Видео
В мире
"Местами не могу понять ни виновных, ни потерпевших, настолько странные ошибки в элементарных правилах жизни допускают обе стороны", - признался в разговоре с press.lv присяжный адвокат Оскарс Роде, комментируя дела по рассмотрению сексуальных преступлений – изнасилований и педофилии.
За последнее время на нашем портале два громких материала вызвали живейший отклик аудитории. В одном был ролик с изнасилованием он-лайн, выложенный в интернете. В другом – рассказ о том, что на протяжении нескольких лет учитель танцев одной из детских студий регулярно домогается своих учениц.
В обоих случаях оказалось совсем непросто довести дело до уголовного, выявить виновных и уж тем более, наказать их. Парни из ролика доказывают, мол, все было по взаимному согласию – кричала девушка для усиления видеоэффекта.
Учитель танцев ссылается на детские фантазии, а его эсэмэски ученицам вполне откровенного содержания органы не сочли доказательством. Как же решаются дела подобного рода? На ком лежит бремя доказательств – на пострадавшем или обвиняемом? Как доказать, кто из двоих лжет, если свечку никто не держал?
-Все эти дела очень непростые, а часто - откровенно тяжелые для адвоката даже чисто в эмоциональном плане. Что представлять потерпевшего, что защищать обвиняемого- никакого удовольствия в этом нет, - говорит Оскарс Роде.
В том, что касается изнасилований, всегда одна сторона отрицает сам по себе факт, а вторая – доказывает его. Касательно педофилии то же самое - потерпевшая сторона не желает огласки, публичности. Да еще допросы сами по себе очень проблематичны, потому что такие воспоминания очень болезненны для пострадавшего.
Естественно, человек хочет, как можно короче все рассказать, но из-за этого иногда ускользает конкретика, которая может быть важной для установления истины. Какие-то детали пропадают, которые как раз таки могут быть важны для доказательной базы.
- В чем состоит специфика работы с детьми в таких делах?
- В силу своего развития ребенок не может толком рассказать, что с ним произошло, поэтому для работы с ним используются психологи и психиатры, которые при помощи психологических тестов, экспертизы, анализов дают свои заключения.
Представителям пострадавшей стороны такие дела вести чуть легче, потому что в основном их работа сводится к представлению заключений экспертов. Это их задача – установить тонкости: понимает ребенок, что с ним произошло или не понимает, врет или не врет... Самого ребенка закон требует, по возможности, оградить от участия в процессе.
- Какие ошибки допускают пострадавшие?
- В отношении изнасилований что важно для потерпевшей стороны – время. Нужно сделать над собой усилие и поскорее решиться на этот шаг - обратиться за помощью к полиции, врачу, чтоб можно было бы моментально засвидетельствовать биологический материал. Запачканную одежду нельзя ни стирать, не выкидывать – все это улики. Сразу нужно обращаться или к врачам или в полицию, которая направит на всевозможные экспертизы. Это самое важное для пострадавшего - поскорее зафиксировать следы.
Но человек, как правило, находится в состоянии шока от пережитого, поэтому упускает драгоценное время. А потом это ему могут поставить в упрек: почему сразу не бежал в полицию, а через 10 дней только собрался? Похоже на вымогательство, нажиться хочет…
- Фиксация изнасилования в интернете влияет как-то на ход дела?
- Конечно. Спасибо разного рода больным людям, которые это еще и записывают – они облегчают работу следствия. Есть же разного рода экспертизы, которые всему запечатленному могут дать качественные заключения и пояснить, насколько на самом деле добровольным или насильственным был процесс. Пусть потом суду доказывают, что пострадавшая с перекошенным от боли лицом на самом деле кричала от радости.
- Защищать педофилов, наверное, особенно нелегко?
- Нелегко еще и потому, что у нас педофилия теперь топовое деяние, к которому привлекается повышенное внимание общества. Это само по себе усложняет процесс, потому что давит на всех. По своему опыту скажу, что не всегда помогает установить истину.
Еще лет пять назад какое-то деяние могло б сойти за обычное хулиганство и даже глупость человеческую, а сегодня его могут трактовать как педофилию.
- Дым без огня – так бывает?
- Не то чтобы обвинять стали без повода. Просто повод бывает недостаточным для обвинения и уж тем более наказание находится несоразмерное содеянному. Поэтому сейчас всем нужно быть более осторожными в своих поступках и иметь в виду, что их могут трактовать разнообразно, иногда дело вообще выходит за рамки разумности.
Скажем, сфотографировался ты с голым ребенком, сыном или дочкой, да выставил это в интернет, начинаются подозрения – нормально ли это?
Или – забрел он в подворотню справить нужду, а там дети – доказывай потом, что не за ними пришел и расстегнул ширинку для другого дела.
- Сексологи говорят, что раньше нездоровые сексуальные пристрастия многие подавляли в себе, а теперь пытаются удовлетворять ввиду вседозволенности. Вы как фиксируете – больше стало преступлений на этой почве или нет?
- Это, к сожалению, было и всегда будет. В какой-то мере это психическое отклонение – педофилия. Не могу сказать, чтоб ее стало больше – сколько было, столько осталось. С появлением интернета она, возможно, получила больше распространения. Но ошибочно думать, что к нам слетаются педофилы со всего мира, будто бы мы самая обделенная нация. Нам все время нужен мифический злодей, который нас обижает, - так что это преувеличение.
- Бывали на вашем опыте несправедливые приговоры?
- Например, одно дело – оно широко освещалось в прессе. На мой взгляд, человек, что называется, попал в струю. Ему вменялось в вину, что он трогал других мальчиков, но то, что рассказывал эксперт, не создавало картины педофилии.
Безусловно, он был болен - возомнил себя посланником бога, раздевал детей и щекотал их, считая, что таким образом наказывает за непослушание. Но поскольку он касался спины и чуть ниже, сочли его причастным к педофилии. Но я не уверен, что его действия имели к этому отношение, исходя из заключения эксперта. Здесь, мне кажется, перегиб и случился.
Да, человеку нужна была врачебная помощь, но речь идет о соразмерности наказания. Он второй раз был осужден. В первый раз получил условный срок, тогда у него не было адвоката, и он не сумел настоять на назначении экспертизы, либо по незнанию не воспользовался правом ходатайствовать о назначении экспертизы. По второму делу нами было заявлено ходатайство, которое было удовлетворено, и экспертиза была назначена. Он свои действия не рассматривал в сексуальном плане, его основной мотив был совсем другим.
- Получается, самое сложное в таких делах - установить сам факт преступления, выяснить, что именно произошло?
-Да, и здесь роль психологических служб является определяющей. Комплексной судебно-психолого-психиатрической экспертизы. Разные службы стоят на страже интересов детей.
По большому счету, обвиняемому приходится защищаться от профессионалов. Потому что вопросы потерпевшему задать, по сути, невозможно. Его допрашивают один раз - в присутствии психолога. Дальше уже все исходят из оценки психолога.
-Забрать заявление пострадавший может, мало ли, вдруг передумает?
-Раньше возбудить дело можно было только по заявлению потерпевшего, но у изнасилования тоже есть квалифицирующие признаки: потерпевший, группа лиц…Сейчас забирай или не забирай заявление – следствие все равно будет решать продолжать уголовный процесс или нет.
Если изнасилование осуществлялось группой лиц или среди пострадавших есть несовершеннолетние, прекратить процесс по ходатайству или по заявлению потерпевшего нельзя. Потерпевший имеет право высказаться, простить, попросить суд о снисхождении - это смягчающие обстоятельства, но отменить наказание и прекратить дело несовершеннолетний не может.
- По российскому телевидению прошли уже три передачи, где подробнейшим образом обсуждают историю одного изнасилования и всем миром уговаривают несовершеннолетнюю девушку забрать заявление. Всех слушаешь - все правы, установить истину нереально.
-Да, я в курсе. Не понимаю, во-первых, что творится в голове у родителей и потерпевшей, если они согласились на эти передачи. Надеются, что смогут кому-то что-то доказать – никогда. Каждый останется при своем мнении.
Во-вторых, никто из зрителей никогда не читал материалов дела и не знает подробностей. В определенный момент парень и девушка оказались один на один, но при этом они находились в окружении многих свидетелей. Их показаний никто из нас не знает.
В любом случае, в Латвии в подобной ситуации несовершеннолетний заявление отозвать не может. Чтоб не бросало людей из стороны в сторону. В остальном, - хватает разных ситуаций. Так, 50 процентов заявлений в советское время (и сейчас, я думаю, столько же), сводилось к тому, что все было по согласию, но потом он назвал ее нехорошим словом, и она решила не прощать.
- Насколько у нас развита психологическая наука? Заключения экспертов являются решающими, но какова погрешность их ошибок?
- Достаточно большая. Частенько приходится задавать вопросы экспертам, когда речь идет о детях. Например, такие: «Вы говорите – ребенок не склонен фантазировать, не склонен обманывать. Как тогда объясните характеристики из школы, из кружков каких-то о том, что он отличается бурной фантазией?»
Получается, педагоги заметили у ребенка склонность к фантазии, а специалист - категорически нет. И я ведь не могу определить степень объективности его заключения.
-То есть, легко у нас осудить невиновных?
- Не буду категоричен в своих выводах. Я бы посоветовал взрослым людям почаще задумываться о своих поступках. О том, как они могут быть истолкованы и стараться не создавать неоднозначных ситуаций. Времена меняются, надо иметь это в виду и следовать общепринятым нормам.
Временами у меня в деле все сходится, но остается вопрос: как человек вообще оказался там, где оказался? Чисто по-человечески местами я не могу понять ни виновных, ни потерпевших. Наверное, специалисты могут истолковать, как человек ведется иной раз на совершенные глупости, насколько он слаб.
Например, мне непонятно, как семья принимает малознакомого гостя из-за границы, которого в квартире негде толком разместить. И пускает его жить в комнате детей. Не понимаю этого. Разговариваешь, все адекватны, но почему так поступают?
-Просто мы привыкли жить «в тесноте, да не в обиде».
-Я понимаю, постучал человек ночью, некуда ему пойти, ладно. Но он живет неделю! Понятно, что такое гостеприимство, но всему есть рамки. Если мы перенимаем опыт с запада по части педофилии, то надо быть последовательными и учиться не впускать в спальню к детям посторонних. На западе так не принято. Как и ходить в гости к взрослым дядям – с неопределенной целью.
По части дел приговоры, конечно, оправданы. Если человек фотографировал раздетых детей, да еще в компьютере у него куча собранных на соответствующую тему – понятно. Но много и таких дел, где за руку не пойман и где нет действия сексуального характера – там сложности.
- Могут ли эсэмэски с откровенными предложениями служить доказательством непотребного поведения учителя танцев?
-Ничего заранее не определяется, как доказательство. Только суд оценивает собранные следствием факты – насколько законно они собраны и о чем свидетельствуют.
В принципе, эсэмэски достаточно веский довод, они зафиксированы техническим путем и можно четко отследить, откуда и кому отправлены. Но чем еще подтверждаются домогательства? Никто не может заранее сказать, какой минимум доказательств нужен для возбуждения дела, для этого нужно знать детали. Бывает, одни факты подтверждают обстоятельства, другие факты их опровергают, и тогда в возбуждении дела могут отказать.
- На чьей стороне стоит наш суд, кому труднее – потерпевшим или обвиняемым? . Кому труднее доказывать свою правоту?
- На днях наш генпрокурор ругал следствие за некачественные расследования, но несмотря на это 80% дел, которые доходят до суда, рассматриваются в упрощенном порядке.
То есть, в таком случае дело рассматривается без проверки доказательств.
Из остальных 20%, где уже проверяются доказательства, примерно 5% обвиняемых оправдывают. Если ругают следствие и все-таки оправдывают только 5%, то легко ответить, на чью сторону становятся суды.
Особенность нашей системы в отношении изнасилований и педофилии состоит в том, что мы зачастую копируем западный опыт, забывая, что запад нарабатывал его десятилетиями, а мы хотим перенять все и сразу. При этом к их пониманию проблем мы еще не готовы, поэтому у нас начинаются разброд и шатания, перегибы в разные стороны. То у нас педофилии нет вообще, то у нас сплошь одни педофилы.
-Срок давности у нас есть по сексуальным преступлениям?
-Есть. Сейчас появляются призывы, что надо вовсе его отменить, но я не считаю это правильным. Есть преступления, по которым не существует сроков давности, но нужно исходить из тяжести преступлений.
Иногда слышишь, где-то возбуждено дело по педофилии спустя 23 года, значит, есть доказательства, иначе б процесс не открыли. Но - одно дело, если об изнасиловании или педофилии заявляет человек молодой... Ладно, пока учился, разбирался в жизни, осознавал произошедшее с ним…Но когда человек за сорок просит открыть дело, спрашивается, что ему мешало заявить об этом лет двадцать назад?
- Не потому ли отъявленные педофилы, посаженные за изнасилования младенцев, находились в камерах повешенными, что в справедливый суд у нас не верят?
-Всем в голову не заглянешь, но в основном вешались потому, что понимали: после содеянного жить им будет сложно. В тюрьме к таким относятся, мягко говоря, без особого тепла. На свободе они тоже ни у кого сочувствия не найдут.
Наверняка свой выбор они делали сами – в теории заговоров я не верю. Сотрудники тюрем тоже ведь несут ответственность за них, как за остальных заключенных, поэтому в камеру к другим на верную смерть не отправят. Так что, дела такого рода заканчиваются сами по себе, логично…
Елена Слюсарева
Фото автора
