Видео
В мире
В свои 96 лет Иван Степанович вспоминает, как он, молодой лейтенант, командир пулемётной роты в 322-й стрелковой дивизии, вошёл в концлагерь. О том, что там творилось, освободители не знали. Горы трупов, измождённые люди. Это было шоковое впечатление, хотя бойцы многое видели на войне — разрушенные города и сёла, голодных оборванных детей, горе и кровь.
После войны он окончил МИФИ и многие годы работал в советской ядерной программе, как тогда говорили — ковал атомный щит Родины. Участвовал в праздновании 70-летия освобождения Освенцима, с удивлением отмечал, что именно тогда впервые с польской стороны прозвучала другая история, точнее, польская трактовка истории — не освобождение узников, а оккупация Польши Красной армией.
- Иван Степанович, где вас застала война?
- Я был в деревне и мне еще не исполнилось 18 лет. Но к концу сентября стали брать ребят моего возраста. Тетя собрала мне котомку, и я пошел 15 км до военкомата. Для деревенских такие расстояния привычны. Там мне сказали: твой возраст не подходит, тем более ты не наш (я числился в московском военкомате), возвращайся домой и жди, когда за тобой приедут. Я отказался, сел на поезд до Рязани и явился в сборный пункт.
Завезли нас не к фронту, а на крайнюю точку Дальнего Востока, озеро Ханка. Там я учился в школе связи, потом мне предложили пойти в танковое училище. До войны-то я ходил в московский аэроклуб - тогда все ребята хотели стать летчиками, и не в последнюю очередь из-за красивой формы. Теперь же согласился в танковое. Нас зачислили в карантин, а ночью шум, грохот...Утром училища уже нет! Тогда была очень тяжелая обстановка под Москвой и, видимо, его целиком за ночь погрузили и отправили к столице. А нам сказали: либо возвращаетесь в свою часть, либо в пулеметно-минометное училище в Хабаровск. Я выбрал второй путь. После училища меня направили в Сибирский военный округ, а в сентябре 1943 года я попал на фронт. Нас готовили к форсированию Днепра. Мы прибыли в Киев, когда он был уже взят. Город горел, шла стрельба...
- Ваше само страшное воспоминание о войне?
- Командир нашей дивизии написал мемуары «Из боя в бой». Начиная от Днепра и кончая Чехословакией, мы продвигались пешком, ползком, где-то бегом. Выделить что-то из огромной цепочки постоянных боев и смерти трудно. Все, что можно было испытать, мы испытали. Однажды около нас бухнула бомба и ушла в болото, мы попадали, лежим и ждем, когда она рванет. А она не рванула! Таких моментов было много.
А самый запомнившийся - это мой первый бой под Житомиром. Я был командиром пулеметного взвода, в качестве личного оружия при мне был карабин. Мы шли в атаку, и в какой-то момент я бросил свой карабин, забрав у лежавшего раненого солдата автомат. Видим, как из деревни выбегают полураздетые немцы. Я пытаюсь стрелять, а автомат не дает выстрел. Мне до сих пор снятся сны, что на меня нападают, я хватаюсь за оружие, нажимаю и ничего не получается, сердце сжимается. В таком состоянии и просыпаюсь...
Ежели говорить о тяжелых моментах, то вспоминается дорога на фронт, когда я проезжал оккупированные области. Такая разруха! От деревень одни печи. А самое главное - это выходившие на перрон дети. На дворе стоял октябрь, а они босые, в подаренных кем-то телогрейках. Мы отдавали им все, что могли, вплоть до портянок.
- Как вы освобождали Освенцим? Каким он вам запомнился?
- Мы не знали, что идем освобождать Освенцим. После освобождения Кракова шли бои за села, и немцы страшно сопротивлялись. Мы вышли на огромное поле, полностью огороженное мощным забором из колючей проволоки. Тогда мы и узнали, что это лагерь. Мы выполняли задачу подразделения провести зачистку местности, проверить каждый дом, подвал, погреб. Во время движения нашей цепи стали замечать и узников. У нас оставалось 20-30 минут, и мы с офицерами зашли в один барак. Возле него стояла группа людей, мы друг друга не поняли, но главное они осознали - пришли освободители. В их глазах была радость. Они показывали на себя и говорили: Hungary. Они оказались из Венгрии.
- Масштаб ужаса тогда не осознали?
- Нет, мы увидели лишь небольшой кусочек этой «фабрики смерти». Заглянули в барак, чувствовали, что в темноте находятся люди. И в таком состоянии, что не могут подняться. Перед нашим приходом всех, кто мог передвигаться, немцы собрали в колонну и погнали вглубь территории к Германии. Это примерно 8-10 тысяч узников. Тот поход прозвали «маршем смерти». А о масштабе лагеря мы все узнали из материалов комиссии для Нюрнбергского процесса. Это был шок. Тогда я, в частности, узнал, что в октябре туда прибыло 15000 наших воинов, на которых немцы впервые испытывали газ «Циклон Б», а к февралю из них осталось 60 человек.
- Как поляки встречали красноармейцев?
- Перед Польшей у нас была большая политподготовка, нам разъясняли нашу политику в отношении этой страны. Говорилось, что Польша - это союзник в борьбе с фашистским захватчиком, она сильно пострадала и нуждается в нашей помощи. У каждого солдата спрашивали: что ты будешь говорить при встрече с польским гражданином? Чтобы каждый боец мог разъяснить населению, с какими задачами мы пришли.
Потом уже из мемуаров я узнал, что Сталин предложил написать нормы поведения Красной Армии за рубежом. Они были утверждены Государственным комитетом обороны, спущены фронтам, вокруг этих документов и строилась воспитательная работа. С поляками надо было устанавливать дружественные отношения, никакого насилия и экспроприации. Вот с таким настроением мы и пришли.
Перед нами стояла также задача освободить Краков без разрушений, поэтому авиацию мы не применяли. Известно, что этот город ждала участь взорванной Варшавы. И большую роль в его спасении сыграли в том числе советские разведчики.
Там же произошел один яркий эпизод. Один местный житель мне сказал: «Пан-офицер, у меня немцы забрали пианино. Не могли бы ваши солдаты принести его обратно?». Вот вам и отношение. Хотя поляки тогда подвергались сильной обработке Геббельса: дескать, придут русские, и вы еще наплачетесь.
"Комсомольская правда".
* * *
В связи с позицией президентов Польши и Украины, напоминанм, что Освенцим освободила Красная, а не украинская армия.
Среди её командиров был генерал-майор Василий Иванович Петренко, уроженец Оренбургской области, а ещё был его тёзка Василий Петренко, только Яковлевич, родом из села Кочубеевка Полтавской области. Он командовал 107-й стрелковой дивизией. Как он пошёл в армию?
А вот так...
"Однажды, меня вызвали в райком комсомола. Спрашивают:
— Ты армию любишь?
Я говорю:
— Красную Армию? Конечно, люблю, это же наша армия!
— Ну, вот надо идти тебе в армию.
Это был двадцать девятый год, август, мне было семнадцать с половиной лет. В сентябре нас собрали в Полтаве и увезли в Баку. Набралось человек сорок или
пятьдесят, целый вагон, и почти все — добровольцы. Когда меня спросили, кем я хочу служить, я сказал: «Летчиком». Нас было три человека из Чутовского района, тех, кто желал стать летчиками. Полтавский областной военкомат командировал нас в Ленинград...
А командиром 100-й стрелковой дивизии, которая и получила название "Львовской", был генерал-майор Красавин, родом из Казани. Кстати, с 1938 по 1942 год тогда подполковник Красавин был узником ГУЛАГа. Чистки сталинские, знаете ли. Это - напоминание любителям вождя. Именно Красавин назначил штурм города и лагеря на 7 утра 27 января без применения артиллерии.
Советские солдаты вошли на территорию Аушвица и Биркенау около 3 часов дня.
