Пушкин как анекдотическая фигура — страшно сказать, но первым это придумал еще его современник, Гоголь ("с Пушкиным на короткой ноге"). Хармс окончательно узаконил Пушкина в качестве мема, как сказали бы сейчас. С какого-то периода в качестве анекдота он зажил отдельной — и не менее богатой! — литературной жизнью, что, впрочем, неудивительно: где культ, там и анекдот. Любой у нас знает присказку "а работать кто будет — Пушкин, что ли?", ее буквально реализовали в "Ералаше" в начале 1980-х, где Пушкин материализовывался лишь для того, чтобы вытереть классную доску или подмести пол. Нет, пол, впрочем, мел Толстой.
Собственно говоря, для современного телевидения и кино Пушкин в качестве анекдота или мема гораздо ближе, комфортнее, удобнее, и в этой роли он все чаще появляется на экране (попытка сыграть Пушкина "всерьез" заканчивается еще большим анекдотом). На СТС недавно вышел сериал "Пушкин" — о воре, который похож на поэта; под воздействием стихов и самого духа он внутренне преображается. Пушкин у нас еще и метафора самой культуры и благородства, ныне невозможного. Весь этот исходный материал у авторов нынешнего фильма уже был перед глазами (режиссеры — Филипп Коршунов, Павел Мирзоев, авторы сценария — Елена Исаева, Аглая Соловьева). И даже легко представить, чем навеян нынешний сюжет: Пушкина невероятным образом спасли в 1837 году. Сожаление всей страны о погибшем на дуэли поэте не могло не реализоваться когда-нибудь в виде такого сюжета. То есть мы легко можем проследить всю траекторию возникновения сюжета о чудесном спасении Пушкина. И мы представляем авторов сценария, которые уселись за свои ноутбуки и стали этот сюжет развивать — и вот ровно в этот момент случилось нечто парадоксальное.
Сценаристы сейчас — люди подневольные, к сожалению: основные идеи и сюжетные ходы им вкладывает в голову продюсер, а они их только обрабатывают. Но здесь, судя по всему, авторы неожиданно получили большую, чем обычно, творческую свободу, они слушались не продюсера, а, так сказать, житейской логики — как это и должно происходить в нормальном кинопроцессе. Вот они честно спросили себя: хорошо, ну спасли Пушкина, а дальше что? И более или менее честно ответили на этот вопрос.
Этот фильм рассчитан на подростков — у нас сейчас любят все делать для подростков,— но идея, заложенная в фильме, отнюдь не детская. Пушкина (Константин Крюков) спасают во время дуэли двое современных школьников (перемещаются во времени они с помощью подлинных пушкинских часов, с ними нужно проделать какие-то сложные манипуляции). Ребята оказываются на месте дуэли и забирают Пушкина в наше время невредимым. Ну ок, как говорят у нас. И что теперь с ним делать?
В этом и состоит главная мысль фильма: у нас часто повторяют, что "вот если бы Пушкин (Толстой, Достоевский и т.д.) попал в наше время...". Но на самом деле вопрос не в них, а в нас: что мы могли бы им предложить, случись это?.. Мы — это имеется в виду все наше время, с его культурой и практикой.
Ничего, по большому счету, и фильм вполне реалистично это демонстрирует. Какие у нас есть варианты? Сделать селфи с Пушкиным. Сорок тыщ одних селфи. Скандировать "Пушкин! Пушкин!". Прямая интернет-трансляция. Наконец, позвать его в шоу на какой-нибудь телеканал. Фильм пародирует шоу наподобие того, которое ведет Иван Ургант, со всей подвывающей подпевкой, отрепетированными аплодисментами и закадровым хохотом. Это вполне реалистическое допущение — куда же еще Пушкину, как не сюда?.. Правда, авторы могли бы позвать его условно и "к Малахову", мы легко можем предположить, что именно интересовало бы ведущего и гостей студии в первую очередь. Даже школьник в кино первым делом задает ему вопрос: "Как у вас с Натали было? Сколько вообще было женщин? И едва ли шоу с Пушкиным отличалось бы от всех других. Иван Ургант все так же шутил бы над Пушкиным, каждый раз при этом одерживая победу, и массовка смеялась бы именно его шуткам. Ничего другого Пушкину мы — наше время — предложить не можем. Естественно, был бы и литературный вечер. Но, предупреждают Пушкина, народу может быть немного, стихов сейчас не читают, ничего вообще не читают.
Эту исходную посылку авторов, конечно. можно назвать реакционной: "Раньше было лучше, чище, благороднее, не то, что у нас; богатыри — не мы". Но дело даже не в том, что Пушкин демонстрирует нам "пошлость нашего времени". А в том, что настоящий, подлинный Пушкин нам, собственно, и не нужен. Всем нужно только его имя, бренд. Копирайт. При этом и сам Пушкин еще вынужден доказывать свою подлинность. И тут в фильме возникает другая тема: ускользающей идентичности. Мы живем во время изощренных имитаций, копий, двойников. Поэтому подлинный Пушкин, окажись он в нашем времени, вынужден был бы быть не собой, а тем Пушкиным, к которому мы привыкли. Каждое его натуральное движение упирается, можно сказать, в институт двойничества. Начиная с клоунов, переодетых Пушкиными, на Арбате и заканчивая многочисленными его отражениями, копиями — в прямом, каменном, и переносном смысле.
Парадокс, но подлинный Пушкин не нужен даже самим пушкинистам; в фильме есть нелепый профессор-пушкинист с усами, зачем ему настоящий Пушкин?
У него же есть свой, любовно созданный в течение десятилетий работы. А книгоиздателю настоящий Пушкин только мешает: издатель воспользовался эксклюзивными правами на него в результате грязного шантажа, но очень скоро, понимает он, все издатели сделают то же самое, и на рынке "новых подлинников Пушкина" случится обвал. И издатель — как обычно, это новорусский тип бизнесмена, у которого ничего святого (кино продолжает планомерно заниматься дискредитацией богатого человека), он не может придумать ничего лучше, чем... убить Пушкина, и подсылает к нему киллера.
Наконец, и самому Пушкину — вероятно, даже помимо воли авторов — тут страшно, мучительно скучно, несмотря на то что все его фотографируют, что вокруг его памятники и кафе его имени. "Белая береза под моим окном",— цитирует, завидев его, старушка, стоя у памятника Пушкину. "Скучно, братец",— написано на лице Пушкина, и он только из вежливости, кажется, удивляется новостройкам Москвы и возросшим техническим возможностям человека.
В общем, кино получилось не о Пушкине, а о нас. Памятников понаставили, а люди, как говорится, те же. Причем ему еще не рассказывали про СССР. "Спасти Пушкина" — это на самом деле означает поскорее вернуть его обратно, в его время, то есть под пулю Дантеса. Поскольку в нашем времени его уже обложили со всех сторон: в школу звонят из Министерства образования — такой механический, безжизненный голос, им нужно "предоставить Пушкина", и не нужно обладать большим воображением, чтобы понять, что будет дальше.
С другой стороны — к нему уже подбирается киллер. Остается одно — бежать. Бежать отсюда. Спасаться. Но окончательно спастись все же не удастся: любое вмешательство в прошлое, как мы знаем, не проходит даром. В итоге Пушкин избегает смерти в 1837 году; он доживет до глубокой старости, став "министром культуры при дворе", а также основателем жанра детектива.
Невозможно представить, что авторы фильма всерьез желают Пушкину такой судьбы. Они скорее смеются над такой перспективой. Итог — как говорил еще один русский культовый поэт, Высоцкий — "нате, смерьте: неужели такой я вам нужен после смерти?". Нет, лучше уж пусть будет, как было. При всем нашем сочувствии.