Видео
В мире
-Ваша книга «Что делать? Жизнь с упадком Европы» является в большей степени отражением личных переживаний, чем политическим эссе. Почему вам захотелось поделиться этими размышлениями?
-Ситуация очень серьезная: исчезает не просто политическая, экономическая и общественная модель, а все, что на протяжении тысячи лет считалось «Западом». Это вовсе не какое-то незначительное происшествие, которое можно мимоходом отметить, а затем двинуться дальше. Массовый упадок Европы как цивилизации — это настоящая историческая трагедия, которая касается всех нас, не только как коллектива, но и как отдельных людей.
Лично я испытываю огромные страдания при виде грядущего конца западной цивилизации, которую люблю всем сердцем. Я знаю, что в этом я далеко не одинок, хотя многие современники еще не до конца осознают серьезность этих перемен или не решаются сделать из них должные выводы. Именно для них я и написал эту книгу, в которой хочу поделиться размышлениями о том, как мы, любящие Запад, его историю, наследие и традиции, можем остаться верными нашим убеждениями и передать их потомкам в пост-европейском мире.
— Вы вспоминаете аналогию между нынешним упадком западного мира и упадком греко-римского мира, которую вы рассматривали в одной из предыдущих книг. На что опирается это сравнение?
— Как показали многие историки вроде Освальда Шпенглера и Арнольда Тойнби, упадок Запада — отнюдь не случайность: он вписывается в логику истории, которая видела взлет и падение множества цивилизаций.
В книге «Упадок» — кстати говоря, она несколько недель назад была переиздана в карманном формате и с новым предисловием — я попытался показать, насколько нынешний кризис Европы напоминает кризис Римской республики I века. Она была охвачена беспрецедентным политическим, экономическим, демографическим, этическим и социальным кризисом, ее разрывали на части внутренние восстания, которые перерастали в настоящие гражданские войны.
В результате она превратилась в авторитарное государство, которое позволило стабилизировать ситуацию ценой резкого ограничения политических свобод и культурного застоя. Я убежден, что в ближайшие два десятилетия нас ждут такие же перемены, и могу лишь призвать читателей подготовиться к этим событиям.
— Вы отмечаете, что лишь очень немногие решаются произнести слово «упадок». Но вам не кажется, что само его употребление может повлиять на ситуацию?
— Все это напоминает медицину: вам бы хотелось, чтобы врач лечил ваш рак под видом насморка, из страха психосоматического воздействия правды? Поэтому я думаю, что честность с самим собой должна быть высшей добродетелью любой уважающей себя цивилизации. Как мне кажется, намеренное замалчивание реалий протекающих в настоящий момент культурных процессов — будь то массовая иммиграция, старение населения, исламизация, искусственный интеллект, распад национальных государств, саморазрушение системы образования, огромное отставание Европы от Китая, превращение демократии в технократию — представляет собой акт государственной измены с устойчивыми последствиями. Потому что в тот момент, когда правда — то есть все более необратимая сущность процессов — выйдет на всеобщее обозрение, рухнут остатки доверия к нашей политической системы и солидарности между различными социокультурными группами, которые образуют наше общество.
Только честный и хладнокровный анализ текущей ситуации может помочь нам определить поле для маневра (оно становится все меньше) и провести необходимые реформы для спасения и стабилизации того, что еще остается от нашей цивилизации, что, кстати говоря, очень точно отметил Мишель Уэльбек, когда писал свое мнение о моей книге.
— Этот цивилизационный упадок, судя по всему, волнует вас больше, чем тревожные заявления о потеплении климата…
— Вовсе нет. Хотя я скептически отношусь к заявленной климатической угрозе и тем более к влиянию человека в рамках этой теории, неограниченное использование природных ресурсов и разрушение разнообразия и красоты природы на всех уровнях являются неотъемлемой частью упадка цивилизации, как, кстати, было и в конце Римской республики. Именно поэтому я убежден, что бороться следует не с симптомами, а с настоящими причинами: нужно не просто заниматься сокращением СО2 и прочих проблематичных веществ, но и работать над материалистической, потребительской и эгоистической идеологией современного мира, чтобы прийти к новому равновесию с природой. К тому же, настоящая опасность для окружающей среды исходит уже не из Европы, которая добилась огромного прогресса в этой сфере, а из Азии…
К слову, меня все еще удивляют двойные стандарты многих экологов: они отстаивают все более радикальный «консерватизм» в экологическом плане, но при этом продвигают крайний конструктивизм в культурном плане. Можно сказать, что для многих из них исчезновение какого-то вида лягушки страшнее исчезновения европейской цивилизации… Кроме того, я написал эту книгу, чтобы привлечь внимание общественности к богатству нашей культуры и риску ее размытия или окончательного исчезновения.
— Брексит стал первым конкретным признаком распада Европы, которого вы опасаетесь?
— Честно говоря, я все еще не уверен, что Брексит на самом деле случится, хотя назначение Бориса Джонсона может изменить ситуацию. Тем не менее не стоит путать Европу и Евросоюз: на протяжение многих веков Запад был гораздо более единым в политическом и культурном плане, чем сейчас. Поэтому исчезновение или преобразование Европейского союза как такового не будет означать развал Европы как цивилизации. Распад идет в первую очередь изнутри, а не снаружи. Разрушение традиционной семьи, культурный релятивизм.
Исторический мазохизм, политкорректность, тенденция запрещать все неугодные мнения, замена однородных сообществ совокупностью стремящихся лишь к собственной выгоде групп, социальная поляризация, циничная замена абсолютной правды договорными «компромиссами» — вот настоящие причины развала Европы. Наблюдаемые сегодня политические события — превращение Европейского союза в главного защитника всего вышеперечисленного и стремление британцев, а также «популистов» по всей Европе пожертвовать европейским единством ради спасения хотя бы их собственной идентичности — являются тому прискорбными последствиями.
Потому что настоящий ответ заключается в другом: Запад сможет остановить нынешний упадок только в том случае, если вернется к корням, а также сохранит солидарность и единство. К сожалению, это послание услышат только тогда, когда будет уже слишком поздно.
— Вы говорите, что не хотите ударяться в катастрофизм. Но и оптимистом вас сложно назвать…
— Прежде всего, я считаю себя историком и не могу закрыть глаза на тот факт, что великие людские цивилизации проходят более или менее схожие исторические циклы. Почему Запад должен стать исключением из тысячелетнего правила? Далее, я считаю, что довольно отчетливо вижу происходящие сейчас в нашем обществе процессы. Достаточно пройтись по пригородам Парижа, Лондона и Брюсселя, проехаться по пустеющим деревням, увидеть собственными глазами уровень образования в школах и университетах, оценить изменение процентных ставок, пообщаться со все более оторванными от действительности национальными и европейскими политическими властями, ощутить растущее смятение и нелюбовь европейцев к своей политической системе, чтобы увидеть, что Запад переживает радикальные преобразования, причем не к лучшему.
Наступление ожидаемого большого кризиса можно будет с большими затратами отсрочить на несколько месяцев или лет. Но когда казна опустеет, а система соцобеспечения развалится, мы увидим, что «желтые жилеты» были всего лишь прелюдией к намного более страшным конфликтам. У возникшей в результате всего этого Европы будет мало общего с той, чьи последние метания мы наблюдаем в настоящий момент. Если мы хотим сохранить хоть что-то, что мы любим в этой переживающей упадок цивилизации, то время пришло…
— В целом, эту маленькую книгу можно рассматривать как личное руководство по выживанию. Но нет ли каких-то коллективных средств противодействия неизбежному упадку?
— Разумеется, есть! Кстати говоря, я несколько раз подчеркиваю, что это небольшое руководство ни в коем случае не может служить заменой для коллективной политической деятельности. Как раз, наоборот, vita activa и vita contemplativa должны дополнять друг друга для формирования по-настоящему стабильного ядра общества. Тем не менее нужно понимать, что Европе очень плохо, и что даже при лучшем раскладе она очень сильно изменится по отношению к той Европе, к какой мы привыкли. Если мы на самом деле хотим сохранить нашу идентичность во время поджидающих нас кризисов, давно пора перестать перекладывать ответственность на политический мир, который в значительной мере безразличен или даже враждебен настоящей европейской культуре.
Причем разобраться с ним просто так не получится. Сейчас мы все больше ощущаем внутреннюю силу «параллельных обществ», которые доминируют в наших больших городах: если не принять активных мер по укреплению нашей идентичности, у нас скоро не останется права на наше собственное «параллельное общество»… Времена, когда мы могли рассчитывать на стабильность нашей политической и культурной системы остались в прошлом. Если мы хотим защитить наше наследие, борьба должна вестись на двух направлениях. С одной стороны, нам нужно превратить каждого человека, каждую семью и каждую группу людей в маленькую крепость сплоченных ценностей и идентичности.
С другой стороны, мы должны развивать новую политическую идеологию, которая объединяет культурный консерватизм и борьбу за единую Европу (она не обязательно тождественна Евросоюзу). Кстати говоря, такова тема моей последней книги «Обновление Европы», которая вышла несколько недель назад на немецком языке и в ближайшие месяцы будет переведена на французский, английский, польский, итальянский и испанский. Она выступает своеобразным диптихом с книгой «Что делать?»
*Давид Энгельс (David Engels), историк, преподаватель Западного института в Польше и Брюссельского свободного университета.
Первод Иносми.ру
