серий стали куда очевиднее. Да, некоторые из них при вдумчивом просмотре угадывались давно. На каждого интригана найдется комбинатор еще более великий. Выживание в агрессивной среде требует жертв — включая готовность поступиться вековыми, базовыми принципами. Торжество справедливости невозможно без непопулярных, а то и несправедливых мер. Миром правят женщины и компромиссы. Все это считывалось в «Игре престолов» и раньше — но теперь обрело развернутую доказательную базу.
Есть, правда, тема, которую шестой сезон раскрыл куда мощнее, чем все ему предшествовавшие. Это отношения «Игры престолов» с религией — точнее, с самим концептом божественного участия в мире, где обитают герои сериала. Прежде боги Вестероса и Эссоса казались сущностями, если и не влияющими на происходящее в сериале прямо, то точно задавшими для героев правила игры — а их проводники от Леди Мелиссандры до Его Воробейшества выглядели носителями знаний, недоступных остальным персонажам. Новые серии несколькими эффектными штрихами показали не только уязвимость любой фанатичной веры, но и тот важный факт, что случайность решает куда больше божьей воли, какой изощренной она бы ни была, какими коварными ни были бы боги. Даже самая страшная кара, грядущая на Вестерос, на поверку оказалась не порождением жестоких древних божеств, но орудием массового поражения, созданным ради выживания одной умирающей расой.
Что «Игра престолов» противопоставляет слепой вере? Прежде всего знание. Самые интересные и деятельные персонажи в шестом сезоне — те, что знают больше других. Серсея, выведавшая вековой секрет о последней воле последнего из королей Таргариенов. Санса, осведомленная о сути характера Рэмси Болтона лучше любых врагов жестокого бастарда. Тирион, овладевший навыками управления народами. Варис и Мизинец, с помощью пронырливости и широкой сети информаторов пережившие своих противников-интриганов из первых сезонов. Арья, познавшая не только науку убивать, но и ценность вовремя проявленного сострадания. Сэмвелл Тарли, единственный в современном Вестеросе, знакомый как с теорией противостояния грядущему зомби-апокалипсису, так и с его практикой. Бран Старк, из калеки превратившийся во всевидца.
В этом гимне просвещению (вряд ли в сериале пока была сцена, более оптимистичная, чем вход толстяка Сэма в мегаломанскую библиотеку Мейстеров) как таковом, конечно, нет ничего особенного. Другое дело, что сериал не ограничивается темой приоритета знания над тьмой в своих сюжетных поворотах — но распространяет ее и на отношения с еще одним участником этого грандиозного уравнения. А именно — со зрителем. Если не считать самих авторов, то тот становится, смотря «Игру престолов», фигурой куда более осведомленной, чем любой из персонажей. Подтверждая годами циркулировавшие среди фанатов теории и оправдывая досужие даже для неофитов опасения (например, что Шон Бин непременно умрет), переключаясь из режима обмана ожиданий в послушное этим ожиданиям следование, выводя самым осведомленным персонажем юношу, чей дар заключается в способности видеть всю картину, а не только ее обрывки, сериал раз за разом сообщает: кому бы ни достался Железный трон и какой бы бог ни восторжествовал, вся эта коллизия была бы невозможной без тех, кто за ней наблюдает. На современном ТВ поэтому нет ни одного другого сериала, который бы так умел вознаграждать за внимательный и вдумчивый просмотр — все остальные слишком герметичны, слишком подчинены авторской воле. Кажется, именно на это ощущение не меньшей важности зрителя, чем героев и авторов (вот и фигура Мартина для сериала оказалась совсем не такой значительной), «Игра престолов» и подсаживает — и когда сериал через пару сезонов закончится, слезть с этого наркотика будет ой как сложно. Если вообще возможно.