Новый год в снежном плену

"Пурга притихла. Стелется поземка по крышам заполярного поселка. Над головой послышались шаги…" Так начиналось стихотворение "Из репортерского блокнота", написанное мной в январе–феврале 1973 года, что называется, по горячим следам. И это не выдумка, не поэтическая фантазия — все происходило именно так. Но обо всем по порядку. Будучи спецкором газеты "Магаданская правда", я отправился в длительную командировку за Полярный круг. В четко спланированную редакцией поездку погода внесла серьезные коррективы. Туман над проливом Лонга Впрочем, поездкой ту командировку можно назвать с большой натяжкой. Из Магадана в Апапельхино (аэропорт заполярного города Певека) я добирался, естественно, на борту Як–40, автомобильной дороги туда нет. В Певеке ко мне присоединился собкор "Магаданки" по Чаунскому району Володя Курбатов, и мы на пару опять же по воздуху добрались до мыса Шмидта, где осели в общаге Рыркайпийской автобазы в ожидании летной погоды. В соответствии с редакционным заданием, нам предстояло вылететь на остров Врангеля для сбора материалов о работе местной полярной станции и о ходе эксперимента по разведению овцебыков. Собственно, либо на "полярке", либо в обществе этих милых животных нам скорее всего и пришлось бы встречать Новый 1974 год. Если бы вдруг на Мысе Шмидта не задул ураганный ветер "южак", а на пролив Лонга, отделяющий остров Врангеля от материковой части Чукотки, не опустилась завеса ледяного тумана. Пролив шириной полтораста километров, соединяющий Восточно–Сибирское и Чукотское моря, отличается исключительно коварным, непредсказуемым нравом. Всему виной непостоянство ветров и столкновение течений, делающих пролив непреодолимым для людей и оленей даже в самую лютую стужу, когда весь Ледовитый океан скован льдом многометровой толщины. Здесь, в проливе, ледовый панцирь постоянно трещит, крошится, льдины наползают друг на друга. Горе морскому зверобою, рискнувшему выйти в море на утлой байдаре, — это плавание будет для него последним. И все–таки береговые чукчи, вооруженные опытом поколений, каким–то образом умеют вычислить безопасные пути в этом ледовом крошеве и ухитряются перегнать своих оленей на остров. На этот риск они идут не от хорошей жизни. Бич оленьих стад на материковой Чукотке — овод, от которого нет никакого спасенья, на острове Врангеля отсутствует. Но мы с Курбатовым, увы, к славному племени чукчей–оленеводов не принадлежали и потому терпеливо ждали у моря погоды в совершенно пустом общежитии и время от времени пробирались по натянутому вдоль единственной улицы Рыркайпия канату к местному магазинчику, в котором, кроме хлеба и водки, из продуктов питания, не требующих готовки, продавались лишь венгерские консервы "цыпленок в собственном соку". Тем и питались. Наконец "южак" стих, однако туман над проливом стал еще гуще. А на календаре было уже 26 декабря, лимит времени, отпущенный для острова, был исчерпан. В плане командировки оставался Полярнинский горно–обогатительный комбинат, включавший в себя два прииска — "Полярный" и "Ленинградский". Ближайшим был "Полярный", разрабатывавший золотое месторождение на реке Пильхинкууль. Впрочем, какая, к дьяволу, в эту пору река. Все замерзло, занесено снегами. Тундра голая, неогороженная… Гнев пильхинкуульского Келе До "Полярного" добирались по зимнику на вездеходе. Прибыли вечером. Директор комбината Александр Васильевич Погребной угостил нас обедом, совмещенным с ужином, в приисковой столовой, меню которой мог бы позавидовать иной ресторан, и проводил нас в местный "отель" — одноэтажную постройку барачного типа. Где вскоре, измотанные дорогой и разомлевшие от еды, мы заснули мертвецким сном… О Погребном я уже рассказывал в одном из "магаданских" очерков. На моих глазах за десять лет этот незаурядный человек сделал поистине головокружительную карьеру. В начале 70–х он руководил крупнейшим в объединении "Северовостокзолото" добывающим предприятием. Судите сами: если на колымских приисках промывали пески с содержанием золота от двух граммов до 0,2 грамма на кубометр, то в песках Рывеемского (прииск "Ленинградский") и Пильхинкуульского (прииск "Полярный") месторождений содержание драгоценного металла достигало 60 граммов на кубометр песков. При всем при том "полярнинцы" постоянно перевыполняли план добычи золота. И в отраслевом министерстве, и в ЦК КПСС подобные руководители были на особом счету. Поэтому никто не был особенно удивлен, когда, "перепрыгнув" несколько иерархических ступенек, Александр Васильевич занял сперва кресло первого секретаря Чукотского окружкома партии, а несколько лет спустя возглавил крупнейшее в отрасли объединение "Северовостокзолото"… Во время ужина мы согласовали с Погребным план на следующий день. Было решено, что Володя займется тематикой отдела советского строительства, то есть соберет материал о деятельности местного поссовета, дома культуры и пр. Ну а я, как корреспондент отдела горной промышленности, займусь бригадами взрывников и механизаторов, занятыми на вскрышных работах. Что такое вскрыша торфов? Это жизненно важная для золотодобычи подготовка приисковых полигонов под операции будущего года. Геологоразведка определяет мощность золотоносных пластов, глубину их залегания. Зимой в пустую породу (на горняцком жаргоне — торфа) забуривается взрывчатка, массовые взрывы рыхлят промерзшую до состояния бетона торфа, а бульдозеры выталкивают ее за контуры будущих полигонов. Работа трудоемкая, тяжелая, в высшей степени ответственная. Вначале нам повезло: следующий день — это было 28 декабря, если можно назвать днем кромешную тьму в разгар полярной ночи, — был тихим, безветренным, поработали мы на славу. Завтра на взлетную площадку "Полярного" с Мыса Шмидта должен был прилететь Ан–2, на котором мы планировали начать обратный путь, чтобы встретить Новый 1974 год дома. Володя Курбатов — в своем Певеке, в обществе любимой жены и обожаемой им болонки по кличке Гранка. А мне еще предстоял полуторатысячекилометровый "прыжок" над чукотской тундрой и колымской тайгой, чтобы попасть домой, в Магадан. Но вечером поднялась пурга, которая бушевала без продыха трое суток. — Это местному Келе мы чем–то не угодили, — вздохнув, на полном серьезе пояснил Володя Курбатов. Проживший на Чукотке добрый десяток лет, он хорошо разбирался в тонкостях местной мифологии и фольклора и где–то даже верил чукотской мистике. А Келе — это чукотский злой дух, нечисть вроде дьявола… Стихла пурга лишь 31 декабря. Утром над головой послышались чьи–то шаги. "Давно пора! Прошла уже неделя, и гости приискового "отеля" немного одичали от пурги…" Это строки из стихотворения, которое я цитировал в начале очерка. Наш "отель" и впрямь замело по крышу. Вскоре дежурный администратор, которая тоже оказалась в снежном плену, позвала меня к телефону. Звонил Погребной. — Сам понимаешь, сегодня последний день года, вся техника на вскрышных работах, надо перевыполнить план хотя бы на два процента, чтобы люди получили премию. Сейчас ребята откопают ваше окошко, передадут все, чтобы вы встретили Новый год по–людски. А завтра или, на худой конец, послезавтра бульдозер вызволит вас из плена. Тогда вместе поднимем чарку… Компания в занесенном снегом приисковом бараке подобралась достойная: администратор, она же горничная — очаровательная молодая эскимосочка Тая Ачиргина, лектор–международник окружного общества "Знания", суровый с виду, но на поверку весельчак и хохмач торгинспектор из Анадыря, прилетевший на "Полярный" для проверки местного УРСа (управления рабочего снабжения), и, наконец, сам начальник этого УРСа, застрявший здесь в пяти шагах от собственного дома. Целиком окно отрыть не получилось, но для новогодних гостинцев хватило и форточки. Даже ветку кедрового стланика передали нам с земли, которую Тая украсила ватой и конфетами в цветных фантиках. Выпивки и закуски хватило на всех с лихвой. Новый год встретили весело, если не считать панического настроения начальника УРСа, которому жена по телефону устроила "сцену у фонтана". Выяснилось, что супруга пятидесятилетнего торгового начальника вдвое его моложе… Ну а затем, когда нас наконец откопали и выпустили на волю, мы с Курбатовым еще сутки ждали вылета на взлетной площадке прииска — прилетевшая с Мыса Шмидта "Аннушка", т. е. незаменимые в небе Арктики Ан–2, при посадке сломал лыжу. Несколько дней пришлось пережидать непогоду в Певеке. В итоге домой я попал лишь 10 января. Но Новый год в кругу семьи и друзей я все–таки встретил. Слава Богу, для таких бродяг, как я, в резерве на Руси есть еще один Новый год — Старый. Александр ЧЕРЕВЧЕНКО. 29 декабря 2014. №53