Молодая наука с длинной историей

Доктор психологии, специалист в области психодиагностики, действительный член Российской академии социальных и педагогических наук, член редакционной коллегии российского журнала "Психопедагогика в правоохранительных органах", выпускник Латвийской академии художеств (отделение живописи) Павел Трофимович ТЮРИН более десяти лет был начальником психологической службы Государственной полиции Латвии. Автор нескольких книг по психологии. А в этом году в Риге вышла его книга "LEGENDA о "писающем британце" — саркастический, фантасмагорический роман о "психологии хулиганства". Читает лекции в Балтийском институте психологии и менеджмента. "7 секретов" поговорили с профессором о том, что психология — серьезное и сложное дело. — Что для вас ваши титулы, Павел Трофимович? — Гораздо выше титулов я ценю два моих теста. О тесте двойного рисунка в 2007 году в Москве была опубликована целая книга. Позже этот тест был включен в "Словарь–справочник по психодиагностике" в серии "Мастера психологии", где собраны лучшие тесты мира. Рисуночные, проективные тесты считаются верхом психодиагностики именно личностных особенностей человека (тест Роршаха, тест Маховер). В упомянутый справочник включили еще одну мою методику — "Поведенческие альтернативы в условиях нормативных и ситуативных требований". Она о том, как человек будет себя вести, если, с одной стороны, реальная ситуация взывает к нему, чтобы он оказал помощь, принял какое–то участие, а закон говорит, что этого делать нельзя или не надо. Как будет вести себя человек в условиях этого двойного требования? Большинство реальных ситуаций — это как раз ситуации двойного требования. Жизнь подталкивает нас к одним действиям, а закон этого не учитывает и как бы настаивает на другом. Решится ли человек взять на себя ответственность, чтобы по ступить, скажем, незаконно? — Но это ведь относится и к самим психологам. Летом ряд авторитетных наших специалистов подверг резкой критике проект закона о психологах. В этой связи было сказано: как бы хорош ни был закон, он не освобождает психолога от ответственности за решение собственной дилеммы этического порядка. — Конечно. Это дилемма психолога. Риск, что психолог допустит ошибку, всегда есть, а уж начинающий психолог тем более может допустить ошибку. — Меня, как дилетанта, желание ставить перед психологами некие сомнительные, с точки зрения их роста, карьерные "шлагбаумы" привело к вопросу: неужели потолок образования психологов у нас столь низок, что после вуза их надо проверять на элементарную профпригодность? Это что, только у нас так? — Выдающийся американский психолог ХХ века Гордон Оллпорт писал: "Со своим скудным оснащением современный психолог выглядит как самонадеянный самозванец…" И, обсуждая проблему личности как проблему науки или искусства, он говорит, что великие писатели (Шекспир, Сервантес, Толстой, Цвейг, Пруст, Флобер и др.) — это гиганты наблюдения, "тогда как в психологии проблема личности разрабатывается маленькими людьми, сущими мухами, которые находят себе защиту в рамках науки и вносят в нее свои мелкие банальности"… "Это правда, что по сравнению с гигантами литературы психологи, занимающиеся изображением и объяснением личности, выглядят как бесплодные и порой немного глупые… Психолог не использует, в отличие от писателей, метод самоконфронтации фактов. Вместо этого он обычно находит безопасное место в чащобах статистической корреляции. Увлечение математикой ведет исследователя к избеганию сложности, стандартным формам поведения и мышления". Далее Оллпорт приводит пример, как известный английский антрополог сказал, что хотя он пишет о дикарях, но он никогда их не видел: "Он идет в атаку и добавляет: "И я уповаю на Бога, что никогда их и не увижу". Огромное количество психологов в качестве профессионалов никогда не видели индивидуума, и многие из них, я должен с сожалением признать, надеются, что никогда его не увидят. Эта традиция привела к созданию огромной, неясной психологической абстракции, называемой "обобщенно–зрелая человеческая психика". Человеческая психика, конечно, не такова, она существует только в конкретной, очень личностной форме…" Оллпорт замечает: он уверен, что очень немногие примут его точку зрения, но тем не менее, обостряя до крайности свою оценку большинства известных ему психологов, добавляет: "Я пойду дальше и скажу, что вследствие своих привычек к чрезмерной абстракции и обобщению многие психологи в действительности стоят ниже других людей в понимании единичных жизней". С другой стороны, несмотря на то что бессознательное в формировании поведения человека играет колоссальную роль, он, как всадник на необъезженной лошади, пытается самостоятельно — сознательно! — определять направление и формы своей жизни. И в связи с этим обстоятельством следует заметить, что, хотя статья Оллпорта была написана более полувека назад, она нисколько не утратила своей ценности, даже, скорее, еще более усугубилась, о чем свидетельствует вышедшая в 1996 году книга австралийского философа Дэвида Чалмэрса "Сознающий ум" (русское издание 2013 г.), которая, иначе не скажешь, потрясла мировое психологическое сообщество. Автор, в частности, пишет: "Современные научные теории едва ли вообще касаются действительно сложных вопросов о сознании… За последние годы появилось немало книг и статей о сознании, и можно было бы подумать, что мы движемся вперед. Но при более внимательном рассмотрении оказывается, что большинство этих работ обходит стороной самые трудные проблемы сознания. Зачастую в них обсуждается то, что можно было бы назвать "легкими" проблемами сознания… но ответ на них не решает трудной проблемы: почему все эти процессы сопровождаются переживаемой в опыте внутренней жизнью? Иногда этот вопрос полностью игнорируется, иногда откладывается до лучших времен, а иногда попросту декларативно объявляется разрешенным…" и т. д. Но для решения огромного множества личностных проблем человека это–то и есть самое главное! — И наши академические умы, осознав это, решили ввести сертификацию? Не требуя при этом нового качественного уровня. Так не перспективнее ли сделать школу, вузы такими, чтобы диплом в рамке был достаточной гарантией качественной услуги психолога? — Если наша тема — обеспечение эффективной психологической помощи, то скажу, что в какой–то мере сертификация может поставить заслон невеждам. Но, действительно, есть вторая сторона вопроса: а кто будет сертифицировать? И тут у меня есть большие сомнения. Я опасаюсь, что в экспертные советы войдут чиновники–психологи, вклад которых в психологическую науку ничтожен. Я не раз наблюдал, как приглашенные из–за границы, неплохие, в общем–то, психологи придирались по формальным признакам к работе латвийских коллег, которые более известны в научном мире, чем их "экзаменаторы". Чтобы повысить качество образования, нужны высококлассные специалисты. Хороший преподаватель чрезвычайно важен. Это все время надо подчеркивать. Может быть, на первом–втором курсах достаточно дать общее видение, ориентировку в психологию… Но далее психология должна все более и более смыкаться с философией. Психолог должен быть философствующим психологом. Это означает высочайший уровень преподавания. И, конечно же, очень трудный экзамен. На каждом курсе. Иногда же из курса на курс переводят просто так. Особенно это беда частных вузов. Потому что они боятся растерять студентов. Я, работая в одном вузе, был категорически против того, чтобы допустили до защиты диплома студентку, которая предмет знала безобразно, а ее дипломная работа представляла собой просто ужас. Меня отвели в сторонку и сказали: "А ведь она может обратиться в суд и потребовать деньги за обучение. Она же, когда поступала, платила и рассчитывала, что мы ее обучим. А получается, что мы ее не обучили". Я отказался участвовать в комиссии. Студентка диплом получила. И это, разумеется, не единичный случай. — Ага, значит, сертификация нужна для таких людей. И их тьма? — В принципе, сертификация, как я уже сказал, может ввести некие стандарты в этом виде деятельности. Ведь диплом высшей школы — еще не показатель уровня компетентности молодого специалиста. Его клиент ведь не может знать, как учился выпускник вуза — на "отлично" или еле–еле дотянул до диплома. Внешне "корочки" двух разных выпускников ничем не отличаются, а список сданных предметов и оценки за них клиенты никогда не увидят. К тому же, по моим многолетним наблюдениям, на серьезную учебу и работу в профессии мотивировано не более одной пятой части студентов–психологов. А четыре пятых желают лишь получить диплом. Или их привлекает мнимая легкость программы обучения. А многих — просто общая студенческая атмосфера, возможность покрасоваться: дескать, я вот изучаю модную дисциплину… Но, окончив вуз и крайне плохо разбираясь в проблемах психологии (тем более в конкретных проблемах личности), они начинают мнить себя "инженерами человеческих душ" и основной своей задачей считают манипулирование людьми. В своей практике такие "психологи" руководствуются шаблонами, сыплют заученными банальностями, однако не умеют не только думать психологически, но и вообще нестандартно мыслить. Вообще–то психология — чрезвычайно трудная, сложная дисциплина. И человек, когда он дает какие–то консультации, оказывает помощь, не должен здесь делать вид, что может эту помощь оказать, если он это сделать не в состоянии. Очень многие стараются стандартизировать человека и надеются, что с индивидуальной персоной не столкнутся. А отсюда постоянные очень схематичные ответы психолога на запросы клиентов. — Но в том–то и дело, что я из проекта и из публичных комментариев к нему авторов не считываю, что требования для получения сертификата будут выше шаблона и стандарта. — Согласен. Психолог, прошедший процедуру сертификации, может быть, будет способен решать стандартные психологические задачи, оказывать психологическую помощь на самом элементарном среднем уровне. Но сертификация ни на йоту не повысит способность решать нестандартные психологические проблемы, где требуется творческое мышление и способность самостоятельно находить решения психологических проблем личности — как, например, это потребовалось в работе с родственниками погибших под руинами "Максимы". Когда человек испытывает очень сильные эмоциональные переживания, приемы "по шаблону" не срабатывают. К тому же давно установлено, что мнемические и логические способности человека совсем не обязательно совпадают с творческими. Я полагаю, что сертификация требует разнообразных гибких вариантов ее применения, проводить ее должны авторитетные в науке люди и учитывать в своих оценках творческий потенциал экзаменуемых, а не руководствоваться схематическими и часто давно дискредитировавшими себя представлениями о личности человека. — Но мы тут говорим об уже взрослых людях с (допустим) состоявшимися профессиональными взглядами. Не может ли получится так, что через эти советы одна школа станет воевать с другой. У вас же их уйма. И вообще, что толку загонять всех "философствующих психологов", практиков и ученых под один алгоритм мышления? — Я думаю, что ни в коем случае нельзя противопоставлять психолога–практика и психолога–исследователя. Они обязательно должны быть взаимосвязаны. Кроме того, в последние годы все чаще и чаще говорят о том, что гуманитарные науки все–таки не могут быть алгоритмизированы. Многие серьезные психологи полагают, что по отношению к каждому конкретному клиенту приходится вырабатывать конкретную методику — видоизменять уже известную. И поэтому не случайно происходит постоянная смена психологических (и не только) парадигм, подходов. Гуманистический подход Карла Роджерса — одно, Виктора Франкла — совсем другое, Карла Юнга — еще одно, Альфреда Адлера — еще одно… Их так много… Кого же тут ставить "начальником"? Того, у кого симпатии к той или иной психологической школе? Вот Латвийский университет все больше и больше тяготеет к бихевиористскому подходу. Хотя многие психологи от этой школы категорически отказываются. Потому что она ограничивается лишь внешними проявлениями личности, не затрагивая ее глубинных переживаний. — Есть ли у вас какие–либо замечания не по идее сертификации, а по тексту законопроекта? — Пятая статья первого раздела. Реестр психологов. Непонятно, почему к данным, не подлежащим публикации, отнесен вуз, который окончил психолог, и полученные на него жалобы о профессиональной деятельности. Почему это должно быть скрыто? Десятая статья. Сказано, что Кабинет министров определяет порядок сертификационной проверки психолога и порядок проверки психолога–супервизора, а также минимальный объем их знаний. Вот этот минимальный объем знаний мне кажется исключительно формальным. Я бы здесь высказался иначе: определяет минимальный (хотя трудно определить, что такое минимальный) уровень личных психологических достижений. То, что ты не зазубрил, а внес в психологию сам. Ибо раз ты сам ничего в психологию не внес, ты эту психологию не понимаешь. Все–таки повторюсь: если психолог, несмотря на статус вуза, который он окончил, и блестящие оценки, которые он там получал, затем в психологии оказывается беспомощен и ничего не вносит в эту науку, тогда для чего тебя учили? Или учили, но ты настолько бездарен, что можешь только зазубрить, можешь воспроизвести, но дать что–то новое от себя ты не в состоянии. Так что же ты в новом психологическом объекте — другом человеке, что ты там сможешь понять? Он же для тебя новый объект. Исследуй его. А исследовать ты не умеешь. Ты можешь только зазубривать. Так или иначе, я считаю, что вся эта дискуссия (и вокруг законопроекта, и вокруг адекватной психологической помощи в случае трагедии в "Максиме") полезна. — Вы сказали, что каждый клиент для психолога суть новый объект и каждому нужна своя методика. Но психолог вряд ли может стать конгениальным клиенту. — Это еще один аспект затронутой нами темы. Сам человек, его опыт, переживания, представления о будущем, вся его жизнь — это психологическая реальность. Но язык описания этой реальности создает психолог, при этом он часто путается в обозначениях и искажает реальность, не понимает смысла или конструирует превратные смыслы, меняет местами и часто принимает язык за реальность и перестает соотноситься с ней. Так продолжается до тех пор, пока реальная действительность не напомнит о своем независимом от языка (и ее интерпретации) существовании. Тогда честный психолог вновь обращается напрямую к "оригиналу" и понимает недостаточность (и нерелевантность) своего языка. Все вышеизложенное говорит прежде всего о том, что психолог должен быть крайне осторожным в своих суждениях, оценках и заключениях о человеке. — Вспомнил, что психология — молодая наука (с длинной историей). И порой мне кажется, что с ее появлением мы стали психологически более распущенными, что ли. Вроде того, как медицина "убирает" обязанность следить за своим здоровьем. — Я припоминаю, как на лекции, когда в 1982 году учился в Москве, замечательный психолог Владимир Петрович Зинченко рассказал анекдот, впрочем, весьма похожий на реальность: "Научная конференция по педагогической психологии проходит в небольшом городе. В последний день ученых ведут на экскурсию по городу, и вот они останавливаются у домика, на лавочке сидит старая женщина. Экскурсовод говорит: у этой женщины пятеро детей, которых она одна вырастила и поставила на ноги, это известные теперь по всей стране люди — инженеры, испытатели, писатели, ученые. Ученые бросаются к ней с вопросами: какой метод воспитания вы применяли, в чем секрет? "Какие методы, милый. Время после войны было тяжелое, голодное, не до этого было. Что мы могли? Жалели мы их. Только жалели". В связи с этим хочу привести другой случай, курьезный, который рассказала на одном из своих семинаров известный американский психолог Вирджиния Сатир. Две проститутки, накопив достаточно денег и достигнув сорока лет, решили, как балерины, уйти на покой, чтобы открыть свое дело. Ничего другого, кроме того, чем занимались всю жизнь, они не умеют и потому решают открыть бордель. Покупают трехэтажный дом и приглашают на работу женщин. Поначалу дела пошли хорошо, но через пару месяцев выясняется странность: первый этаж приносит отличный доход, второй — посредственный, а третий вообще не дает прибыли. Хозяйки обескуражены — им–то казалось, что все три этажа должны работать одинаково, ведь на всех достаточно привлекательные дамочки. И вот сидят они в забегаловке за бутылкой шнапса или виски и ломают голову, пытаясь решить эту загадку. К их разговору прислушивается сидящий неподалеку, не раз бывавший в их заведении, пожилой господин. Он говорит: "Девочки, я вам скажу, почему на одном этаже дела идут хорошо, на другом — так–сяк, а на третьем плохо. Я на всех этажах отметился. Понимаете, на первом этаже работают бывшие парикмахерши, продавщицы и т. п. Здесь всегда царит легкая и непринужденная атмосфера. Допустим, что у какого–то мужчины не получается. Ну, не получается — значит, не получается. Приходит он на следующий день — его пощекочут, потискают — и у него получается уже лучше. Все чувствуют себя непринужденно. На втором этаже работают бывшие социальные работники, психологи и психотерапевты. И если у мужчины не получается, они забывают о своих прямых обязанностях и начинают морочить им голову о том, откуда у них жизненные проблемы, о подавленных детских комплексах. Некоторым мужчинам такой разворот в отношениях с прекрасным полом нравится, но далеко не всем. А на третий этаж, где выручка совсем плохая, вы, видать, из чувства сострадания или вины набрали безработных учительниц, потому что сами себя в школе вели плохо. И вот, если у мужчин что–то не получается, они твердят: "Вот что, мой дорогой, ты останешься здесь и будешь упражняться до тех пор, пока у тебя не получится". От такого психолого–педагогического насилия большинство сбегало на нижний этаж. Вирджиния Сатир рассказала этот поучительный анекдот будущим психотерапевтам, чтобы они не подменяли заинтересованное внимание и понимающее сочувствие к своим клиентам заготовленными схемами, которые оказываются бесполезными применительно к живой реальности. 29 декабря 2014. №53